Алан Холлингхёрст - Линия красоты

• Название: Линия красоты
• Автор: Алан Холлингхёрст
• Издательство: Росмэн-пресс
• Жанр: Современная проза
• Год: 2005
• ISBN: 5-353-02125-8

Ник Гест, молодой человек из небогатой семьи, по приглашению своего университетского приятеля поселяется в его роскошном лондонском доме, в семье члена британского парламента. В Англии царят золотые 80-е, когда наркотики и продажный секс еще не связываются в сознании юных прожигателей жизни с проблемой СПИДа. Ник — ценитель музыки, живописи, словесности, — будучи человеком нетрадиционной сексуальной ориентации, погружается в водоворот опасных любовных приключений. Аристократический блеск и лицемерие, интеллектуальный снобизм и ханжество, нежные чувства и суровые правила социальной игры… Этот роман — о недосягаемости мечты, о хрупкости красоты в мире, где правит успех.

В Великобритании литературные критики ценят Алана Холлингхерста (р. 1954) как мастера тонкой, изысканной прозы. Еще в 1994 году его роман «Неверная звезда» вошел в шорт-лист Букеровской премии. А 10 лет спустя эту премию получила «Линия красоты».

---

— О боже мой, — со слезами в голосе сказала Кэтрин.

Полчаса спустя на экране появился Барвик. В студии послышались голоса, словно и там многие ожидали чего-то интересного. Ник и Кэтрин выпрямились и придвинулись поближе к экрану.

— Добро пожаловать в Барвик, — заговорил молодой бородатый репортер. — Мы находимся в великолепном здании городской ратуши, возведенном сэром Кристофером Реном. («Врешь», — подумал Ник.) Объявление результатов ожидается с минуты на минуту. На прошлых выборах в Барвике победил Джеральд Федден, депутат от консервативной партии: он получил перевес более чем в восемь тысяч голосов. В тот раз его победа была несомненной, однако в этот раз прогнозируется рост популярности депутата от Альянса — молодого местного политика Мюриел Дэй…

Камера нацелилась на двоих соперников. Оба разговаривали со своей свитой: Джеральд громогласно шутил, делая вид, что ничего особенного не происходит, Мюриел репетировала храбрую улыбку проигравшей. Неподалеку депутат от лейбористов, пребывавший, очевидно, в глубоком заблуждении насчет своих шансов, шелестел трехстраничной речью.

Ник откинулся назад, стараясь замаскировать неуверенность смехом. Его охватило волнение, тяжелое и неприятное, как будто родной город, тот самый зал, который он измерял и зарисовывал в младших классах, готовится вынести приговор комнате, в которой он сидит сейчас. Но Ник ничего не мог сделать — лишь от души желал, чтобы все скорее закончилось. Вот утих шум в зале, все должностные лица заняли свои места, кто-то откашливался, кто-то поправлял галстук. Маленькая толпа городских должностных лиц гурьбой поднялась на сцену, и старый Артур Стейт заговорил — медленно, растягивая и взвешивая каждое свое слово:

— Я, Артур Генри Стейт, уполномоченный по выборам депутата парламента от Барвика, графство Нортхэмптоншир… — и так далее, медленно и размеренно, с паузами после каждой запятой.

Кэтрин не сводила глаз с отца. Ник взглянул на ее профиль. Лицо ее выглядело изможденным и страшно усталым, однако на нем читалось волнение; пусть сама она была бессильна — сейчас здесь сталкивались иные силы.

Первым в списке шел лейборист по фамилии Браун — он получил восемь тысяч триста двадцать один голос («на три тысячи больше, чем в прошлый раз»), мужественно улыбнулся в камеру и исчез. Следующая, Мюриел Дэй, также сильно — на две с половиной тысячи — обогнала своего предшественника: она получила одиннадцать тысяч пятьсот семь. Аплодисменты она приняла с благожелательной, но рассеянной улыбкой и торопливо закивала своим сторонникам, призывая их к тишине — хотя Артур всегда дожидался полного молчания, а затем начинал сначала ту фразу, на которой его прервали. Цифра была серьезная, и Ник не сомневался, что снисходительно улыбающийся Джеральд сейчас погружен в судорожные мысленные подсчеты. Однако действие не обошлось без новой отсрочки: следующим появился на сцене городской сумасшедший Этельред Эгг, набравший тридцать один голос (хотя, судя по воплям, в его сторонниках состоял едва ли не весь зал). Он раскланялся во все стороны и приветственно помахал зеленым цилиндром; Ник невольно подумал, что у Этельреда в клоунском зеленом наряде и Джеральда, с его безупречно белым воротничком, розовым галстуком и платком в нагрудном кармане, определенно есть что-то общее.

— Ну проиграй же, проиграй… — пробормотала Кэтрин.

— Федден, — заговорил Артур, — Джеральд Джон (от Консервативной партии)… — тут кто-то засвистел, и Артур, дождавшись тишины, еще раз повторил то же самое, сделав странное ударение на «Джоне», — одиннадцать тысяч восемьсот девяносто три голоса.

При слове «одиннадцать» Джеральд побагровел и торопливо заулыбался, видимо решив, что проиграл. Но в следующий же миг все разъяснилось, и сторонники консерваторов завопили особенно радостно, словно приветствуя удачу утопающего, который едва не потонул, но сумел-таки из последних сил выбраться на мелководье.

Ник взял свой бокал и вышел на балкон. На улице было на удивление холодно. Вымученная победа Джеральда стала для Ника неожиданностью: он не очень понимал, как себя теперь вести. Выигравшим в полном смысле слова Джеральда назвать нельзя, и в поздравлениях по этому поводу даже он неминуемо заподозрит издевку или бесстыдную лесть. И все же он прошел в парламент — значит, в конечном счете, все идет как надо. Сияющая улыбка Джеральда еще несколько секунд маячила у Ника перед глазами, затем растаяла среди темных ветвей, как тают и забываются все последние новости. Внизу расстилался сад, и будь погода поприличнее, Ник, быть может, вышел бы прогуляться — но в такую хмарь о прогулках и думать не хотелось. Ничего, впереди у него целое лето.

Он вспомнил, как привел в этот сад Лео, в первое же их свидание, как, трепеща от волнения и надежды, крался по тропе тенью среди предзакатных теней; а потом, в последующие годы, приводил сюда других мужчин — по этой же усыпанной песком тропке, на ту же лужайку за сторожкой садовника. Он больше не робел и не боялся неудачи, это был его коронный трюк, исполняемый уверенно и с блеском: и его любовникам это нравилось — нравилась острая щекотка риска, холодок примитивности, нравилось, что он оригинален — не угощает их выпивкой и не предлагает принять душ. И всякий раз, приходя сюда для очередного торопливого и беззаботного свидания, Ник вспоминал Лео. Лео, так и не узнавшего, как Ник о нем мечтал. Так и не узнавшего, что он для него сделал — подарил мальчику, до той поры жившему лишь фантазиями, реальную жизнь. А если бы и узнал, едва ли бы понял — он ведь совсем не умел фантазировать и мечтать, он обеими ногами стоял на земле, и в этом для Ника заключалась часть его красоты.

Ник взболтнул виски в бокале и вздрогнул. Сейчас он чувствовал, что все прощает Лео: как можно сердиться на мертвого? Но было и другое чувство — смутная жажда прощения; от этого чувства Ник и вздрогнул и, нахмурившись, постарался отогнать его от себя. Когда Розмари спросила, помнит ли он последнюю встречу с ее братом, перед глазами у Ника встало расставание на Оксфорд-стрит. Густая слепая толпа, прежде бывшая союзницей Ника — она помогала скрыть любое интимное прикосновение, — сделалась его противницей: он не мог остановить Лео, не мог крикнуть: «Подожди, я люблю тебя!» Лео вскочил в седло и умчался на красный свет, исчез за поворотом, даже не оглянувшись. Уже несколько раз они расставались вот так, в ссоре, и Ник даже не понял, что это было их последнее свидание. И еще много дней спустя ему казалось, что это все понарошку, что Лео еще вернется.

Но был еще один случай, три или четыре месяца назад, поздним февральским вечером; о том, что случилось тогда, Ник весь сегодняшний день старался не вспоминать. Уани, должно быть, был уже в Париже, и Ник, ощутив беспокойство в груди и ноющую боль в чреслах, отправился в «Шефтсбери» на ночную охоту. Прошел через большой зал в маленький боковой бар, освещенный газовыми лампами, где атмосфера дружелюбнее и обслуживают быстрее. Протолкался через толпу, кивнул паре знакомых, сел и в ожидании заказа обратил внимание на невысокого чернокожего парня в смешной фетровой шляпе: он, стоя к нему спиной, разговаривал с каким-то немолодым белым. Джинсы у парня были без ремня и низко сидели на бедрах, чуть отставая от тела, и в просвете виднелась голубая полоска трусов. Эти-то джинсы вдруг остро напомнили Нику Лео, двойной изгиб его спины и мускулистого зада, и от этого воспоминания он ощутил тихую и сладкую грусть. Бар был полон возможностей, и чернокожий парень Ника не привлекал: слишком уж он был тощим, к тому же носил густую бороду, заметную даже со спины, и в этой бороде явственно серебрились седые волоски. И все же Ник на миг встретился глазами с его спутником, слегка усмехнулся и, вместо обычной практичной пинты, заказал себе ром с колой.

Потом, прохаживаясь по залу с бокалом в руках, перекидываясь приветствиями со знакомыми, поглядывая на свое отражение в многочисленных зеркалах, он увидел чернокожего парня в профиль; и вдруг, на долю секунды, парень повернулся к нему лицом, а в следующий миг снова отвернулся к своему другу. И секунду или две Ник еще ностальгически размышлял о том, как этот парень похож на Лео, а потом его вдруг ударило: господи, это же Лео и есть! Лео со страшно изможденным лицом, полускрытым седеющей бородой, в надвинутой на глаза шляпе. Оглянуться еще раз Ник не решался: вместо этого посмотрел в зеркало, надеясь и страшась, что поймает там его взгляд, полный ответного узнавания, и снова отвернулся, отчаянно убеждая себя, что его не узнал. Он позволил толпе вытеснить себя в соседний зал. Там бурно веселилась большая компания (одного Ник узнал — на этого мужика он не раз заглядывался в «Y»); он пробирался по стенке с извиняющейся улыбкой, словно запоздалый и трезвый гость на отвязной вечеринке. Сердце у него колотилось, приятное волнение в груди, словно скисшее вино, обернулось сожалением и чувством вины. Чистый инстинкт, рефлекс гнал его прочь. Если бы Ник позволил себе остановиться, подумать — он стремглав бросился бы к Лео: но он повел себя как трус. Он испугался Лео: испугался снова стать отвергнутым, испугался насмешек, но более всего испугался того неназываемого, что до неузнаваемости изменило его лицо и тело. И все же надо вернуться, проверить — может быть, это и не он? При мысли, что мог обознаться, Ник едва не зашатался от облегчения. Он начал протискиваться обратно, ловя на себе неодобрительные взгляды — окружающие не могли взять в толк, чего этот парень мечется туда-сюда: и вдруг, у самых дверей бокового бара, сам не понимая, как и почему, остановился и заговорил с мужчиной из «Y». Он знал, что на левой ягодице у этого мужика вытатуирована птичка, не раз видел в душевых его эрегированный член, но сейчас эти воспоминания совершенно его не возбуждали. Он болтал какую-то чушь, рассеянно глотая ром с колой. Потом отправился вниз, в туалет, и, оглянувшись, увидел, что этот мужик идет за ним следом: они постояли там немного, люди проходили мимо них взад и вперед, а потом мужик из «Y» кивнул в сторону пустой кабинки. Ник сказал, что это слишком рискованно: он чувствовал облегчение, смешанное со стыдом. Парень сказал, что живет в Сохо, можно пойти к нему, это в пяти минутах ходьбы, и Ник ответил: ладно. Успех был мгновенный и блестящий, исполнение его давнишней мечты, — но Ник не чувствовал себя победителем. В сущности, он вообще ничего не чувствовал.