Владимир Немцов - Последний полустанок

• Название: Последний полустанок
• Автор: Владимир Немцов
• Жанр: Научная Фантастика

---

Вчера в газетах он прочел, что на одном из островов, где патриоты боролись за свою независимость, колониальные войска спалили и уничтожили несколько деревень. Погибли сотни женщин и детей. Повстанцев бросили в тюрьму, и теперь они ждут казни. Не только Вадима, но и всех работников здешнего института, иностранных гостей, да и, наверное, всех честных людей мира, серьезно взволновало это известие. Опять колонизаторы не унимаются, опять льется кровь.

Делая вид, что все еще подготавливает аппаратуру, Вадим рассказал Римме о трагедии маленького острова, о судьбе приговоренных.

- Подумать только, - искренне негодовал он, размахивая отверткой. - Против женщин и детей колонизаторы выпускают танки, бросают бомбы... Люди сгорают заживо...

- Не знаю. Не читала.

Вадим поперхнулся и, позабыв о приборах, посмотрел Римме в глаза.

- Но ведь я же рассказываю?

- Вы это умеете, - рассеянно улыбнулась Римма и картинно потупилась.

На всех приборах, отмечающих ее самочувствие, ничто не изменилось. Вадим упрекнул себя в недальновидности - в конце концов, не все обязаны интересоваться международными событиями. Попробуем другое. И он осторожно перевел разговор на более близкую тему. Ссылаясь на пример своих друзей, которые поехали осваивать Сибирь, Вадим увлеченно рассказывал о том, что каждый день приносит нам новые большие и малые радости. Он даже постарался раскрыть перед Риммой широкие горизонты завтрашнего дня, упоминал о романтике, о приключениях...

Хоть бы что-нибудь задело Римму. На осциллографах, отмечающих ничтожные доли душевного волнения, все оставалось по-прежнему. Сердце Риммы работало с завидной четкостью метронома.

Вышла новая увлекательная книга, о ней говорит вся страна, люди спорят, радуются успеху автора или поносят его. Римма спокойна, книг она не читает. Допустим. Тогда еще одна новость: после долгого перерыва Киевская студия наконец выпустила интересный, талантливый фильм. Римма его видела, понравился, по воспоминания ее не тревожат.

В страшной растерянности Вадим подкручивал ручки, щелкал переключателями, чтобы увеличить на экране зубчики, чтобы как-то заметить их изменение. На движущейся ленте самописцев он разглядывал в лупу цветные линии, чтобы увидеть отклонение их от заданной оси хотя бы на полмиллиметра.

- Посидите еще минуточку, Римма, - говорил он при очередном переключении. - Что-то случилось с приборами. Они отказались работать.

Зря старался Вадим. Приборы были в идеальном порядке, но они не могут отмечать изменения, которых нет. Римма обыкновенная равнодушная девочка, и таких, к сожалению, еще много. Не удивляйся и не трать силы, Вадим. Неужели таких девушек ты никогда не встречал?

- Вы знаете, отчего погиб Петро? - спросил он, уже не скрывая своего отчаяния.

Римма снисходительно улыбнулась. Опять ей пришивают Петра. Всякое люди могли наболтать - погиб от несчастной любви. А кто же здесь виноват?..

- Не понимаю, зачем вы спрашиваете? - равнодушно проговорила Римма. - Меня это меньше всего интересует.

Бедный Димка! Чистая твоя душа! Неужели ты никак не разгадаешь Римму? И нечего тут сердиться, злиться!

- Как не интересует? - воскликнул он и сдернул темное покрывало с летающего разведчика. - Вот что его погубило.

Испытывая некоторое разочарование, Римма пожала круглыми плечами:

- Я слыхала что-то насчет орла. Говорят, с ним было столкновение.

Вадим рассказал, что за орел появился над нашей территорией, вспомнил о разведывательных воздушных шарах, но, несмотря на подчеркнутое внимание Риммы, видел по приборам, что это ее абсолютно не касается. Наконец, чувствуя полную безнадежность всей этой затеи, с горькой мыслью, что теряет кусочек своего сердца, Вадим признался:

- Ничего-то вас в жизни не интересует.

Римма бросила на него игривый взгляд:

- Ну это как сказать!

- Да чего уж тут говорить! - вздохнул Вадим. - Одними тряпочками интересуетесь.

- Не только тряпочками. Но каждая девушка любит со вкусом одеться. Чи погано?

Вадим уже отчаялся, посмотрел на движущуюся ленту, где хотел запечатлеть хоть какие-нибудь эмоции своей любимой, и решил их вызвать самым простым, но малоутешительным для него способом.

- Да, конечно, приятно смотреть на красиво одетых девушек. Сейчас уже делают новые ткани. Скоро выпустят какой-то особенный нейлон, дешевле и красивее заграничного.

- Слыхала, - подтвердила Римма, и Вадим застыл, глядя на экран осциллографа. - Ничего хорошего тут нет. Я сумела достать настоящий американский нейлон. А наш выпустят - тогда его каждая домработница наденет...

С этой мыслью Римма уже смирилась, а потому никакого волнения приборы не отметили.

- Больше вы мне не нужны, - щелкая выключателями, сказал Вадим. - Спасибо.

- А когда в микрофон балакать?

- Не надо: мне уже все ясно.

Расстегивая браслетки приборов, Римма что-то напевала, потом взяла один приборчик, круглый, похожий на микрофон, и поднесла к его губам.

- Даю пробу, даю пробу... Раз, два, три... На меня ты посмотри. Как слышите, Вадим Сергеевич?

Она смеялась, дурачилась, болтая красивыми точеными ногами, и в этот момент - вот уж некстати - вошел Дерябин.

- Ну, как успехи? - спросил он у Багрецова и покосился на Римму.

Вадим рассказал, что приборы работают нормально, пробовал на себе, на Марке Мироновиче, и вот сейчас Римма пришла помогать.

Он совершенно сознательно не упомянул при ней, что показали испытания, и, дождавшись, когда она скрылась за дверью, поделился своими сомнениями с Борисом Захаровичем.

- В последнем случае, - Вадим указал глазами на дверь, - приборы ничего не отметили. Никаких изменений.

Дерябин в это время рассматривал записи на ленте.

- А это что? - ткнул он пальцем в размашистые кривые.

Пришлось Вадиму извиняться за Римму.

- Случайная запись. Она что-то болтала вроде как в микрофон, но... - Вадим проследил за взглядом Дерябина и осекся. - Вы думаете, что здесь то же?..

Сравнивая две записи: странного самочувствия Яшки при ускорении и болтовни Риммы, Борис Захарович не мог не отметить их тождественности.

- Да. Но если бы Яшка умел говорить, - снимая очки, пробормотал Дерябин. Впрочем, он мог кричать... И это невозможно. Приборы защищены от звуков.

- Бабкин! - воскликнул Вадим. - Это он говорил.

- Чепуха. В Яшкину камеру просунуться нельзя. Подключиться к радиостанции трудно. Да и микрофона у него не было. - Борис Захарович дохнул на стекла очков, протер их и сказал неуверенно: - А впрочем, бегите, узнайте.

Бабкин лежал на кровати, вытянув поверх одеяла забинтованные руки.

- Наконец-то! - обрадовался он вбежавшему Вадиму. - А я уже совсем подыхал от скуки. Читать нельзя. Ты бы мне какой-нибудь "автоперелистыватель" сконструировал.

- Ты что-нибудь передавал сверху?

- Как видишь, - Тимофей поднял руки. - Единственный практический результат. Лучше уж бросать записки в ботинках. Правда, жена спросит, куда я их дел.

- А в радиостанцию включался?

- Не помню. Кажется, пробовал... Погоди... - Тимофей вытащил из-под подушки карманный приемник и задумчиво повертел его в руках. - Ну да. Громкоговоритель подсоединял. Но ведь внизу все равно ничего не слышали.

Вадим не смог сдержать радостного нетерпения.

- Не слышали, но видели запись на ленте. - И он рассказал, что из этого получилось.

Притащили маленький магнитофон, на котором записали примерно те же слова, что передавал Тимофей, и когда воспроизвели эту запись графически, то выяснилась их абсолютная схожесть в зубчатой кривой, принятой из "Униона". Все это было нужно для доказательства, что самочувствие Яшки-гипертоника в момент ускорения оставалось нормальным. Это обрадовало и Дерябина, и Марка Мироновича, и, конечно, Багрецова, который внутренне гордился своим открытием, хотя в основном оно было подсказано Борисом Захаровичем. Дерябин подшучивал над Вадимом, что он уже практически подошел к созданию "кресла чуткости", о котором говорил Афанасий Гаврилович, что такие кресла с сигнальными приборами нужно выпускать в серийном порядке.

- Пусть люди учатся бережному отношению друг к другу.

- Это, конечно, полезно, - с печальной улыбкой согласился Вадим. - Но я бы применял такие кресла для выявления равнодушных.

Борис Захарович похлопал его по плечу:

- Неплохо придумано. Хочет человек посвятить себя науке? Пожалуйста, побеседуем. И если приборы покажут, что товарищ из породы равнодушных, никакие знания его не спасут. В науке таким делать нечего.

В другое бы время Вадим увлекся этой темой, стал бы развивать ее, фантазировать. Но сейчас сердце его щемило, и не защита науки от равнодушных дельцов волновала его, а печальное открытие, что душа любимой оказалась пустой. И дело здесь не в приборах, они лишь подтвердили то, над чем не раз задумывался Вадим. Сейчас, вспоминая мелкие частности, разговоры с Риммой, ее отношение к людям, интересы, все, из чего складывается внутренний человеческий облик, Вадим все больше и больше убеждался в своей ошибке. Не мог он полюбить ее. Не мог.