Вирджиния Эндрюс - Паутина грез

• Название: Паутина грез
• Автор: Вирджиния Эндрюс
• Издательство: Издательство «Новости»
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1997
• ISBN: 5-7020-0986-Х

Приехав на похороны отца, Энни случайно находит дневник своей бабушки Ли. Он раскрывает ей ошеломляющие семейные тайны: о насильнике-отчиме, обесчестившем тринадцатилетнюю Ли, о побеге беременной девочки из дома, о встрече с «добрым рыцарем» Люком и трагической ее смерти…

---

— Очень хорошо, — сдержанно одобрила я. — Только я здесь гораздо старше.

— Дело в том, что я так тебя вижу. Графика и живопись не имеют ничего общего с фотографией. Художник создает образ, отталкиваясь от своего внутреннего мира, от воображения. Поэтому мне важно все — и звук твоего голоса, и улыбка, и тело… Надеюсь, ты понимаешь, почему я использовал «пальцевое зрение».

— Понимаю, — ответила я, хотя на самом деле ничего не понимала — ни волнения Тони, ни его внезапной досады, ни своих ощущений. Смесь стыда, восторга и страха была мне в новинку. Я даже решила поговорить об этом с мамой.

Но, когда мы с Тони пришли домой, выяснилось, что мать уехала. Она оставила записку, в которой сообщала, что собирается в Бостон, поужинать и сходить в театр, куда ее пригласили подруги. Для Тони это было такой же неожиданностью, как и для меня.

— Похоже, мы с тобой сегодня ужинаем в узком кругу, — процедил он и быстро ушел к себе.

Я отправилась в свои апартаменты. Смятенные чувства не покидали меня. Хорошо, что пришел Трой. Все эти ветрянки, пневмонии, аллергии превратили очаровательного мальчишку в тонкую былинку. Он был бледный, осунувшийся; солнце, которое теперь отпускалось ему строго по часам, не придало малышу ни румянца, ни загара. Под глазами темнели круги, он похудел, даже голосок его ослаб. Но по-прежнему, разговаривая с людьми, он освещал все тихим сиянием радости. Меня Трой сразу начал расспрашивать о кукле. Истинный Таттертон!

— Когда она будет готова, Ли? Через неделю?

— Не знаю, Трой. Сегодня Тони сделал только эскиз. Еще предстоит работа с красками, и только потом — ваяние. Ты ужинал, кстати?

Врачи велели держать мальчика на особом режиме питания. Он ел часто и малыми порциями и, конечно, теперь отдельно от взрослых. Мать моя, разумеется, только радовалась этому, а вот мальчик страдал. Ему и так было одиноко.

— Ужинал? Пил какой-то гоголь-моголь, — пожаловался он.

— Тебе это очень полезно, Трой. Это прибавит тебе сил, ты снова сможешь, как все ребята, бегать, плавать, скакать на лошади.

— Нет, не смогу, — просто и ужасающе уверенно сказал Трой. Его глаза вдруг стали точь-в-точь как порою у брата — пронзительные и холодные. — Я никогда не поправлюсь, да и не проживу долго.

— Трой! Что ты говоришь! Зачем ты говоришь такие ужасные вещи? — вскричала я.

— Затем, что это правда. Так доктор сказал моей воспитательнице. Я слышал.

— Что там наболтал твой доктор?! — завопила я, возмущенная тем, что медики позволяют высказываться в присутствии пациентов.

— Он просто сравнил меня со слабым растением, которое может погибнуть из-за порыва холодного ветра. А я могу умереть из-за любой простуды.

Я вгляделась в его лицо. Странно, но недуги состарили малыша. Он казался сейчас старцем в детском облике — столько мудрости было в его речах и столько печальной усталости в глазах. Для него прожитые месяцы превратились в годы, а часы — в дни. Возможно, что физические страдания открыли ему высшую правду, научили заглядывать в будущее… и он уже видел свою безвременную кончину.

— Трой, доктор просто озабочен тем, что у твоего организма низкая сопротивляемость. Но ты растешь, лечишься, очень скоро станешь здоровым и веселым. А потом — что значит «умру», Трой? А кто же будет моим братцем?

В его темных глазищах зажегся огонек.

— А ты никогда не откажешься от меня?

— Конечно, никогда.

— И ты не бросишь меня здесь одного?

— Как это? Здесь теперь мой дом. Наш с тобой дом.

Он улыбнулся, и мрачно-философское выражение слетело с его лица. Я притянула мальчика к себе и крепко обняла. Неожиданно по моим щекам потекли слезы. Трой заметил, что я плачу, и встревожился:

— Что с тобой, Ли?

— Ничего, Трой… это от счастья, что у меня есть маленький брат, с которым мы никогда не расстанемся.

Малыш засиял, и мне показалось, что прямо на глазах он вытянулся, порозовел и поздоровел. Ему как воздух нужна любовь, подумала я. Ему требовался человек, который ласкал бы его, баловал, воспитывал, обнимал… Ему жизненно необходимо чувствовать себя желанным и любимым. Конечно, брат очень любил его, но не мог быть отцом, к тому же Тони был сильно занят бизнесом и светскими делами. А моя мать… полностью поглощена только собой. Где уж ей обращать внимание на больного ребенка! Она и здорового его не замечала, смотрела — и не видела. А Трой был очень чутким и ранимым мальчиком, и такое равнодушие заставляло его страдать… Черт побери, выходит, что, кроме меня, у него никого нет… Стало жутко.

Жутко было еще и от того, что я прекрасно понимала его чувства. Теперь все чаще и чаще родная мать смотрела на меня как на пустое место, как бы сквозь. Она была занята собой, своим счастьем, своими интересами… Да и отец теперь обрел в жизни любовь. Мы с Троем остались в этом огромном мире одни, как сироты бродили по огромному дому, среди красот и богатств, о которых другие могут только мечтать и которые, оказывается, ничего не значат для человека. Зачем нужны деньги, дорогие вещи, роскошные угодья, когда ты одинок и нелюбим?

— Почитаешь мне сегодня, Ли? — робко спросил Трой.

— Обязательно. После ужина.

— Здорово! Ну, побегу к Тони. Не забудь, Ли!

И мальчик неровной походкой вышел в коридор. Печаль не покидала меня, но я заставила себя переодеться и спустилась в столовую. Тони уже ждал внизу.

— Как ты, Ли? Устала немного? — поинтересовался он.

— Вообще-то да, хотя не понимаю почему. Я же ничего не делала. Стояла, и все.

— Ты недооцениваешь свою работу. Позирование — труд нелегкий. Требует сосредоточенности, физического напряжения. Потом не забудь, это твой первый опыт. Ты нервничала сегодня. Завтра будет уже легче, а дальше и вовсе переживать не станешь.

— Сколько же времени нам предстоит работать, Тони? — спросила я, испугавшись этого «дальше».

— Трудно сказать. Маслом писать буду долго. Волосы, глаза, кожа — ни одного ложного оттенка я не могу себе позволить. Ваяние — тоже процесс хлопотный. Торопиться нельзя, да и незачем, — с улыбкой пояснил он.

О Небо! Неужели мне все лето предстоит стоять перед ним голышом? Неужели и дальше он будет меня «изучать руками», а попросту говоря, щупать? Неужели я смогу привыкнуть к этому? И разве у него нет других дел, в бостонском офисе, например? Я решилась задать ему этот вопрос.

— У нас работают квалифицированные специалисты. Они ничего не упустят. К тому же для компании Таттертонов крайне важна эта новая коллекция. Давно мы не брались за такие масштабные проекты. И все зависит от первого шага. — Тони похлопал меня по руке. — Не волнуйся, у тебя будет масса свободного времени.

Я лишь кивнула. Как я могла открыть ему свои переживания? И куда мне теперь бежать, к кому? Где же мама? Где отец?

Вечером я поднялась в комнату к Трою. Но выяснилось, что читать не придется: мальчик уже уснул.

— Лекарство, которое он принимает, имеет седативный, то есть успокаивающий, эффект, — пояснила сиделка. — Он боролся со сном, но глазки сами закрылись.

— Можно мне взглянуть на него?

Я прошла в спальню.

Малыша едва было видно на огромной кровати. Но мне показалось, что сегодня он во сне выглядит чуть розовее, чуть здоровее, чем прежде. Надо больше времени проводить с ним, решила я, может, и от своих переживаний сумею отвлечься.

У себя я почитала, послушала музыку, но, выключив свет, никак не могла заснуть. Все вспоминала мужские руки, поглаживающие мое нагое тело, и бешено бегающие под опущенными веками глаза Тони… Что-то будет завтра?

Наутро я первым делом отправилась к матери. Дверь в ее спальню была плотно закрыта. Я тихо постучала.

— Мама, надо поговорить! — вполголоса позвала я. Никакого ответа. — Мама! — произнесла я громче. Тишина. Что за чушь? Мне чертовски надо побеседовать с матерью, а она не откликается! Я решительно открыла дверь, вбежала… и наткнулась на нетронутую постель. Удивленная и разочарованная, спустилась вниз. Тони был уже в столовой, пил кофе и читал «Уоллстрит джорнэл».

— Где мама? — тут же спросила я. — Похоже, она не ночевала у себя?

— Так и есть! — кивнул Тони и перевернул страницу.

— Но где же она тогда?

Мой требовательный тон вызвал у него легкую досаду, не на меня, конечно, а на маму.

— Вчера около одиннадцати она позвонила и сообщила, что решила с подругами остановиться в одном из бостонских отелей на ночь. Сегодня с утра Майлс повез ей чемодан с одеждой и прочими вещами.

— Но… когда же она собирается домой?

— Об этом мы с тобой можем только догадываться.

Он бросил на меня острый взгляд, а потом жестом приказал Куртису накрыть для меня завтрак.

Я растерялась. Мне ни в коем случае не хотелось идти в хижину, не поговорив сначала с мамой. Но она была в Бостоне. А Тони сидел напротив и определенно был настроен работать.