Николай Князев - Легендарный барон: неизвестные страницы гражданской войны

• Название: Легендарный барон: неизвестные страницы гражданской войны
• Автор: Николай Князев
• Издательство: Товарищество научных изданий KМK
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2004

Впервые в России публикуются мемуары двух белых офицеров, воевавших в гражданскую войну в России и Монголии под командованием барона Р.Ф. фон Сарыл-гун-хурэа:

Н.Н. Князев. Легендарный барон;

М.Г. Торновский. События в Монголии-Халхе в 1920–1921 годах: военно-исторический очерк (воспоминания).

Книга первого из них была опубликована в Харбине в 1942 г. и почти неизвестна, а мемуары второго публикуются впервые. Оба автора живым и ярким языком описывают события, очевидцами которых были. Их воспоминания контрастируют с некоторыми домыслами, существующими вокруг жизни и деятельности барона Унгерна. Вводится в оборот ряд фотографий, имеющих отношение к данной теме. — Книга адресована гуманитариям, в первую очередь историкам, востоковедам, этнографам, политологам, культурологам, а также широкому кругу читателей, интересующихся историей.

С.Л.Кузьмин (сост.)

---

На следующий день после завоевания Урги барон разделил войско на отряды, численностью от четырех до шести сотен каждый. Один из отрядов, в составе 1 русской, 1 бурятской и 3 монгольских сотен 8 февраля уже шел на север для преследования китайцев. Во второй половине февраля месяца 1921 г. барон располагал следующими силами: 9 русскими сотнями, 1 башкирской, 1 татарской, 4 бурятскими, 1 японской, 7 монгольскими, 3 харачино-чахарскими и 2 тибетскими сотнями. Из взятых в Урге орудий сформировано 2 дивизиона и одна отдельная батарея, всего 16 орудий. Пулеметные же части были сведены в отдельную, самостоятельную единицу, разделенную на команды, по 10 станковых пулеметов в каждой.

Несмотря на мобилизацию, русские и мусульманские сотни вышли из Урги в неполном составе. Лишь впоследствии, после нескольких боев с большевиками, они были доведены до нормального состояния за счет пленных красноармейцев. В апреле месяце того же года Унгерн сформировал четырехсотенный полк из бывших гаминов, взятых в плен генералом Резухиным. Помощник командира этого полка и все младшие офицеры были в нем китайской национальности. Но командовал полком поручик Попов и во главе сотен стояли русские офицеры. После неудачного похода на Троицкосавск, в июне 1921 г. барон расформировал этот полк, оставив у себя лишь две сотни более или менее боеспособных добровольцев.

Об офицерском составе унгерновских частей следует сказать, что на 70 % он принадлежал к русской национальности. На равных с ними основаниях служили буряты-казаки. Японской добровольческой сотней, насчитывавшей в своих рядах до 80 бойцов в момент выхода из Даурии, командовал капитан Судзуки, по унгерновской, так сказать, линии сотню возглавлял толковый и боевой офицер, штабс- капитан Белов. В дивизии насчитывалось несколько офицеров из татар и башкир и 2–3 монгола (Дугар-Мэрэн принят чином сотника).

Вопрос о чинопроизводстве был разрешен бароном не без остроумия. А именно: по должности начальника отдельной дивизии в даурский еще период барон имел право назначать военных чиновников. Такой чиновник нес в сотне службу младшего офицера, отличаясь от прапорщика лишь тем, что носил на плечах узкие погоны. Когда же с выходом в Монголию Унгерн оторвался от атамана Семенова, которому принадлежало право производства в офицерские чины на Дальнем Востоке, барон начал “переименовывать” чиновников в прапорщики. При производстве в следующий чин (исключительно за боевые отличия) в приказе писалось, что тот или иной офицер “представляется к производству”. По установившемуся порядку, “представленный” получал все права и преимущества, связанные с новым чином, тотчас же после отдачи приказа по дивизии. Об этих производствах — представлениях барон докладывал атаману, как главнокомандующему, при каждой оказии. И атаман со своей стороны слал в Ургу ответные приказы, с утверждением всех представлений[25]. В награду за Ургу барон получил от атамана право самостоятельного производства в чин прапорщика. Для производства в следующие чины сохранен был порядок представлений.

Возвращаясь назад, позволю себе добавить, что в феврале 1921 г. барон сформировал лишь два полка. Это были: 2–й конный полк, составленный из 4 русских и 2 монгольских сотен с есаулом Хоботовым во главе, и 3–й конный полк, первоначально из пяти, а затем из шести сотен, из которых две сотни были русские, две бурятские и две монгольские. Командовал полком подъесаул Янков. Вследствие трудно объяснимых, точно неизвестных мне причин барон относился с пренебрежением к службе связи. Поэтому ни при полках, ни в штабе дивизии не имелось соответствующих команд.

Унгерновские полки имели весьма эффектное обмундирование: разноцветные тарлыки (кафтаны монгольского покроя), светло — синие, малиновые, красные, голубые, синие рубашки и шаровары; белые папахи; широкие пояса из цветного шелка. Само по себе понятно, что не только верхняя одежда, но и белье было построено из добротного китайского шелка. Восточные народности сохранили свое национальное обмундирование. Лишь вместо шинелей они получили синие суконные тарлыки. По этим тарлыкам впоследствии мы издали распознавали своих всадников от чужих. Сотня должна была иметь в головном взводе семь синих тарлыков, а разведка не сильнее взвода — три, вне зависимости от национальности всадников. Как уже упомянуто, барон намечал осенью одеть свои части в кожаные куртки и галифе.

Уже к началу июля 1921 г. унгерновское интендантство заготовило несколько тысяч комплектов такого обмундирования. Но обстановка сложилась к тому времени столь катастрофично, что запасы пришлось бросить в Урге.

ГЛАВА XIV

Крупный скотопрогонный пункт, почтово — телеграфная станция и один из самых значительных центров религиозного значения, Чойрын-сумэ (в просторечье Чойрын), находится на Калганском тракте, в 250 верстах к югу от Урги. В этой географической точке скрещивались и там разветвлялись дороги идущие по всем направлениям Внешней Монголии, поэтому китайское командование устроило здесь промежуточную базу снабжения своих гарнизонов Восточной, Северной и Западной Монголии. Сумэ (монастырь) расположен у южной оконечности Чойринского горного массива, неожиданно взлетевшего ввысь среди спокойного гобийского полустепного, полухолмистого ландшафта и как бы внезапно оборвавшегося отвесными скалами над самыми монастырскими стенами. Чойринский массив “высоко поднимает свои вершины и издали манит к себе путника. Сложен он из гранитов, представляющих лабиринт ущелий, трещин и отвесно ниспадающих утесов и скал, лепящихся уступами в живописном беспорядке и уходящих остриями гребней в голубую высь” (П. К. Козлов. Три года в Монголии).

В связи с захватом под Ургой каравана с воинским грузом, о чем упоминалось в одной из предыдущих глав, барон заинтересовался Чойрыном, откуда вышел караван, и решил немедленно ликвидировать эту базу противника. Путем опроса пленных гаминов, а также и монголов, прибывших из чойринского района на коронацию, барон установил, что там стоит пятитысячный гарнизон и что на обширной площади у монастыря сосредоточены склады продовольствия, обмундирования, огнеприпасов и бензина.

Унгерн выступил из Урги 1 марта 1921 г., с отрядом из 11 сотен при 8 пулеметах и 4 орудиях. В состав отряда вошли русские, мусульманские сотни, чахарский дивизион и монгольский дивизион Дугар-Мэрэна. Отряд двигался верст по двадцать пять в сутки, потому что не только весь обоз был завьючен на медлительных верблюдов, но они солидно выступали также в артиллерийских запряжках. Несмотря на то, что хорошо выкормленные верблюды легко делают 45–верстные суточные переходы, направляясь в далекий рейд, в неопределенной обстановке барон решил беречь силы животных.

11 марта Унгерн подошел к Чойрыну. Он остановил отряд в 5 верстах к северу от монастыря и спрятал между складками местности. Начальник чойринского гарнизона проявил максимальную беспечность. Он не вел никакой разведки в сторону Урги и поэтому ничего до утра 12 марта не знал о том, что враг подошел к нему на пушечный выстрел.

Ночь с 11–го на 12–е барон провел в разведке. Он побывал в монастыре и в китайском лагере; все лично рассмотрел и перед рассветом двинул свой отряд в наступление. По условиям рельефа местности невозможно было скрыть этот маневр — китайцы заметили нас и открыли бешеный огонь. Ключом чойринской позиции являлась сильно занятая противником скалистая сопка, художественно описанная П. К. Козловым в вышеприведенной цитате из книги “Три года в Монголии”. Этот массив высится слева от тракта (если ехать от Урги к Калгану). Для защиты же монастыря и складов гамины укрепили ряд бугров на правой стороне от дороги.

Барон разделил свои сотни на две группы. Левая колонна бросилась на Чойринскую сопку и с налета захватила нижний ее ярус, а правая повела атаку на те китайские позиции, которые прикрывали монастырь. Весь день на нашем левом фланге гремела оживленная ружейная, пулеметная и артиллерийская перестрелка и шла планомерная упорная борьба за каждый камень. На правом же фланге барон решил покончить с противником одним энергичным ударом. Для этой цели он выбросил четыре сотни в конном строю; но сотни эти не смогли доскакать до цели. Даже участие самого барона в двух повторных атаках, следовавших одна непосредственно за другой, не дали никакого результата. Китайцы расстреливали атакующих из пулеметов на ровной, как стол, степи.

Убедившись в невыполнимости своего первоначального плана, сводившегося к тому, чтобы разбить противника на равнине, барон повсюду перешел в наступление в пешем строю. Он сосредоточил усилия на том, чтобы сбить противника с командной высоты, невзирая на всю сложность этого предприятия. Для того, чтобы влить особую энергию в сердца своих бойцов, он применил испытанные в подобных случаях поощрительные денежные награды. Чойринский массив сложен как бы из двух больших каменных глыб, отдельных от вершин, из поднимающихся один над другим уступов, и барон объявил, что, если атака велась сотней, то каждый первый из сотни, забравшийся на утес или уступ, получал 1000 рублей; если наступал взвод, то первый из взвода получал 500 рублей; когда же лезло вверх отделение, то особо отличившийся из числа его чинов получал 100 рублей. В этом состязании на храбрость и ловкость разыграно было призов на 19000–20000 рублей (сотня Забиякина заработала 11 тысяч).