Геннадий Ананьев - Бельский: Опричник

• Название: Бельский: Опричник
• Автор: Геннадий Ананьев
• Издательство: Астрель, АСТ
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2003
• ISBN: 5-17-018460-3, 5-271-06232-5

О жизни одного из ближайших сподвижников даря Ивана Грозного, видного государственного деятеля XVI–XVII вв. Б. Я. Бельского рассказывает новый роман писателя-историка Г. Ананьева.

---

— А чего ради ты окружил себя иноземцами? — поддержал воевода Богдана. — Виданное ли дело: набрать три сотни немцев, каждого наделив поместьем и кроме того положив по полусотне рублей жалованья. Сотники над ними тоже иноземцы: французишка Мержерет, ливонец Кнутсен, шотландец Вандеман. Русским, выходит, нет доверия?

— По Москве ходят слухи, будто ты, государь, намерен отдать ляхам Смоленск и Россию приневолить в католичество.

— Я знаю это и уже распорядился пресекать. Завтра главные распространители этих слухов предстанут перед судом. Велю и вам быть на том суде, — и к Богдану: — Ты, великий оружничий, и твоя служба не только в заведовании Аптекарского приказа, не только в том, чтобы извещать меня о смутах, но и пресекать их, ты же проявляешь нерадивость. Теперь о прежних твоих наставлениях. На днях я посылаю в Краков великого секретаря и казначея Афанасия Власьева для сватовства. Он повезет грамоту Сигизмунду Третьему и письмо моей матери царицы-инокини Марии-Марфы к самой Марине с благословением родительским. А музыка? А веселье во дворце? Разве это хуже слез? Разве радость осудительна? А борода? В ней грязь и вши.

Помолчал немного, затем начал отвечать на упреки воеводы Басманова. Так же основательно:

— Твои слова — небыльные. Разве я ущемил тебя в чем-либо? Разве я распустил дворцовый стрелецкий полк, хотя он более всех противостоял мне? Разве я снизил стрельцам жалованье, а не повысил его? Разве я не поверстал всех казаков порубежных и детей боярских в достатке землей в тех объемах, какие были утверждены моим отцом?

Вновь пауза, затем уже слово, сразу к двоим обращенное:

— Все буду делать так, как я вижу во благо Руси необходимое. Как я намерен выводить подданных своих в светлое завтра. Не осуждать меня вам следует, а пособлять всеми силами, — и добавил уже более спокойно. — Завтра суд не по злобству моему, а для успокоения Москвы. Побудете на суде, поймете все сами. Пока же ступайте и занимайтесь всяк своим делом.

Когда же великий оружничий и главный воевода покинули дворец, Бельский спросил Басманова:

— Ну что, убедился? В когтях он у иезуитов и Мнишека.

— Вроде бы так, но он же во многом прав. Ратников русских он и в самом деле не обижает. А нравы его? Богу судить помазанника своего, а не нам.

— Я остаюсь при своем мнении.

— Я тоже при своем. И не осуждаю себя, что поддержал Дмитрия Ивановича.

— Что ж, завтра на суде послушаем.

Впрочем, если уж быть совершенно откровенным, Бельский мог предположить, что не просто так решился на суд государь, что есть у него для этого веские причины.

Впрочем, предполагать — одно, знать — совершенно другое, и Бельский без задержки пошагал в Сыск к тайному дьяку, чтобы спросить у него, знает ли он о том, кого государь намерен судить и что это за суд. Бельский твердо решил, если тайный дьяк знал и не оповестил сразу же, расстаться с ним немедленно и безоговорочно. Хватит терпеть двойный игры.

Переступившего порог тайной избы Бельского тайный дьяк встретил удивленно:

— Так скоро? Я только-только за тобой послал. Страшную весть только что получил, а что с ней делать, ума не приложу.

— Выкладывай.

— Сегодня в ночь возьмут под арест трех князей Шуйских: Василия и его братьев Дмитрия с Иваном за то, что подняли они на щит в свое время Борисом Годуновым объявленное — Дмитрий Иванович не Дмитрий, мол, Иванович, а самозванец. Купец Федор Конев об этом разглагольствовал в трактире. Его арестовали, хотели было пытать, но он без пытки признался, будто не свои слова говорит, а князя Василия Шуйского, а ему, дескать, видней. Он, мол, самолично хоронил Дмитрия Ивановича многие годы назад. Государь определил судить их собором, избранными людьми от всех сословий, даже от гулящих. Прежде такого не бывало — самодержец сам творил суд и расправу.

— Да, делишки. Оттого государь просил меня и Басманова посетить суд. Ну, еще что? Не одних же братьев Шуйских окуют?

— Вестимо, не одних. Стрелецкого голову Смирнова-Отрепьева — в Сибирь. Дворянина Петра Тургенева тоже вон из Москвы. Из людишек служилых прознал лишь о некоем Федорове. С ними без суда расправятся. Иноков Чудова монастыря почти всех по другим монастырям велено разослать.

— Еще есть что-либо припрятанное? Выкладывай начистоту.

— Иезуиты добились согласия на постройку храма для папистов-наемников и тех, что у руки государя в самом Кремле. Им, видите ли, далеко на богомолье ездить в Немецкую слободу.

— Ведаю.

— А еще они убедили Дмитрия Ивановича поставить новую церковь, но не для службы в ней, а для потех.

— Не может быть! — вырвалось невольно у Богдана Бельского, но он тут же взял себя в руки.

— Все может быть, — буднично ответил оружничему тайный дьяк. — Все может быть.

Не думал даже великий оружничий, что государь велит именно ему возводить эту ледяную церковь, и он не найдет в себе силы отказаться от столь унизительного урока, понимая в то же время, как его послушность повлияет на отношение к нему не только духовенства, но и большинства москвичей. Да и не до подобных предположений было Бельскому, когда тайный дьяк заговорил о делах более важных:

— Дмитрий Иванович ведет переписку с Папой Римским. Через иезуитов. Обещал в последнем письме, которое удалось заполучить, обеспечить безопасный путь в Индию папским миссионерам. Через Россию они поедут. Ну это, как говорится, Бог с ним, а вот тут более серьезное: «Буду верным данному мною слову». Непонятно, какому слову? Неясно, что обещано?

«Выходит тайный договор есть. Если не письменный, то устный. И не только с Сигизмундом, но и с Папой Римским. Да, крепко завяз царь-батюшка».

Но эта мысль лишь для себя, а не для тайного дьяка. Ему же — поручение:

— Не худо бы среди иезуитов заиметь своего человека. С открытыми глазами куда как ладней станет упреждать их ходы.

— Я стараюсь. Пока впустую. Но Бог даст, придет удача. И вот еще из переписки, если тебе, великий оружничий, неведомо: государь Дмитрий Иванович уговаривает Папу Римского поднять все христианские страны на Турцию, но Папа Римский хитрит: Русь, дескать, пусть начнет, отвоюет Тавриду, отрубив таким образом одну руку у султана, вот тогда, мол, поднимутся все страны. Пока же на Швецию натравливает, помочь Сигизмунду вернуть шведский престол.

— Не дай Бог нам еще одной войны! — вновь не сдержался Бельский. — Крови и так пролито охапками. А голод скольких унес? Нет-нет.

— Ну, это уж вам с Басмановым передергивать государю удила. Мое дело дать тебе, великий оружничий, знать, что от тебя сокрыто.

«Вот бестия! Все знает. Знает, что не ладятся у меня и Басманова отношения с царем. Ну, да ладно. Бог с ним. Пусть знает».

До вечера Богдан повстречался с Петром Басмановым и рассказал, каким судом намерен Дмитрий Иванович судить князей Шуйских.

— Стало быть, казнь определена. Сам-то он обет дал не лить крови, а тут — чужими руками. Хитер! Ох, хитер!

— Иезуиты, должно быть, насоветовали. Или секретари тайные Ян и Станислав Бучинские.

Предположение воеводы Басманова оправдалось. Собор был избран так ловко, что никого, кто бы уважал Шуйских, в нем не оказалось.

Первое решение собора — пытать Василия Шуйского, дознаваясь, не имел ли он сообщников из князей, бояр и дворян. Князя Василия Шуйского увели часа на два. Вернули избитого, со следами прижигания на лице, в изодранных одеждах, но гордого от своего подвига: стоял на своем, превозмогая боль:

— Я лично хоронил отрока Дмитрия Ивановича. Я говорил это прежде еще под присягой, повторю это еще и еще. Мне не нужны сообщники.

На суде же он продолжал настаивать, что у покойного не было на лице никаких бородавок.

Ведущий собор соглашался с доводами Василия Шуйского:

— Верно. Не было. Не мог же присутствующий здесь великий оружничий найти мальчика с такими же бородавками, как у Дмитрия Ивановича. Вот их и не было. Мать же, царица Мария, по бородавкам сразу же признала сына.

Вот для чего, оказывается, государь попросил его, Богдана Бельского, быть на суде. Для ссылки на него, как свидетеля, как организатора подмены, как ангела-спасителя. Не забывает, значит.

«Хитер».

— Я доподлинно знаю, что венчанный на русский престол, на престол православной Руси принял ересь латинскую. Сын Ивана Грозного, помазанника Божьего, никогда бы на это не пошел. Захвативший престол не носит бороды, он ест телятину, он держит в своей опочивальне царевну Ксению, аки басурман в своем гареме. Он окружил себя ляхами и служителями Папы Римского. Мыслимо ли, чтобы сын Ивана Васильевича грешил так безбожно?!

Ведущий собора-суда остановил князя Василия Шуйского:

— Нам известны твои властолюбивые помыслы: оклеветать государя Дмитрия Ивановича, возбудив против него чернь, дворянство и боярство, самому захватить престол. Крамола, которая карается безусловной смертью! Как, избранные от сословий?