Сергей Смирнов - Цареградский оборотень

• Название: Цареградский оборотень
• Автор: Сергей Смирнов
• Жанр: Фэнтези

История в романах московского писателя Сергея Смирнова наэлектризована мифологией. `Цареградский оборотень` - это роман-путешествие. Это путь, который читателю следует пройти, чтобы обнаружить истоки своих самых глубинных фобий.

---

Не успел последыш повернуться к своим, как сильные руки двух гребцов потащили сходни на корабль и вся его деревяннная плоть зазвучала-запела тихой дрожью -- песней водяной дороги.

Еще холодней сделалось на душе у княжича. Он посмотрел с корабля на берег. Весь род провожал его. И все смотрели на него, как на далекую птицу.

И княжич почуял, что знает отныне тайну, какую еще не знает никто в его роде, даже Коломир, даже сам отец, князь-воевода Хорог.

И последыш глубоко вздохнул, чтобы крикнуть своим с чужого корабля и открыть всем великую тайну, но выдохнул впустую. Язык и губы у него онемели: для той тайны не было, не нашлось никаких северских слов... Только старый Богит мог помочь. Последыш спохватился, стал искать его глазами, но так и не нашел.

Старый Богит был в святилище и оттуда, из средоточия своей силы, заговаривал далекий путь в ромейскую землю, от рушника да царьградских врат, протягивал его через навершие своего посоха, как нить через игольное ушко. Только во врата его сила войти не могла, врата были узлом на нитке.

Тогда впервые и увидел Богит за градом, над рекой, большую темную мысль-птицу неизвестной породы.

И хотя последыш остался один со своей тайной, никто из родичей не узрел тогда в той тайне страшного волкодлака...

Большими шестами ромеи стали отталкивать свой корабль от северского берега.

И вдруг земля со всем Туровым родом двинулась в сторону -- как цельная, огромная льдина.

Последыш невольно весь потянулся к берегу и чуть было не упал. Несильная рука старого ромея поддержала его.

Женщины снова запели Задорожную. И все, кроме отца и Коломира, двинулись вслед за кораблем вдоль берега, перебирая ногами по двинувшейся прочь земле.

Отец остался стоять, как великий столп-бог -- так бесстрастно смотрел он на корабль и на своего третьего сына, уплывающего в далекий ромейский ирий. Но теперь, с чужого корабля, и сам княжич Стимар смотрел на свой род, как тот великий столп-бог. Ему хотелось поднять взгляд поверх всего рода и поверх всей своей земли, и он радовался тому, что ему совсем не хочется плакать.

Позади него громко хлюпнуло, и он обернулся. Частокол весел ровным гребнем поднялся из реки и с сильным всплеском вновь зачерпнул воду, отталкивая ее против течения. Важные и самонадеянные ромеи теперь захотели достичь своего царства быстрее реки.

И вот вслед за кораблем вода завилась косой, как последние колосья на сжатом поле. Берега потекли назад все быстрее и быстрее. Начала отставать стайка братьев и сестер, и род становился вдали все меньше и меньше.

Братья и сестры еще догоняли княжича своими криками, прощались. Он не ответил никому. Ему казалось, что теперь его слова пропадут впустую -- река все равно унесет их вместе с ним прочь от рода -- и стоит ему оставить теперь своим родичам хоть одно слово, как из глаз опять потекут слезы. А княжич гордился тем, что глаза его совсем сухие.

Ромей Агатон стоял рядом. Княжич чувствовал, что он хочет положить руку на его плечо, но запрещает себе делать это.

-- Ты сильный мальчик, будущий каган Стимар,-- наконец сказал ромей.-- Твой отец, каган Хорог, правильно выбрал тебя. Ты самый умный и самый лучший из братьев.

-- Коломир лучше! -- выпалил княжич.

Немного помолчав, ромей тихо сказал:

-- Хорошо и то, что ты пока так думаешь...

Град Большой Дым становился все меньше. Его уже можно было положить в мешок и увезти с собой. Отец и брат стали вдали совсем крохотными, мельче всадников, сражавшихся на столе, и княжич уже поднял руку, чтобы прихватить их с берега и забрать с собой -- не только их, но и весь род вместе с градом. Но опомнился и весь похолодел: ведь без города и родичей опустеет навсегда Турова земля. Да и не сможет он, малой, в одиночку уберечь свой род и целый град от всех опасностей дальней дороги. Пусть род останется на месте во всем своем росте, всей своей крепости и силе. Пусть дожидается его возвращения и бережет заговорами его, малого, дорогу.

Вся только что обретенная княжичем холодная и мудрая сила истратилась на грустные мысли. Княжич всхлипнул и не сдержался -- и слезы в один миг затопили и братьев, и отца, и все землю Турова рода вместе с градом, высившимся на берегу.

-- Не бойся,-- ласково сказал ромей.-- Теперь можно немного плакать. Я не стану сердиться. Я в детстве тоже плакал, когда приходилось уезжать из дома. Сначала даже нужно плакать, чтобы потом стало легче. Плачь. Твой отец больше не увидит.

-- Увидит! -- со злостью крикнул последыш и вытер слезы рукавом изо всех сил -- так чтобы глазам стало больно.

Тогда ромей отступил и больше на давал мудрых советов, а княжич приказал своим глазам быть совсем сухими -- а то им хуже будет! -- и видеть все, что теперь одно за другим терялось вдали.

Первым потерялся банный дом на берегу, под градом -- уменьшился, сделался не больше муравья и пропал. Туров град отступал, медленно поворачиваясь другим боком, пряча врата и уже тихонько заваливаясь за край земли.

И вдруг перед княжичем на другом, ближнем, мысу выступил к самой реке лес и сразу загородил весь Большой Дым -- так что уж никак не подхватить его рукой, не дотянуться. Последыш спохватился, опустил глаза, но и род уже остался весь за тем лесистым мысом.

В одно мгновение никого не стало.

-- Тебе не холодно? -- вопросил позади ромей, заметив, что маленький варвар весь дрожит.

Но “будущий каган” только злобно мотнул головой.

“Крепкий волчонок,-- подумал тогда ромей Агатон.-- Тому, кто будет его беречь до поры, самому потом придется беречься.”

Княжич в тот миг обрадовался, увидев на высоком берегу раздвоенную березу. Он вспомнил своего тайного побратима Брогу из Собачьей Слободы, вспомнил, как они встречались у той березы и произносили тайные клятвы. Он пристально всматривался в ту березу, приказав глазам запомнить ее навсегда. Так внезапно, в одночасье, княжич научился настоящим воспоминаниям. Потом березу заступили другие деревья, и все они отходили, отступали прочь, безжалостно оттесняя друг друга, как всегда делают воспоминания.

Потом княжич с нетерпением дожидался Собачьей Слободы и радостно вздохнул, когда совсем близко, хоть и за текучей водяной межой, появились длинные дома слобожан, сами они, их котлы, лошади, козы и кудлатые собаки. Впервые княжич обрадовался инородцам, как своим -- родичам.

Но там, на берегу, все большое и неживое так же ровно и неумолимо проходило мимо, отступало в прошлое, кучно уменьшаясь в нем и наконец пропадая вовсе. Только люди, а с ними их лошади и собаки, были ненадолго подхвачены мерным движением корабля и течением реки. Слобожане всем скопом бежали по берегу, весело кричали вдогон и махали руками. Собаки заливались лаем, отгоняя нечисть.

-- Княжич! Княжич Туров! -- звал с земли Брога.

Последыш только помахал ему рукой, приказав своим устам молчать.

Брога разбежался что было сил. Ему даже удалось чуть-чуть обогнать корабль. Он встал на месте и стрельнул в него из лука детской стрелой. Стрелка мелькнула над водою, клюнула корабль в бок, отскочила в сторону и поплыла, отставая.

Потом и вся Слобода так же отстала, черной россыпью головешек пропала вдали. И снова стали проходить из яви в воспоминания бесконечной чередой прибрежные деревья.

Княжич приказал глазам видеть и запоминать каждое дерево, каждый куст, и желтые пятна пижмы, и все гнезда ласточек, черные глазки на обрывистом берегу. Так он хотел собрать в своей памяти всю дорогу от дому до ромейского ирия, потом смотать ее в клубок-свиток, чтобы можно было ее в стороне от чужих глаз легко развернуть-распустить вновь, как только захочется и, ненадолго забежав домой,  поглядеть, что там делают братья.

Устав смотреть, княжич оперся локтями о борт и положил голову на руки.

Кто-то услужливо подсунул ему под колени мягкий тюфячок, и стало совсем удобно.

Княжич запоминал все то, что видел на своем, правом берегу реки, и от гулкого хлюпанья весел, от легкого покачивания из стороны в сторону ему все сильнее хотелось спать. Стоило смежить веки, ему вспоминалось очень давнее и очень знакомое. Когда-то его, малого, так же покачивало из стороны в сторону, приятно и совсем неопасно, и он плыл в маленькой лодке по долгой песне, которую пела его мать. Тогда он плыл, а все родное никогда не отставало, не уменьшалось, утопая в воспоминаниях, и всегда оставалось поблизости, ходило кругом и защищало от всех бед и опасностей.

Когда княжич вновь открыл глаза, то увидел перед собой высокий черный столб с косой перекладиной, а на вершине столба -- вот-вот грозящий упасть с него круг Луны.

Он спохватился, оттолкнул с груди теплую тяжесть шкуры и сел.

Ночной холод объял княжича. Он испугался, сообразив, что не вытерпел и заснул. Так дорога оборвалась в его памяти -- и ему никогда не удастся распустить ее и пробежать по ней до дома, как тогда бежал с братьями по тайной лесной тропе к Дружинному Дому.