Юрий Щеглов - Малюта Скуратов. Вельможный кат

• Название: Малюта Скуратов. Вельможный кат
• Автор: Юрий Щеглов
• Издательство: АРМАДА
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1999
• ISBN: 5-7632-0939-7

На страницах романа «Вельможный кат» писатель-историк Юрий Щеглов создает портрет знаменитого Малюты Скуратова (?-1573) — сподвижника Ивана Грозного, активного организатора опричного террора, оставшегося в памяти народа беспощадным и жестоким палачом.

---

— Двести! — подтвердил Кожухов. — А то и триста, ежели доброту душевную проявишь. Большие деньги! Агромадные!

— Не мелочись, Тимоха! Не жадничай! Не двести и не триста, а три тыщи хотел ты пообещать. Государь не нищий. Он подачек не принимает.

— Три тыщи! Помилуй Бог, Григорий Лукьянович! Где такие средства сыщешь? Хоть себя заложу, а таких сумм не найти мне. Лучше сразу в помойную яму кинь али псам отдай, — взмолился Кожухов.

— Ну, за этим дело не станет, вор! — свирепо бросил Малюта. — Псам так псам.

— Какой же я вор, батюшка?! За что клеймишь?

— Значит, есть за что. Лес купил да перепродал литовцам. Не откажешься!

— Было дело, но государству от того урона нет. Что положено — отдал и благодарственную прибавил.

— Знаю я тебя! Прибавил! Вали деньги на бочку! Иначе я тебя батогами забью, а женку твою толстозадую стрельцам отдам на потеху, сына пошлю на работы, а дочек…

— Дочки у меня мал мала меньше! — взмолился сокрушенный духом купец. — Куда их?!

— Надоело с тобой вожжаться. — И Малюта поднялся из-за стола. — Утомил ты меня. Коли казну сбереженную сей же час не выдашь — пожалеть себя не успеешь. Ну?!

— Да нет у меня такого богатства и сроду не бывало.

— Ну нет так нет! — И Малюта кликнул стрелецкого голову Болотова, которого давно сделал за верную службу своим помощником. — Бери его на Лобное место да бей по пятам, чтоб восчувствовал, как царя-батюшку обманывать. И женку с ним! Заголи до пупа и плетью побалуй, а потом Булату отдай. Его черед полакомиться.

Кожухов свалился на пол без сознания. Он оказался второй Малютиной жертвой после Филиппа Колычева.

II

Безжалостный вид торговой казни да белое молочное тело купчихи — дородной и сравнительно молодой — повергли тверяков в шок. Город, и без того истощенный голодом и болезнями, слухами об убийстве Колычева, затих совершенно. Дымок даже над крышами не курился. Соглядатаи Малютины по дворам опричников водили, указывая на обреченных:

— Вот этот! Вот этот! И вон тот супротив государя пагубу изрыгал.

Кого пожелают — сдавали. В казну брали все без остатка. Грязной командовал:

— Там расчислим — сколько и куда!

Тверь распяли скоро и споро. Государь, засевший в Отрочь монастыре, однако, потускнел ликом. Смерть Колычева и его царапнула. Куда лучше с благословением, чем без оного. И спокойней и краше.

— Тверь больная, — сказал он Малюте. — Кончай скорей! Уныло здесь. Пойдем дальше. В Торжке отдохнем. Я здесь по монастырю разгуливаю как по погосту. Никого! Попрятались, изменники! У Филиппа руки целовали. А он кто таков? Чернец!

Крепко Филипп поперек горла царю встал.

III

Торжок утопал в снегу. Синие дымки ниточками в небо тянулись. Солнышко пригревало, собаки из подворотен брехали. Малюта первым проехался по главной улице на рыжем коне, которого свел у зажиточного тверяка Жебракова. Помахивал толстой плетью, отмечая в памяти богатые избы. Торжок он один раз года два назад посетил, и город уютом понравился. Щами отменными стрелецкий сотник Рыбов угостил. И вкус пахучего мяса возле косточки Малюта запомнил. Он кости любил грызть — там говядина слаще. Но до щей сейчас пока далеко. Пока он в тюрьму завернет — к пленным татарам. Зачем здесь их держать? Не ровен час освободятся да нож в спину воткнут. Среди татар храбрые воины есть. Потом ливонцев и литовцев, тоже пленных, раскиданных по избам, выдернет, а уж потом государь в Торжок войдет и как должно с населением поступит.

IV

Тюрьма представляла собой длинный, укрепленный бревнами и камнями бывший амбар, обнесенный стеной. Ворота прочные, обшитые железными листами, на окнах — толстые решетки. Татар иначе удержать нельзя — убегут. Народ непокорный, и даже в тюрьме своевольничают. Начальник тюрьмы Крынкин давно жаловался, гонцов в Москву к Малюте засылая:

— Житья и покоя от татар нет. Оружие прячут — не найдешь, но твердо знаю — ножи есть. Пищу стрельцам иногда в морду кидают, орут: «Гнильем кормите! Мы к такому не привыкшие!» Баранов требуют и грозят царю челом бить. Сократи ты их, батюшка Григорий Лукьянович! Жду не дождусь!

Вот он и прибыл сокращать татар. Отряд взял небольшой — человек тридцать. Какая от пленных опасность? Одеты в рванину, за зиму, чай, отощали. Татарву Малюта не любил так же, как и ливонцев с немцами, и поляков с литовцами. Да за что любить? Нехристи! А те, что крестились и княжеские достоинства в Москве сохранили — ну что ж! — за ними все одно глаз да глаз. Казанские татары еще ничего, а вот крымчаки с Жигмонтом дружбу плетут и к литовцам в гости ездят, чтобы против Иоанна сговариваться.

— Посечем их или как? — спросил Малюту сопровождавший его Васюк Грязной.

— Оставить в живых — себе дороже! — ответил Малюта.

С первыми лучами солнца очутились у ворот. Малюта позвал стражника, дозорная будка которого возвышалась над стеной:

— Открывай, пес!

— Не видишь, что ли? Слуги царские! — заорал Грязной, гарцуя и красуясь перед собравшимися, несмотря на раннее утро, любопытствующими зеваками.

Однако после коварно захваченного Изборска стрельцы, опричники и городовая стража не были так наивны. Парень в высокой меховой шапке и длиннополом кафтане слез по внутренней лестнице и отправился к начальнику, который сам ночевал, как заключенный, в тюрьме. А Малюта снаружи ярился:

— Открывай, черт тебя раздери! Открывай!

Ворота затрещали под напором малютинских молодцов. Наконец прибежал перепуганный Крынкин с виноватой физиономией и велел впустить гостей. Опричники ворвались во двор, будто с боем взяли твердыню, — и сразу к зарешеченному амбару. Грязной срубил первого попавшегося на дороге татарина.

— Вольно они у тебя здесь пасутся! — по-волчьи оскалился на Крынкина Малюта. — Вольно! А все жалобятся! Ну, мы им сейчас покажем!

Однако не Малюта с Грязным татарам показали, а те — опричным воинам. Сразу смекнули, что гроза идет, и заперлись, окна досками закрыв. Очевидно, готовились загодя к налету.

— Выманить надо их оттуда, да как? — спросил Болотов Малюту. — Поджечь с четырех углов — сами в окна попрыгают.

— На окнах — решетки, — заметил Грязной.

— Коли тебе задницу подпалят — в игольное ушко пролезешь, — криво усмехаясь, произнес Малюта, в общем не ждавший подобного ласкового приема со стороны татар. — Тюрьму жечь — последнее дело. Она государева и на государевый кошт сооружена. Как я царю в глаза гляну?! Рвань татарскую посечь не сумел.

Татары в чердачных окнах не мелькали, наблюдая за нападавшими в щели.

— Эгей! — крикнул Болотов, спешившись и медленным, как бы мирным шагом приближаясь к залитой солнцем тюремно-амбарной стене. — Эгей! Выходи! Отпускать домой будем! Царское прощение вам вышло!

Внутри помалкивали, но малая численность малютинского отряда, вероятно, подействовала успокоительно. Сколько можно держать людей в плену? Вдруг договорились и хотят баш на баш обменять? Однако слух о кровавых событиях в Твери, чудом проникший сквозь глухие стены, останавливал все-таки пленных.

— Да не бойтесь, ребята! Вылезайте! — продолжал Болотов, не демонстрируя никаких враждебных намерений и даже не раздражаясь. — Открывайте, дурачье! Ничего вам не сделаем. Менять будем глупых на умных.

Речи Болотова немного обнадежили татар. Одно окно они освободили от досок. Затем, помедлив, выковыряли раму с решеткой, чтобы продолжить переговоры и разведать, что все-таки их ждет. Но едва в зияющий черный проем сунулась усатая татарская голова с дерганой бороденкой, обмотанная синим платком, как притаившийся за деревом опричник послал метко стрелу. Тело татарина — без звука — перегнулось, свесив руки во двор. Опричники начали стрелять не переставая, чтобы не позволить татарам опять заслониться досками.

А тем временем Малюта и Болотов с разных сторон подкрались вдоль стен к окну. Грязной улюлюканьем отвлекал обороняющихся. В какой-то момент Малюта подсадил Болотова, и тот ввалился в проем — будто нырнул в омут. Сейчас же за ним попрыгали остальные. Опричники железным ломом выбили окно рядом. И тоже ворвались внутрь. Но там, внутри, они натолкнулись на отчаянное сопротивление. Упал один из опричников — Матюха, упал второй, по прозвищу Корень. — Малютин любимец, третий, раненный, выскочил назад. Тогда в проем ринулись Малюта и Грязной. Выхватив саблю, Малюта располовинил неловко повернувшегося к нему татарина. Удар у царева палача массивный, плотный. Почти никто после не выживал. В тот же самый момент Малюта ощутил в боку под ребрами режущую боль, а на плечах — тягостный груз. Молодой татарин повис позади, вспоров кинжалом кафтан. Сталь скользнула и впилась в мясо. Конечно, Малюту таким толчком с ног не собьешь. Он крутанулся и стряхнул нападавшего на пол, а потом саблей — той самой заветной турецкой, боготворимой — добил паренька на полу.