Сильвия Соммерфильд - Любовная капитуляция

• Название: Любовная капитуляция
• Автор: Сильвия Соммерфильд
• Издательство: Редакция международного журнала «Панорама»
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1995
• ISBN: 5-7024-0236-7; 5-7024-0237-5

В романе повествуется о двух юных шотландских аристократках — Кэтрин и Энн Мак-Леод. Волею судьбы они лишаются не только своего состояния, но и прав. Этим пользуется фаворит, только что взошедшего на престол, короля: он хочет жениться на Кэтрин против ее воли. Подчиняясь монаршей прихоти, девушка вынуждена дать брачный обет, но не может смириться с ролью нелюбимой жены, так как Донован Мак-Адам считает любовь сентиментальной выдумкой. Однако…

Брак молодых супругов Кэтрин и Донована Мак-Адама сначала не складывается — должно пройти время, чтобы они победили в себе гордыню, предрассудки, безосновательную ревность. Иная судьба у другой сестры, Энн, которой в основном посвящена вторая книга романа. Она полюбила высокопоставленного английского агента, пытающегося установить прочный мир между Англией и Шотландией. Эндрю Крейтон тоже любит Энн, но пока он не выполнит свою миссию, брак между ними невозможен. Удастся ли им в буре событий сохранить любовь и обрести счастье?

---

Донован собрался было заговорить, когда из ряда вышел еще один обвиняемый и встал рядом с Линдсеем. Это был Эрик Мак-Леод. Донован пристально вгляделся в него. Какое сходство с сестрой! Тот же цвет волос, та же осанка, та же несгибаемая гордость…

— Сир, к сожалению, никто из служителей закона не пожелал высказаться от нас. — Эрик помедлил, затем заговорил вновь, спокойно и сдержанно. — В случае моей смерти некому будет продолжить имя Мак-Леодов, оно будет вычеркнуто из списков живущих, и мысль об этом потрясает меня и все мое семейство. Но уж лучше это, чем измена данному слову. Я могу говорить только за себя, но я бы просил разрешения вашей милости ходатайствовать за моего троюродного брата лорда Линдсея.

— Продолжайте, милорд, — сказал Яков; лицо его оставалось бесстрастным.

В зале пробежал ропот. Донован пристально вглядывался в юношу, представляя себе на его месте Кэтрин. Глаза, форма лица, все так похоже. Словно почувствовав его взгляд, Эрик озадаченно и хмуро посмотрел на Донована. Никто не заметил, что то же самое сделал Яков.

Но в эти мгновения Эрик думал не о сестре. Он вспоминал о таинственной записке, непонятно как подброшенной к нему. Кто бы ни был ее автором, он до тончайших деталей разбирался в праве и вручал в руки Эрика сильнейшее оружие. Однако, не зная автора, Эрик колебался, опасаясь, что речь может идти о ловушке, подстроенной для него и его друзей. Словно уловив его нерешительность, король нахмурился и со значением сказал:

— Милорд, вы что-то желали сказать в вашу защиту?

Эрик облизнул губы. За спиной стояли друзья, с которыми он испил горькую чашу поражения, они молчали, словно доверяя ему высказаться от их имени, и он решился.

— Ваша милость, у меня вопрос к вам.

Яков вопрошающе приподнял брови, и губы его искривились в усмешке. Помедлив немного, он кивнул.

— На коронации, принося присягу, вы лишили себя права присутствовать на сегодняшнем заседании.

Ропот удивления и возмущения пронесся по залу, но Яков не остановил Эрика.

— Вы поклялись, сир, что никогда не станете присутствовать на заседании, если на нем рассматривается дело, к которому вы имели касательство.

Это прозвучало как удар в лицо.

Железный пояс безжалостно впился в тело Якова, терзая его плоть при каждом движении, пока он вставал с места, поднимая лицо ко всем присутствовавшим лордам; но король словно упивался этой болью, как напоминанием о жестокой истине и непроходящей вине.

— Да, — сказал он тихо. — Вы говорите совершенную правду. Я давал такую клятву. Так знайте же, Эрик Мак-Леод, и вы, милорды, что я никогда не нарушу клятву верности моей стране.

Он положил руку на сверкающую драгоценными камнями ручку кинжала и оглядел лица присутствующих.

— Я покидаю заседание парламента, дабы он мог вершить правосудие, не испытывая моего давления. Я приказываю строго держаться закона. А пока я ухожу и буду ждать решения.

Он хотел уйти, ибо Линдсей, заявив, что Флеминг и Дуглас втянули его в мятеж, не был вполне прав. Он сам принял решение, а теперь лишал себя права судить тех, кто остался верен присяге, и удалялся, чтобы ожидать приговора.

Через узкий проход король вышел в смежную залу. Эрик чувствовал себя потрясенным. Первый шаг оказался абсолютно верным. Его уважение к новому королю росло на его глазах.

Донован наблюдал за происходящим, пораженный не меньше Мак-Леода. Он не мог отделаться от впечатления, что за всем этим что-то стоит, но что именно, он не понимал, а потому злился. Нахмурившись, он перевел глаза на Эрика, слушая его предельно внимательно.

Лоб юноши покрылся испариной. Ему оставалось сделать одно-единственное заявление, и он молил Бога, чтобы и на этот раз его ссылка на один из полузабытых шотландских законов сработала.

— Повестки с нашим вызовом в суд недействительны. Согласно закону, мы должны были предстать перед высоким собранием в течение одиннадцати дней по их получении. Если в течение этих одиннадцати дней обвинение не предъявлено, то повестка утрачивает силу. Сегодня, милорды, минуло одиннадцать и один день со времени объявления. Срок истек. Мы не обязаны присутствовать в зале.

Донован не мог не оценить гротесковости ситуации, но внешне оставался невозмутимым. Ох, уж эти маленькие параграфы больших шотландских законов, на которые мало кто склонен был обращать внимание! Они обыкновенно спят, но вот сейчас к ним воззвали, и, кажется, небезуспешно. Он взглянул на растерянное лицо канцлера, слывшего знатоком закона. Шум и ропот наполнили залу. Секретарь Якова вскочил со своего места и торопливо выбежал. Линдсей и другие лорды, прибывшие на суд, окружили Эрика, похлопывая его по плечам и улыбаясь.

Шум еще больше усилился, когда дверь открылась и Яков в сопровождении секретаря вернулся на свое место. Судейские глашатаи призвали к тишине. Донован, не отрываясь, с восхищением следил за королем, поняв, что все это представление от начала и до конца поставлено самим Яковом, нашедшим безупречно красивый ход, дабы сохранить для страны этих своенравных, но верных короне лордов. Он вовсе не горел желанием чинить расправу над людьми, испившими со своим королем до конца горечь поражения. Они были нужны ему, и он рассчитывал завоевать их расположение, продемонстрировав свою справедливость.

Канцлер придвинулся к королю, напряженно ловя каждое его слово, затем улыбнулся и повернулся лицом к обвиняемым.

— Вы все продемонстрировали свою преданность его величеству королю Якову IV, явившись по вызову на судебное заседание. Его милость не будет судить вас, поскольку закон оказался на вашей стороне; новых вызовов не последует…

Радостные крики и торжествующие возгласы разнеслись по залу. Но не успело воцариться молчание, как следующее объявление подействовало на собравшихся как ушат ледяной воды

— …Однако, согласно эдикту короля, вы лишаетесь имений, наследственных прав и титулов на следующие три года.

На этот раз Донован не сумел-таки сдержать улыбки. Наказание пусть и не жестокое, но впечатляющее. Не мученичество, но для многих бедность на грани нищеты. Канцлер продолжил:

— Его величество отпускает вас всех; решение о ссылке вступает в силу через три дня. Вы получите официальные сообщения о месте ссылки, причем каждому будет определено свое место, чтобы вы не могли собраться и строить заговоры против короля.

Доновану стало ясно: с сегодняшнего дня парламент у Якова в кармане. После такого приговора его члены не могли отказать ему в любой его просьбе, а тот уже задумал грандиозные планы.

Донован всегда ценил безоглядную смелость Якова в сражении, но сейчас он впервые оценил его качества политика. Король проявил себя истинным кудесником в деле управления государством. Ох уж эта шотландская скрытность!

Яков вновь занял свое место в кресле. Прежде чем повернуться к собравшимся, он поймал взгляд Донована… и подмигнул ему.

Уайтлоу поднялся с новыми бумагами в руке. Он и Яков все рассчитали по секундам. Это казалось невероятным: он явно собирался перечислить все требования Якова с уверенностью, что парламент одобрит их. Уайтлоу начал с законопроектов об образовании: все сыновья в благородных семействах от восьми лет и старше обязаны изучать математику, языки, включая латынь, искусства и право. Учреждение университета в Абердине. Учреждение хирургического колледжа в Эдинбурге. Реформа законодательства, упразднение ряда налогов — и так далее, в том же духе.

Серые глаза Донована встретились с глазами короля: никогда он не видел монарха таким гордым. Пока парламент занимался формальностями, мысли Донована крутились вокруг Кэтрин и Энн. Изгнание брата лишало их средств к существованию и на три года отдавало их под опеку Донована. К тому времени, когда Эрик вернется, Кэтрин станет его женой, хороший муж найден будет для Энн, ну, и Эндрю Крейтон… с этим тоже все будет так, как и должно быть.

Сказать, что Донован был сейчас доволен, значило ничего не сказать — у него буквально выросли крылья.

Заседание парламента было прервано. Завтра он соберется уже без лордов, подвергнувшихся наказанию.

Яков задержал присутствующих еще на минуту, чтобы объявить о праздничном пиршестве нынешним вечером. Едва освободившись, Донован направился в свои покои, понимая, что Кэтрин сейчас изводится, ничего не зная о судьбе брата. Почему его радует то, что Эрик избежал смертного приговора, он сам себе не отдавал отчета; хватало других проблем.

Когда Донован открыл дверь, Кэтрин словно одеревенела в кресле, где дожидалась его. Глаза у нее были подозрительно красными, но лицо казалось спокойно-вопрошающим.

— Смертный приговор не состоялся, — объявил Донован и увидел, как румянец заиграл на ее лице. — Но он будет на три года сослан.

— Сослан? Куда?!