Дмитрий Веприк - Легенда о гибели богов

• Название: Легенда о гибели богов
• Автор: Дмитрий Веприк
• Жанр: Фэнтези

Повесть о богах и героях Эллады. Об их дружбе и вражде, любви и ненависти, подлостях и подвигах, честности и интригах. В современном изложении и стиле фэнтези

---

В то самое время, когда двое путников пересекают Трахинские горы, обсуждая законы человеческой жизни и тонкости географии обитаемого мира, непроницаемая сероглазая богиня проходит через поле выигранной с ее помощью битвы. Таких битв было много в прошлом, и будет еще больше в будущем, а поэтому, закрыв свое сердце состраданию и жалости, она очень спокойно перешагивает через трупы, едва ли замечая их, и задумавшись... интересно, о чем?

Путь к ущелью, откуда, отбиваясь от преследователей, отходила минийская пехота, усеян павшими. В самом ущелье скучено настоящее месиво из переломанных колесниц, между которыми бьются умирающие кони. Это была не столько битва, сколько бойня, под градом камней и стрел колесницы беспорядочно смешались, путая упряжь, цепляясь колесами и дышлами, обезумевшие лошади сбивали с ног людей, и из всадников уцелели лишь те, кто, вырвавшись из ущелья, присоединился к пехоте. Эргин погиб одним из первых.

Никем не замечаемая, и потому избавленная от обременительного людского поклонения, богиня-воительница идет туда, где ожидают ее собственные кони. Ликующие люди вокруг нее поглощены обычными заботами победителей: роются среди обломков, раздевают мертвых и спорят из-за каких-то мелочей. Почему, мельком приходит ей в голову, людей заботят только мелочи?

Обнаженный труп Эргина выброшен на дорогу. Сделав пару настороженных кругов и готовый вновь взлететь, на него приземляется стервятник, как шутит рыжеволосый носитель львиной шкуры, самая праведная из птиц, не убивающая даже самых слабых. Что-то радостно проклекотав, он выклевывает глаза мертвому царю.

* * *

Ноги человека в углях горящего костра. Человек кричит.

— Пока хватит, — произносит предводитель отряда, пришедшего в эту страну из-за западных гор.

Несчастного выдергивают из огня. Пахнет паленым мясом.

Дюжина собравшихся вокруг костра воинов смотрят то на жертву, то на своего предводителя, в доспехе которого блестит не только медь, но и золото. Это далеко не старый человек предельно мужественного вида — если считать признаком мужественности свирепый взгляд, густые брови, широкие скулы и длинные взъерошенные волосы, больше похожие на львиную гриву.

— Ну? — спрашивает он.

— Я все сказал, господин! — обожженный стонет. — Мы вчетвером пасли в горах стадо. Остальные ушли в Орхомен.

— Врет! — произносит кто-то. — Так уж все помчались в Орхомен — женщины, дети, коровы и куры, позабыв в горах только этого дурака и дюжину коз!

Предводитель кивает:

— Придется повторить. В огонь его!

Его отряд вторгся  в беотийские пределы этим утром. Первая же минийская деревня оказалась безлюдной, так что выслав пару колесниц на разведку к Орхомену, предводитель устроил облаву. Пущенные по следу собаки быстро нашли загнанное в горную лощину стадо коз. Ободранные туши уже поджариваются на лагерных кострах. Что касается пастуха, то он не желает проворством языка искупить неповоротливость ног. Его снова волокут к огню, когда прибегает наблюдатель с ближайшего холма.

— Со стороны Трохинских гор, — докладывает он, — идет отряд. Колесницы и пехота.

— Сколько?

— Они слишком далеко.

— Устроим засаду? — предлагает кто-то.

— Поздно, — отвечает предводитель. — Им уже виден дым костров.

И протягивает руку за шлемом, сделанным из скрепленных полосами меди кабаньих клыков.

Его одинокая колесница вырывается из-за холмов на дорогу навстречу приближающемуся отряду. От того тоже отделяется запряжка. Колесницы останавливаются, сохранив дистанцию, равную одному броску копья.

— Я Мелеагр, сын Ойнея из Калидона! — кричит предводитель в шлеме из кабаньих клыков.

Его несостоявшийся противник сдвигает на затылок закрывающий лицо шлем:

— Я Адмет, царь Фер! — называет он себя согласно обычаю. — Что привело тебя в этот край, Мелеагр?

— Я явился на помощь Алкиду, как друг его и союзник! — объявляет сын этолийского царя.

— Тогда у нас нет поводов к вражде — я здесь по той же самой причине!

Соскочив с колесниц, вожди с улыбкой протягивают друг другу руки.

Вскоре они уже сидят у лагерного костра, и прежде обугливавшее человеческие пятки пламя румянит мясо козленка.

— Не слишком опрометчиво это пиршество на чужой земле? — интересуется Адмет, царь ферский.

— Как видишь, меня трудно застать врасплох.

— Если нагрянет Эргин, за его коз придется платить нашими головами.

— Взыщет за них на берегу Стикса, — усмехается Мелеагр. — Забыл тебе сказать, сегодня утром Алкид устроил ему засаду. Странно, как мог так глупо погибнуть такой бывалый воин. Судьба! Остатки его людей заперлись в Орхомене.

— Бедняга Эргин! — со странным выражением произносит Адмет.

— Ты помнишь его?

— Еще бы! Мы гребли, сидя на соседних скамьях. Там, на «Арго», мы все были как братья, и кто мог предсказать, что нам придется разделиться на друзей и врагов. Похоже, однако, наша помощь Алкиду уже не нужна?

— Разве? А кто же поможет ему взять Орхомен? И разгромить Пирехма, который так и не успел соединиться с Эргином? Завтра свидимся с Алкидом.

— Заметь, я всегда верил в него!

— Еще бы! Но надо сказать, в этой счастливой битве он потерял своего отца... Имею в виду Амфитриона.

— Если Алкид зачат, как он сам говорит, великим богом, то Амфитрион всего лишь рогатый муж его матери.

Мелеагр, смеясь, пожимает плечами:

— Согласись, однако, что эта путаница идет лишь на пользу нашему другу — двойному сыну двух отцов. Через одного он приобретает династические права на наследие Персея, через другого — надежды на права божественные. Он далеко пойдет, наш Алкид. Не суши голову. Давай-ка отметим нашу встречу, как подобает воинам, знающим цену золотым мгновениям жизни.

На закате дня бродяга и Человек-с-гор попадают в засаду. Окруженные шестью воинами, они готовы драться. Не учуявшая чужаков вовремя, собака рычит, готовая напоследок всадить зубы кому-нибудь в глотку.

— Бросьте оружие! — кричат воины, прикрывшись плетеными щитами. — Сохраните ваши жалкие жизни!

Не смущенный соотношением сил, бродяга смеется:

— И какой же славный вождь назовет нас пленниками?

Его движения похожи на крадущиеся шаги готовой к броску пантеры.

— Мелеагр Калидонский, сын Ойнея!

— Что бы ему делать в этих краях?

Услышав ответ, бродяга выпрямляется:

— Лови! — брошенное плашмя копье летит одному из воинов. — Я знаю Мелеагра, — говорит он Человеку-с-гор. — Мы окажемся в хорошей кампании. Если только эти храбрецы с испугу не убьют нас по пути.

И вот, ожидая вождей, пленники сидят у лагерного костра, между смешавшимися в застольном веселье этолийскими и фессалийскими воинами. Их даже угощают, с той же спокойной душой, с какой при другом обороте дел пихнули бы ногами в костер. Жуя прожаренное мясо, Человек-с-гор бросает взгляды на своего невозмутимого товарища. Его собака, устав огрызаться от лагерных кобелей, протискивается поближе к хозяину. Ей тоже достается кость.

Сначала назвавшийся бродягой попутчик занят только едой. Потом до его сознания доходят обрывки разговора, а когда один из этолийцев, уже успевший побывать в фиванском лагере, не жалея красок начинает расписывать достоинства какого-то их военного вождя, он перестает даже жевать. Странно, но эта тема бродягу почему-то задевает за живое. Наконец, он не выдерживает:

— Да кто же в конце концов этот необыкновенный человек? — не очень вежливо перебивает он. — Как имя этого посланца небес? Ты как поэт, описал нам настоящего бога!

— Это Алкид, — следует ответ. — Сын Амфитриона из дома Персея.

— Ах, Алкид! — бродяга хохочет. Все смотрят на него. — Так он божественен?

— Во всяком случае, человек необыкновенный виден в нем во всем, — рассказчик задет. — Говорят, даже рождению его сопутствовали знамения.

— Моему тоже! — заявляет бродяга. — Той зимой в фессалийской долине выпал густой снег. Он не таял даже днем. Чем не знак небес?

Его поведение выглядит даже неприличным.

— Во всяком случае, всем известно, что Алкид не знает себе равных, — слышит он. — Он непобедим и в борьбе, и в бою на копьях, кулаком он убивает быка, а пущенная им стрела расщепляет прежде воткнувшуюся в центр мишени.

— Все? — интересуется бродяга. — Этого достаточно для божественности? Или он может все, как Аполлон, любимец муз?

— Как говорят, для него нет тайн ни в музыке, ни в пути звезд.

Бродяге надоедает смеяться. Он просто пожимает плечами:

— Из лука он стреляет хорошо, но его музыки мне слышать не пришлось. Говорят, ей он не успел доучиться, потому что убил своего учителя лирой, когда тот стал слишком настойчиво исправлять его ошибки.

Он уже в центре внимания.

— Тебя послушать, так ты знал его!