Вероника Рот - Инсургент

• Название: Инсургент
• Автор: Вероника Рот
• Жанр: Социально-психологическая фантастика
• Год: 2012

Один выбор может вас изменить… или разрушить. Но у каждого выбора есть последствия. Со всеми этими беспорядками во фракциях Трис Приор должна продолжать пытаться спасти тех, кого она любит. Она сталкивается с горем, прощением, преданностью, политикой и любовью. День инициирования должен был стать для Трис празднованием ее победы и официальной принадлежности к ее фракции, вместо этого он закончился полным кошмаром. Война в самом разгаре, конфликты между фракциями разрастаются. Теперь необходимо решать, на чьей ты стороне, разгадывать тайны, а выбор становится еще более опасным и необратимым. Измененная собственными решениями, испытывающая горе и вину Трис должна теперь сделать важные открытия и изменить свои отношения, а также полностью разобраться в том, что значит быть Дивергент, даже если она не понимает, что в итоге может потерять.

---

Он оборачивается, чтобы посмотреть на меня. Последнее время он смотрит на меня без привычной злобы — вместо этого он кажется изможденным, сгорбленным, его раненая рука перевязана. Но меня не провести.

— Что ты делаешь в моей комнате?

Он подходит ближе.

— Зачем ты следишь за Маркусом? Я видел тебя вчера после завтрака.

Я встречаюсь с ним глазами.

— Не твое дело, убирайся!

— Я здесь, потому что не знаю, зачем именно ты охраняешь жесткий диск, — говорит он. — По-моему, ты не стабильна.

— Я не стабильна? — мне смешно. — Забавно слышать такое от тебя.

Питер сжимает губы и ничего не говорит.

Я сужаю глаза.

— Почему тебя так интересует жесткий диск?

— Я не дурак, — говорит он. — И знаю, что он содержит больше, чем моделирование данных.

— Ты не дурак, да? — говорю я. — Ты думаешь, что, если доставишь его к Эрудитам, они простят твою неосторожность и вернут обратно свою благосклонность к тебе?

— Я не хочу вернуть их благосклонность, — говорит он, шагая вперед. — Если бы хотел, не помогал бы вам в воссоединении Бесстрашных.

Я впиваюсь в его грудную клетку ногтем указательного пальца.

— Ты мне помог лишь потому, что не хотел снова быть подстреленным.

— Да, я не преданный поклонник фракции Отреченных, — он хватает мой палец. — Но никто не смеет меня контролировать, никто, особенно Эрудиты.

Я выдергиваю руку назад, выкручивая так, чтобы он не смог ее удержать. Мои руки вспотели.

— Я не ждала от тебя понимания, — вытираю руки о край рубашки, осторожно двигаясь к комоду. — Уверена, напади они на Искренних, а не на Отреченных, ты бы позволил пристрелить свою семью, не моргнув и глазом. Но я не такая, как ты.

— Стифф, осторожнее со словами, когда говоришь о моей семье, — он движется вслед за мной к комоду, но я аккуратно перемещаюсь, так что нас разделяют ящики. Я не собираюсь раскрывать место хранения жесткого диска, пока он здесь, но и дорогу ему уступать не хочу.

Его глаза скользят по комоду за мной, затем налево, как раз туда, где спрятан жесткий диск. Я хмурюсь на него, а затем вижу что-то в его кармане, чего не заметила прежде — прямоугольный выступ.

— Дай это мне, — говорю я. — Сейчас же.

— Нет.

— Дай это мне, или так ты мне даже поможешь. Я просто убью тебя во сне.

Он ухмыляется.

— Если бы ты только могла видеть, как смешно выглядишь, когда угрожаешь людям. Как маленькая девочка, которая говорит, что она собирается задушить меня своей скакалкой.

Я начинаю надвигаться на него, а он пятится назад, в коридор.

— Не называй меня "маленькой девочкой".

— Я буду называть тебя так, как захочу.

Я приготовилась напасть на него, нацеливая кулак туда, где ему должно быть больнее всего — на пулевое ранение в руке. Он уворачивается от удара, а я, вместо того, чтобы снова атаковать, изо всех сил стискиваю его руку и выворачиваю в сторону. Пока Питер орет во всю мощь своих легких, отвлекаясь на боль, я жестко бью ему по колену, и он падает на пол.

Люди, одетые в серые, черные и желтые одежды, бегут по коридору. Питер, приседая на ноги, делает выпад в мою сторону и наносит удар в живот. Я сгибаюсь пополам, но боль не останавливает меня — из горла рвется полустон-полукрик. Сгибаю левую руку и, бросившись на Питера, врезаюсь локтем в его лицо.

Один из Дружелюбных хватает меня под руки и, приподнимая, оттаскивает от Питера. Рана в моем плече пульсирует, но из-за адреналина я едва замечаю ее. Игнорируя ошеломленные лица Дружелюбных и Отреченных, даже Тобиаса и женщины, склонившейся над Питером и шепчущей ему что-то успокаивающим тоном, я все равно тянусь к нему. Не замечаю, что он стонет от боли и, что просит прощения за удар в живот. Я ненавижу его. Мне плевать, ненавижу.

— Трис, успокойся! — говорит Тобиас.

— У него жесткий диск! — Кричу я. — Он украл его у меня! Это он!

Тобиас идет к Питеру, игнорируя женщину на корточках рядом с ним, и ставит ногу на его грудную клетку. Затем достает из кармана Питера жесткий диск.

Очень тихо Тобиас говорит ему:

— Мы не всегда будем в убежище, так что это было очень глупо с твоей стороны, — затем он оборачивается ко мне и добавляет. — И с твоей тоже. Хочешь, чтобы нас выгнали?

Я хмурюсь. Один их Дружелюбных толкает меня в холл, придерживая за руку. Я пытаюсь вырваться.

— Что вы делаете? Отпустите меня!

— Вы нарушили условия нашего мирного соглашения, — говорит он мягко. — Мы должны следовать протоколу.

— Просто иди, — говорит Тобиас. — Тебе нужно остыть.

Я смотрю на лица в толпе. Никто не спорит с Тобиасом. Их глаза устремлены на меня. Я позволяю двум Дружелюбным провести меня по холлу.

— Осторожнее, — говорит один из них. — Здесь половицы неровные.

Моя голова пульсирует — признак того, что я успокаиваюсь. Слева седеющий Дружелюбный открывает дверь. Табличка на двери гласит: "КОМНАТА КОНФЛИКТОВ".

— Вы меня временно изолируете или что-то в этом духе? — сержусь я. Это так похоже на Дружелюбных: изолировать меня и научить очищающему дыханию и позитивному мышлению.

В комнате так светло, что я невольно щурюсь. Огромное окно напротив выходит в сад. Несмотря на это, комната кажется маленькой, вероятно потому, что потолок, стены и пол покрыты деревянными панелями.

— Сядь, пожалуйста, — говорит человек постарше, показывая на стул в центре комнаты. Как и вся мебель Дружелюбных, он сделан из необработанной древесины и выглядит крепким, будто до сих пор принадлежит земле.

— Бой окончен, — сказала я. — Этого не повторится. Не здесь.

— Мы должны следовать протоколу, — говорит самый молодой мужчина. — Пожалуйста, садись, и мы обсудим, что случилось, а потом позволим тебе уйти.

Все голоса такие мягкие. Не тихие, как голоса Отреченных, которые стараются никого не беспокоить. Мягкие, успокаивающие, низкие — интересно, это то, чему учат инициированных? Как лучше говорить, двигаться, улыбаться, чтобы установить мир.

Не хочу садиться, но приходится, поэтому я располагаюсь на самом краю стула, чтобы при необходимости быстро встать. Человек помладше стоит прямо передо мной. Крепления скрипят за моей спиной. Я оборачиваюсь — мужчина постарше копается в прилавке.

— Что вы делаете?

— Чай, — отвечает он.

— Я правда не думаю, что чай как-то поможет.

— Тогда скажи нам, — говорит молодой человек, привлекая мое внимание. Он улыбается мне. — В чем же, по-твоему, решение?

— Надо вышвырнуть Питера отсюда.

— А мне кажется, — говорит он мягко. — Что это ты на него напала, на самом деле это ведь ты ранила его руку.

— Вы себе даже представить не можете, что он сделал, чтобы заслужить это, — мои щеки снова пылают, мое сердцебиение отражается в мимике. — Он пытался убить меня. И еще одного человека, он ударил кое-кого ножом для масла в глаз. Он злой. У меня было право…

Я чувствую острую боль в шее. Темные пятна покрывают мужчину передо мной, затемняя его лицо.

— Мне жаль, дорогая, — говорит он. — Мы всего лишь следуем протоколу.

У мужчины постарше в руках шприц. В нем еще есть несколько капель средства, которое мне вкололи. Оно ярко-зеленое, цвета травы. Я быстро мигаю, и черные пятна исчезают, но мир все еще плывет перед моими глазами, как будто я раскачиваюсь на стуле.

— Как ты себя чувствуешь? — спрашивает самый молодой мужчина.

— Я чувствую себя… — злой, собиралась сказать я. Злой на Питера, злой на Дружелюбных. Но ведь это не так, верно? Я улыбаюсь. — Я чувствую себя хорошо. Как будто плыву. Или качаюсь. А вы себя как чувствуете?

— Головокружение — побочный эффект сыворотки. Возможно, ты захочешь отдохнуть сегодня. А я себя чувствую замечательно. Спасибо, что спросила, — говорит он. — Теперь можешь идти, если хочешь.

— А вы не подскажете, где мне найти Тобиаса? — спрашиваю я. Когда я представляю себе его лицо, любовь к нему наполняет меня изнутри, и все, чего я хочу, это поцеловать его. — В смысле, Четвертого. Разве он не красивый? Я даже не понимаю, почему я ему так нравлюсь. Я ведь не очень милая, да?

— Большую часть времени нет, — говорит мужчина. — Но я думаю, у тебя бы получилось, если бы ты попыталась.

— Спасибо, — говорю я. — Мило с вашей стороны сказать такое.

— Я думаю, ты найдешь его в саду, — говорит он. — Я видел, как он выходил на улицу после драки.

Я смеюсь.

— Драка, что за ерунда…

И, правда, какая это глупость — бить кулаком чье-то тело. Как ласка — только намного грубее. Лучше нежность. Надо было пожать руку Питеру вместо этого. Мы бы оба почувствовали себя намного лучше. И суставы бы так не болели.

Я встаю и направляю себя к двери. Приходится держаться за стену для баланса, но она крепкая, и я не возражаю. Я спотыкаюсь в коридоре и хихикаю над своей неспособностью держать равновесие. Я такая же неуклюжая, как и раньше. Моя мама улыбалась и говорила: "Будь осторожнее, когда ступаешь, Беатрис. Не хочу, чтобы ты поранилась".