Жак де Ланглад - Оскар Уайльд, или Правда масок

• Название: Оскар Уайльд, или Правда масок
• Автор: Жак де Ланглад
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2006
• ISBN: 5-235-02905-4

Вниманию любителей творчества неподражаемого мастера изящной словесности и изысканного юмора Оскара Уайльда (1854–1900) предлагается одно из наиболее полных на сегодняшний день жизнеописаний величайшего английского поэта, писателя и драматурга конца XIX века, принадлежащее перу известного французского биографа Жака де Ланглада. Основываясь на огромном объеме документов и воспоминаний друзей и современников писателя, автор рисует подробную картину трагической судьбы Оскара Уайльда, неразрывно связанной как с жизнью артистической богемы, так и с политическими событиями, происходившими в Западной Европе. Обращение к этой теме именно французского исследователя вполне закономерно: с Францией связаны как самые счастливые, так и самые трагические периоды жизни Оскара Уайльда; когда Уайльд после выхода из тюрьмы вынужден был бежать от ханжества викторианской Англии, Франция его приютила; именно здесь он умер и был похоронен.

---

На следующий день после ареста волнение усилилось; возникло опасение, что Уайльду грозит пожизненное тюремное заключение. Журналисты во главе с Анри Фукье не уставали восторгаться «шумным скандалом, разразившимся в Англии», сочувствуя «доброму мистеру Оскару Уайльду», которому предстояло одному расплачиваться за всех и чья расплата должна была быть тем более суровой, что «английское общество, то самое общество, которое отравило жизнь лорду Байрону (…), является, вероятнее всего, самым развращенным во всей Европе». Можно понять, почему Франция, которой едва удалось погасить панамский скандал, замять шумиху с наградами и которая только что выслала капитана Дрейфуса на остров Дьявола, испытывала потребность высечь викторианскую Англию, кичащуюся своей респектабельностью и колониальной мощью! Пресса публиковала трактаты на тему гомосексуализма, вспомнив, что адвокат Уайльда сэр Эдуард Кларк участвовал в бракоразводном процессе леди Расселл, чей муж обвинялся в том же преступлении, что и Оскар Уайльд. Газета «Ле Голуа» так описывала атмосферу, царившую в Лондоне: «Лондон пребывает в невыразимом смятении в результате судебного разбирательства по делу об обвинении в клевете, которое предпринял известный писатель мистер Оскар Уайльд против маркиза Куинсберри», не забывая при этом напомнить о наклонностях Уайльда, аналогичных наклонностям лорда Роузбери. Скандал затронул все слои лондонского общества, начиная со знати и заканчивая содержателями публичных домов. Кроме того, как было не обратить внимание на то, насколько изменилась Англия за шестидесятилетний период правления целомудренной королевы Виктории, если маркиз мог позволить себе письменно оскорбить премьер-министра, а известный писатель — проводить время в отдельных кабинетах «Савоя» и публичных домах для гомосексуалистов.

В то время как Франция всячески изобличала низость своей ненавистной соперницы, Оскар Уайльд, сменивший апартаменты в «Савое» на мрачную тюремную камеру, написал отчаянное письмо Леверсонам: «Дорогие Сфинкс и Эрнест, я пишу Вам из тюрьмы, куда дошли до меня Ваши добрые слова; они утешили меня, хотя и вызвали, в моем одиночестве, слезы. По-настоящему-то я здесь не одинок. Рядом со мной всегда стоит некий стройный и золотоволосый ангел. Его присутствие погружает меня в тень, Он движется в мрачном сумраке, словно белый цветок. С каким грохотом все рухнуло! Зачем сивилла напророчила хороший исход? Я думал только о том, чтобы защитить его от отца; ни о чем другом и не помышлял, а теперь…»[498]. Мору Эйди и Робби, которым он написал, чтобы они поблагодарили от его имени всех, кто продолжал интересоваться его судьбой, Уайльд вновь подтвердил свою безумную страсть: «Бози — такое чудо! Он занимает все мои мысли. Я виделся с ним вчера. Тут ко мне по-своему добры, но у меня нет книг, сигарет, и я очень плохо сплю»[499]. Он попросил Робби сходить на Тайт-стрит и забрать оттуда рукопись «Святой блудницы». Робби передаст ее Аде Леверсон, которая будет хранить рукопись до 1897 года и вернет Уайльду, зато Уайльд тотчас же оставит рукопись в фиакре: «Лучше места для нее и не придумать!» Но самые глубокие чувства, которые охватили его, когда он наконец отдал себе отчет в том, что находится в тюрьме и что его ожидает суд, Оскар доверил актрисе миссис Бернард Бир: «Я леденею от ужаса. Жизнь, наконец, стала для меня такой же реальной, как сон. Я не знаю, какие еще мерзкие существа приползут ко мне, чтобы уличить меня»[500].

Первое заседание суда началось 6 апреля. Первым свидетелем был Чарльз Паркер. Пока он давал показания, в зал привели Альфреда Тейлора, обвиняемого в соучастии, и посадили рядом с Уайльдом на скамью подсудимых. Свидетель подтвердил факты: «Савой», шампанское, цыпленок. Хозяйка дома 13 по Литтл Колледж-стрит заявила, что Тейлор снимал у нее квартиру, в которой принимал многочисленных гостей; тем не менее сама она хоть и слышала о Уайльде, никогда его там не видела. Это заявление явно произвело впечатление на присяжных. Альфред Вуд поведал о своих отношениях с Уайльдом и объяснил, что уехал в Соединенные Штаты, чтобы скрыться от завсегдатаев заведения на Литтл Колледж-стрит. Он ни слова не сказал о том, как неоднократно шантажировал обвиняемого. Заседание было объявлено закрытым в тот момент, когда начал давать показания Сидни Мейвор. Следующее заседание должно было состояться через две недели, а обвиняемому вновь было отказано в освобождении под залог, что совершенно противоречило существующей практике и ставило под угрозу полноценность подготовки защиты. Судья сэр Джон Бридж оказался столь же пристрастным, как публика и пресса, которые с удовольствием смаковали известие о предъявлении обвинения Оскару Уайльду. Вот как одна из вечерних газет описывала настрой общественного мнения в день открытия судебного разбирательства: «Лорд Куинсберри празднует свой триумф, а мистер Оскар Уайльд окончательно пропал. Теперь ему впору поменяться местами с лордом Куинсберри и самому сесть на скамью подсудимых. Создается впечатление, что он проиллюстрировал собственной жизнью красоту и подлинность своих воззрений (…) Адвокаты обвинения, судья и присяжные заседатели заслуживают благодарности публики за то, что так быстро закончили судебное разбирательство и избежали тем самым обнародования несомненно возмутительных подробностей»[501]. Речь шла о первом процессе, который завершился тем, что Уайльд забрал свое заявление. Трудно сказать, явилось ли это следствием развернувшихся событий или простым совпадением, но в апреле 1895 года большая часть представителей лондонского высшего общества внезапно решила предпочесть солнечную погоду средиземноморского побережья гибельному климату Лондона. Известен даже случай, когда один знаменитый актер просто съездил из Лондона в Париж — с единственной целью не отстать от других.

Нет ничего удивительного в том, что чрезвычайная суровость судьи привела к мгновенному истощению средств Уайльда, усилив тем самым нападки кредиторов. Фрэнк Харрис, навестивший его в тюрьме Холлоуэй, нашел Уайльда убитым и пребывающим в смертельной тревоге по поводу дальнейшего развития событий. Вместе с тем его несколько успокаивало понимание, выказываемое директором тюрьмы, который разрешал ему писать бесчисленные письма, а также доброжелательность охранников, проявлявших гораздо больше сочувствия, чем судьи или журналисты, которым только дай растоптать знаменитого писателя, любимца салонов, внезапно превратившегося в растлителя молодежи, осужденного еще до суда на основании текстов, которых он не писал, на основании произведений искусства, заключавших в себе определенную эстетику, которую сочли аморальной те самые филистеры, которые встречали аплодисментами постановки «Идеального мужа» и «Как важно быть серьезным».

Лондонский скандал привел к самым неожиданным последствиям в Париже. Жюль Юре выступил 13 апреля на страницах газеты «Фигаро литтерэр»: «Со всех сторон нас спрашивают, с кем же встречался мистер Оскар Уайльд, когда приезжал в Париж?» Далее он очень тенденциозно дал понять, что может предоставить информацию только о литературных знакомствах Уайльда, и среди его самых близких друзей назвал Жана Лоррэна, Катюля Мендеса, Марселя Швоба… и «других утонченных писателей». Катюль Мендес потребовал опровержения, на что Жюль Юре ответил 18 апреля в «Эко де Пари»: «В моей скромной рубрике субботних писем я, кажется, говорил только о литературных отношениях, которые установились между м-ром Оскаром Уайльдом и Вами. Если же Вам нравится воспринимать их в более широком смысле, то я не стану опровергать общепринятое мнение, обоснованность которого известна Вам гораздо более, чем мне». Дуэль стала неизбежной. Она состоялась 19 апреля, и Катюль Мендес был на ней ранен.

В тот же самый день Уайльду предстояла другая дуэль. В ожидании ее он написал Шерарду, поблагодарив его за сочувственные приветы от Сары Бернар, Гонкура, Луиса, Мореаса… и попросил предложить Саре Бернар выкупить у него за четыреста фунтов (десять тысяч французских франков) права на «Саломею». Шерард дважды предложил это Саре Бернар, и оба раза она отвечала вежливым отказом. «Что до меня, то я болен — страдаю апатией. Мало-помалу из меня уходит жизнь. И ничто, кроме ежедневных визитов Альфреда Дугласа, не возвращает меня к жизни, но даже его я вижу в унизительных и трагических обстоятельствах (…) На Сару, наверное, надежды нет, но твоя рыцарская дружба дороже всех денег на свете»[502]. Оскар продолжал верить в дружбу Леверсонов, которые делали все возможное, чтобы добиться его освобождения под залог, и вместе с тем приходил в растерянность от действий собственного брата, который писал ему чудовищные письма: «Мой бедный брат пишет мне, что защищает меня перед всем Лондоном; мой бедный, дорогой брат, он способен скомпрометировать даже паровую машину»[503].