Пол Остер - Сансет Парк

• Название: Сансет Парк
• Автор: Пол Остер
• Жанр: Современная проза

Сияющая, страстная, экспансивная, эмоциональная демонстрация силы, отличная от всего, что он когда-либо писал.

Сансет Парк исследует надежды и страхи незабываемых персонажей, объединенных таинственной Майлс Хеллер, в черные месяцы экономического коллапса 2008 года:

Загадочный молодой человек, работающий мусорщиком в южной Флориде, одержим фотографированием тысяч брошенных жилищ, оставленных выселенными семьями.

Группа молодых людей самовольно поселившихся в Сансет Парк, Бруклин.

Больница для Сломанных Вещей, которая специализируется на ремонте артефактов исчезнувшего мира.

Классика Уильяма Уайлера Лучшие годы нашей жизни 1946-го года.

Знаменитая актриса готовится вернуться на Бродвей.

Независимый издатель отчаянно пытается спасти свой бизнес и свой ​​брак.

Таковы лишь несколько нитей, которые Остер волшебно сплетает в этом быстро развивающемся повествовании о современной Америке и ее призраках. Сансет Парк — удивительное подтверждение того факта, что Пол Остер один из величайших ныне живущих писателей.

---

Когда ей было десять лет, появилась фатва против Салмана Рушди. Она уже тогда была активным читателем, девочкой из страны книг, только что погрузившейся в восьмую книгу об Анне из Зеленых Мезонинов, мечтающая когда-нибудь сама стать писательницей; и тогда появились новости о человеке из Англии, опубликовавшем книгу, которая разозлила многих людей в разных концах мира, и что бородатый лидер одной из стран выступил и объявил, что этот человек в Англии должен быть убит за все написанное им. Это было непостижимо для нее. Книги не были опасными, сказала она себе, они приносили лишь удовольствие и счастье людям, читающим их, они оживляли людей и делали их более дружественными, и если бородатый лидер той страны на другом конце мира был против, написанной англичанином, книги, то все, что он должен был сделать — это перестать ее читать, отложить ее куда-нибудь в сторону и позабыть о ней. Угрожать убийством за написание романа, выдуманной истории в выдуманном мире, было самой глупой вещью, о которой она когда-либо слышала. Слова были безвредны, не приносили никому боли, и пусть какие-то слова были обидными кому-то, слова не были ножами или пулями, они были просто черными пометками на кусках бумаги, и они не могли убить или что-то повредить. Так она думала о фатве в свои десять лет, ее наивный, но серьезный, ответ абсурдности совершившегося беззакония, и ее гнев был очень эмоциональным, потому что был связан со страхом — впервые в ее жизни она встретилась с отвратительностью грубой, бессмысленной ненависти, впервые ее юные глаза увидели темную сторону мира. Дело с фатвой продолжалось, конечно, много лет до его прощения на День Святого Валентина в 1989 году, и она росла вместе с историей Салмана Рушди — взрывы в книжных магазинах, удар ножом в сердце переводчика на японский язык, пули в спине норвежского издателя — эта история оставалась внутри нее на все время ее перехода из детства в молодость; и чем старше она становилась, тем больше понимала опасности мира, угрозу, которую могли принести слова, и в странах, правящих тиранами и военными, каждый писатель, осмелившийся выражать себя свободно, рисковал многим.

Программу ПЕН’а Свобода Писательству возглавляет человек по имени Пол Фаулер, поэт — в свободное время, активист в защиту человеческих прав — по профессии; и когда он предложил Алис ее работу прошлым летом, он сказал ей, что вся работа заключается в одном: шуметь, шуметь так громко, как получится. Работающий на полную ставку Пол, Линда Николсон, у которой такой же день рождения, что и у Алис, их троица и составляет самый маленький отдел, посвященный производству шума. Почти половина их работы посвящена международным проблемам: кампания реформирования Артикла 301 уголовного законодательства Турции, например, оскорбительный закон, угрожающий жизням и безопасности писателей и журналистов за критические записи об их стране; попытки освобождения писателей, находящихся в тюрьмах во многих частях мира — бирманские писатели, китайские писатели, кубинские писатели — многие из них страдают тяжелыми болезнями, вызванными суровым обхождением с ними; и, нагнетая напряжение на различные правительства, ответственные за эти нарушения международного права, рассказывая об этих историях в мировой прессе, обращаясь с петициями, подписанными сотнями известных писателей и поэтов, ПЕН часто добивается того, что пристыженное то или иное правительство отпускает узников на волю, не так часто, как хотелось бы, но достаточно часто, чтобы видеть — эти методы работают, что надо пробовать и пробовать, а во многих случаях — на это уходит много лет. Другая половина их работы посвящена местным проблемам: запреты на книги школами и библиотеками, например, или Кампания за Настоящую Свободу, инициализированная ПЕН в 2004 году в ответ на Патриотический Акт, утвержденный администрацией Буша, в котором американское правительство получала беспрецедентное право наблюдать за жизнями американских граждан и собирать информацию об их персональных предпочтениях, книжных вкусах и мнениях. В докладе, который Алис помогла составить Полу в самом начале ее работы, ПЕН призывает к следующим действиям: вернуться к неразглашению данных книжных магазинов и библиотек; ограничить использование Писем Национальной Безопасности; уменьшить количество секретных программ по наблюдению; закрыть гуантанамскую и все остальные секретные тюрьмы; покончить с пытками, беспричинными заключениями и похищениями людей; расширить программу для иракских писателей-беженцев. В тот же день, когда ее приняли на работу, Пол и Линда сказали ей, чтобы она не тревожилась, когда слышала странные звуки во время телефонных разговоров. Линии ПЕН прослушивались, а американское и китайское правительства наблюдали за их компьютерной деятельностью.

Сегодня — первый понедельник нового года, пятое января, и она только что приехала в Манхэттен на свою пятичасовую работу в ПЕН-центр. Она будет здесь с девяти часов утра до двух часов дня, а потом вернется в Сансет Парк и проведет несколько часов в работе над своей диссертацией, заставляя себя работать до шести-тридцати, пытаясь добавить один-два параграфа к Лучшим Годам Нашей Жизни. Шесть-тридцать — время, когда она и Майлс встречаются на кухне, чтобы приготовить ужин. Они впервые будут вместе готовить еду после того, как Пилар вернулась во Флориду, и ей это нравится, ей нравится быть вместе с сеньором Хеллером какое-то время — сеньор Хеллер оказался действительно интересным, как его рекламировал Бинг — и ей нравится быть рядом с ним, говорить с ним, видеть, как он двигается. Она не влюблена в него так, как бедняжка Эллен, не потеряла свою голову и не начала насылать проклятий на голову невинной Пилар Санчез за кражу сердца, но мягкий голос, угрюмость, непроницаемость Майлса Хеллера размягчили и ее сердце, и ей трудно вспомнить, как было в доме до его вселения. Четвертую ночь подряд Джэйка не будет здесь, и ей неприятно, что она рада этому.

Она все еще размышляет о Джэйке, выходя из лифта на третий этаж, спрашивая себя: наступил ли тот самый момент прощального шоу или она должна отложить этот момент, подождать, пока четыре фунта потерянного веса в декабре превратятся в восемь фунтов, двенадцать фунтов, сколько бы там ни потребовалось фунтов, чтобы она перестала обращать на них внимание. Пол уже сидит за своим столом, разговаривай с кем-то по телефону, и он приветственно машет ей рукой из-за другой стороны стекла, разделяющей его офис от комнаты, в которой находится ее стол, ее небольшой, захламленный стол, где она садится и включает свой компьютер. Линда появляется позже, через несколько минут, с красными щеками от холодного утреннего воздуха, и прежде, чем она снимет свое пальто и примется за работу, она подходит к Алис, целует ее в левую щеку и желает ей счастливого Нового года.

Со стороны офиса Пола доносится рычащий вздох, звук неожиданности ли, разочарования ли, горечи ли — точно не ясно. От Пола часто доносятся неопределенные звуки после того, как он вешает телефон, и как только Алис и Линда поворачиваются посмотреть в стекло офиса, Пол, уже встав, направляется к ним. У него — новости. Тридцать первого декабря китайские власти позволили Лю Сяобо встретиться с женой.

Это — их самый последний процесс, самый тяжелый процесс на сегодняшней повестке дня, и с тех пор, как Лю Сяобо был задержан в начале декабря, они мало что могли сделать. Пол и Линда, они оба пессимистичны о нынешнем его положении, оба уверены в том, что пекинская полиция будет держать Лю пока не найдется достаточно свидетельств против него, чтобы состоялся формальный арест на основании подстрекательства к свержению законного правительства, на основании чего он может попасть в тюрьму на пятнадцать лет. Его преступление: соавторство документа, называемого Хартия 08, декларации, призывающей к политическим реформам, к расширению человеческих прав и прекращению однопартийного правления в Китае.

Лю Сяобо начинал, как литературный критик и профессор в Пекинском университете, довольно важная фигура, чтобы получать приглашения многих иностранных учреждений, таких как университета Осло и Колумбийского университета в Нью Йорке, тот самый Колумбийский университет Алис, в котором она будет защищать ее докторат; активизм Лю проявился еще в 1989 году, в году стольких событий, в году, когда пала берлинская Стена, в году фатвы, в году площади Тяньанмень, и именно тогда, весной 1989 года Лю ушел из Колумбийского университета и вернулся в Пекин, где устроил голодовку на площади Тяньанмень в поддержку студентов и правовых мирных методов протеста, чтобы предотвратить возможное будущее кровопролитие. За это он провел два года в тюрьме, и потом, в 1996 году, был осужден на три года перевоспитания работой за выражение мнения, что китайское правительство должно начать открытую дискуссию с Далай-Ламой о Тибете. Последовало еще больше наказаний, и с тех пор он жил под постоянным наблюдением полиции. Его последний арест случился 8 декабря 2008 года, случайно или намеренно, за один день до шестидесятой годовщины подписания Всемирной Декларации Человеческих Прав. Его содержали в неизвестном месте, без адвоката, без возможности писать или связаться с кем-нибудь. Означало ли разрешение на новогоднюю встречу с женой какие-либо перемены, или это был просто акт жалости, не намекающий ни на какой исход дела?