Радий Погодин - Мост. Боль. Дверь

• Название: Мост. Боль. Дверь
• Автор: Радий Погодин
• Издательство: Лениздат
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1986

В книгу вошли ранее издававшиеся повести Радия Погодина — «Мост», «Боль», «Дверь». Статья о творчестве Радия Погодина написана кандидатом филологических наук Игорем Смольниковым.

http://ruslit.traumlibrary.net

---

Зинка уволилась из «стекляшки» и, как ее ни уговаривали, не выпила «на отвал» ни капли. В Ленинград она послала письмо, чтобы сообщили, когда набор в какое-нибудь приличное ПТУ. Ей ответили сразу же телеграфом: «Вылетай».

Набирали строителей, Зинка пошла в ПТУ с питанием.

«Отцовские деньги буду копить, — сказала она. — У меня на сей счет планы». Поселилась она, хоть ей и дали общежитие, у своих девчонок из треста «Капремстрой».

— Поздравьте, — сказала она, заваливаясь на кровать. — Я теперь, стало быть, каменщик.

Девчурка Нюрка — метр восемьдесят шесть росту, объем бедер — не хватает портняжного метра, — вытащила из-под кровати кирпич двумя пальцами и положила его на подоконник. Вытащила из-под кровати еще кирпич и тоже уложила на подоконник.

— И так семьсот пятьдесят раз — норма. И все двумя пальцами. Не говоря уже о прочем, как-то: положить раствор, разровнять раствор, выровнять кладку. Ну и качество надо, иначе развалится. Хотя на новых домах качество — дело шестое. Далее: холод, ветер, кашель, губы потрескались, распухли, а тебе целоваться охота. Возьми у меня из-под кровати кирпичи, там двадцать штук. Тренируйся.

— Я долго не пробуду, — сказала Зинка. — Пробьюсь куда-нибудь.

— Передом? — спросила Нюрка.

— Головой.

Так и стали ее называть — Головастая.

Ко Льву Зинка пошла сразу же по приезде в Ленинград. Деньги — долг — она отправила ему телеграфом, и теперь у нее даже как бы причина была: мол, получил ли он перевод?

На ее звонок дверь открыл парень, бесформенный, лоснящийся и какой-то оплывший, но, видать, не злой.

— Привет, — сказал парень. — Ты ко мне или к маме?

— Мне Льва, — сказала Зинка.

— Он же сменялся. Адреса не знаю и не спрашивай. Шестерной обмен: кто куда поехал, сам черт не разберет. Заходи. Побалдим. Тебе понравится.

— Иди ты, — сказала Зинка. — Индюшье сало.

Гуляла Зинка по Ленинграду много, надеясь встретить Льва на улице. Однажды остановилась она у киоска «Горсправки» и тоскливо осознала, что за двугривенный можно получить его адрес и уже сегодня у него пить чай и кофе. И испугалась. И побежала. В дальнейшем, гуляя по городу и, как прежде, надеясь встретить Льва Николаевича, она обходила киоски «Горсправки» как нечто в вопросах судьбы запрещенное. Задувал холод, набухала слякоть, морось выносило из-за углов и окатывало со всех сторон. И представлялось Зинке ее строительное будущее с непроходящим кашлем и лихорадкой на губах. И потихоньку у Зинкиных прогулок возникла цель, она зародилась в поверхностных слоях сознания, где рождаются легкие идеи и легкие слезы.

Нюрка спросила ее, Нюрка была к ней особенно расположена:

— Ты что шляешься без конца? В экскурсоводы готовишься?

— Мужа ищу.

— Зачем тебе этот детектив? Ты же на архитектурный сдавала?

— Сейчас не хочу. — Зинка просвистела «Жил-был у бабушки серенький козлик» и спросила: — А ты чего хочешь?

— Я бы в театральный пошла. Но кто же меня возьмет? Подо мной сцена провалится. Я и в самодеятельности ни разу не участвовала — гнали, говорили: «На роль Кощея Бессмертного у нас парень есть». Я их, конечно, била. Один раз на всю ихнюю самодеятельность во время спектакля, когда они все на сцене толклись, высыпала мешок трухи. Вот уж они чесались. И первые ряды чесались. И весь зал чесался.

— Тебя злость погубит.

— Нету во мне злости. Во мне одна лирическая доброта. А то была месть перед уходом со сцены сельской жизни… А на стройке мне иногда даже нравится. Ведешь кладку на верхотуре, а вокруг — ух ты! А спускаешься когда вниз — и слева и справа квартиры, квартиры. Подумаешь — во всех этих квартирах карапузики будут бегать. А у тебя ни квартиры в обозримом будущем, ни карапузика. Лет через пять дадут, как одиночке, комнатенку восемь квадратов — и весь хепи энд.

— Приехали, — сказала Зинка. — Цель — замуж. У тебя схема: муж — карапузики — квартира. У меня схема: муж с квартирой — квартира без мужа — красивая жизнь.

— Авантюристка ты. И как тебя в комсомол брали?

— Тогда у меня другая схема была. В ЛИСИ — на руках. Из ЛИСИ в «Ленпроект» — на руках. В «Ленпроекте» сначала в «гапы», потом в руководители мастерской — на руках. Медаль Государственной премии на грудь.

— А муж? А квартира?

— В той схеме это было несущественно. Некая комната с фортепьяно и букетом роз. И некий молодой человек в белых джинсах без имени и без лица…

Зинка принялась искать жениха.

Она заходила в пивные бары с несформулированной надеждой встретить Льва.

Охотно разговаривала с одинокими парнями. Компаний избегала. К ней подсаживались, пытались лапать. Она отряхивала это с себя, как брызги, досадливо, иногда со всякого рода сравнениями и аллегориями по адресу активистов. Пьяных она не боялась. Один раз особо распалившемуся парню, оравшему: «Хочу тебе отдаться, мона Лиза!» — рассекла кружкой бровь. И, как назло, — она бы ушла, гардеробщик уже ей пальто приготовил — появился наряд милиции. Проверили документы. Все было в порядке. Официанты сказали: «Заходит иногда… Нет, насчет этого не замечали — уходит одна. Да и непохожа…»

— Неужели вы так страстно любите пиво? — спросила милиция.

— Я ищу брата. А он да — он любит пиво.

— Ну что же. Желаем успеха. Только старайтесь без драк.

— А пусть они руки не распускают.

Зинка погрозила кулаком активисту, которому она рассекла бровь, и пошла домой.

Уже подморозило. Уже гололедицу припорошило снежком. Город стал чище и шире, как коридор с открытыми окнами.

Зинка гуляла в Михайловском саду, она любила гулять в этой округе: выйдет на Марсово поле, посидит у дворца Петра Первого, по Неве пройдется неспешно; там он и встретился ей, в Михайловском саду у павильона, бледный, можно сказать фарфоровый, — играл в шахматы с каким-то осклизлым типом в шапке-ушанке. Волосы на его голове отросли, топорщились ежиком, уши были прозрачные — наверное, он уже слышал зовы небес.

— Ты что такой? — спросила Зинка.

Он посмотрел на нее чуть улыбаясь, он снисходил до людей, как усталый ангел, — даже не спросил: «Кто ты?»

— У него мать и отец померли от случайного отравления газом, — сказал осклизлый. — Он, бедняга, теперь папашины ордена продал фулеристу. Фулеристы — звери, чего хочешь купят. — Осклизлый двинул фигуру. — Зевает. А раньше играл. Он разрядник.

Улыбка усталого ангела была печальна и меланхолична.

Он был неумытый, голодный, но когда-то он был счастливым — Зинка это почувствовала больно сжавшимся сердцем. Она сняла с осклизлого ушанку, надела ее на ангела, посмотрела — ровно ли, и сказала:

— Вот так.

— Он мне трюндель проиграл, — возразил осклизлый, достав из-под себя кепочку. — И в этой партии у меня преимущество — проходная пешка.

Зинка ему пригрозила:

— Повякай — шахматы отберу. — Ангелу сказала: — Пойдем.

Ангел послушно встал. Зинка взяла его за руку и повела. Когда отошли, объяснила:

— К тебе пойдем. Я обед приготовлю. Поесть тебе надо.

Озябшие шахматисты, примороженные к скамейкам, смотрели им вслед.

По дороге Зинка купила еду: молока, мяса, картошки, луку, хлеба, макарон.

По Фонтанке со стороны Невы неслись скутера — восемь штук. За каждым выгибалась волна хвостом. Скутера были похожи на петухов. А шуму-то от них было, шуму.

Дерево, расцветшее в душе Петрова, сильно привяло. Словно под ним развели костер. Казалось, оно корчится в муках. Роняет лес багряный свой убор,

Сребрит мороз увянувшее поле…

— Слышите, Александр Иванович, вы бы видели эту квартиру. Хорошая, чистая, ну, еще не загаженная. И пусто. В одной комнате Цветаева — увеличенный портрет. В другой — увеличенная фотография. Красногвардеец и барышня — поясок на платье по бедрам. Вы никогда не думали, как быстро женщины тогда разделись? В девятнадцатом еще в юбках до полу ходили, а в двадцатом чуть ли не в мини. И все крепдешин, креп-жоржет, чтобы видно было насквозь. Смотрю я на фотокарточку, а он говорит: «Дедушка и бабушка». Значит, так: Цветаева, дедушка и бабушка — значит, сердце мне подсказало правильно… Вам противно, Александр Иванович?

— Да нет. Что ты? Мне просто больно и душно.

— Ну подышите. Отдохните. Вы замечали, Ленинград как будто пристроен к небу? Отдохнули?..

— Хорошо у тебя, Гена, — сказала Зинка ангелу. — Просторно. — Когда покупали продукты, выяснила, как ангела зовут.

Гена объяснил с усмешкой:

— Скоро этот простор кончится. Кого-нибудь подселят.

— А ты женись.

— На ком?

— На мне.

— Я не могу, — сказал Гена. — Я слабый… — И отвернулся.

Пока варился обед — суп с говядиной, картошкой и макаронами на первое и макароны с тушеным мясом на второе, еще ею был задуман чай с протертой клюквой и сушками — Зинка вымыла полы, Гену заставила вынести мусорное ведро и обтереть подоконники.