Андреас Штайнхёфель - Рико, Оскар и тени темнее темного

• Название: Рико, Оскар и тени темнее темного
• Автор: Андреас Штайнхёфель
• Жанр: Детские остросюжетные
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-91759-057-8

Рико — не совсем обычный ребенок, многие элементарные вещи даются ему с большим трудом. «Необычно одаренный» — называет его любящая мама. «Придурок» — попросту говорит злобный сосед сверху. С таким, как Рико, мало кто хочет дружить, но однажды ему повезло — он познакомился с Оскаром (тоже не совсем обычным мальчиком — вундеркиндом, который на всякий случай никогда не снимает с головы синий мотоциклетный шлем). И ради своего нового друга Рико берется распутывать дело, которое уже полгода ставит в тупик всю полицию Берлина.

Для детей среднего школьного возраста.

---

Андреас Штайнхёфель Рико, Оскар и тени темнее темного

Суббота. Макаронина-находка

Макаронина лежала на пешеходной дорожке. Она была волнистая и толстая, с дыркой внутри от начала и до конца. К ней прилипло немножко засохшего сырного соуса и грязи. Я поднял ее, вытер грязь и глянул на старый фасад дома номер 93 по Диффенбахштрассе, а потом в летнее небо. Никаких облаков и, что важно, — никаких белых полос от самолетов. Кроме того, размышлял я, окно в самолете нельзя открыть, чтобы выбросить еду наружу.

Я зашел в подъезд, промчался по лестнице, выкрашенной в желтый цвет, на четвертый этаж и позвонил к фрау Далинг. Как всегда в субботу, у нее в волосах были большие разноцветные бигуди.

— Наверно, это ригатони. А соус — совершенно точно горгонцола, — объявила она. — Очень мило с твоей стороны принести мне эту макаронину, золотко, но я ее из окна не выбрасывала. Спроси-ка ты лучше у Фитцке.

Она усмехнулась, постучала пальцем по голове и закатила глаза. Фитцке живет на пятом. Я его терпеть не могу, и вообще я не верил, что макаронина его. Фрау Далинг я выбрал первой, потому что она частенько выбрасывает чего-нибудь из окна — прошлой зимой, например, телевизор. Через пять минут она выбросила и своего мужа, но его — только из квартиры. После этого она прибежала к нам, и маме пришлось по ее просьбе налить ей «капельку».

— У него есть любовница! — объявила фрау Далинг в полном отчаянии. — Если бы эта тупая корова была хотя бы моложе меня! Налейте-ка мне еще чуточку!

Раз уж телеку настал капут, а муж ушел, фрау Далинг, чтобы утешиться, купила себе на следующий день совершенно обалденный плоский телевизор и DVD-плеер. С тех пор мы с ней вместе время от времени смотрим фильмы про любовь или детективы, но только по выходным, когда фрау Далинг может выспаться. По будним дням она работает в торговом центре Карштадт на Германплатц, в мясном отделе. У нее всегда очень красные руки, вот как там холодно.

Когда мы смотрим телевизор, мы едим ленивчики — с колбасой и яйцом или с лососем. Если фильм про любовь, фрау Далинг изводит по меньшей мере десять носовых платков, но в конце всегда начинает ругаться: как же, парень и девушка вроде как нашли друг друга, но вот теперь-то и начнется настоящая лажа, да разве в фильмах такое покажут, они же все врут, сволочи… Еще ленивчик, Рико?

— Сегодня вечером, как договорились? — крикнула мне вслед фрау Далинг, пока я бежал на пятый, перепрыгивая через две ступеньки.

— Ну конечно!

Ее дверь захлопнулась, а я постучался к Фитцке. К нему всегда нужно стучаться, потому что звонок сломан, наверно, еще с 1910 года, когда построили наш дом.

Ждать, ждать, ждать.

Шарк, шарк, шарк, послышалось за толстой старой дверью.

И вот, наконец-то, сам Фитцке, на нем по обыкновению темно-синяя пижама с серыми продольными полосками. Помятое лицо все в щетине, а пряди седых волос торчат на голове во все стороны. Вот неряха, честное слово! Тяжелый, спертый воздух ударил мне в нос. Кто знает, что у него там. Я имею в виду — у него в квартире, а не в голове. Я попытался незаметно глянуть мимо Фитцке, но он загородил мне путь. Нарочно! В нашем доме я заходил уже во все квартиры, только у Фитцке не был. Он меня не пускает, потому что терпеть не может.

— А-а-а, это ты, дурья башка, — прорычал он.

На этом месте надо, наверно, объяснить, что меня зовут Рико и я — необычно одаренный ребенок. Это значит, что я умею много думать, но думаю дольше, чем другие. С мозгом это не связано, он у меня нормальных размеров. Просто из него иногда что-то выпадает, но я, к сожалению, никогда не знаю заранее, что выпадет и откуда. И еще я не всегда могу сосредоточиться, когда что-нибудь рассказываю. Чаще всего я теряю красную нить, во всяком случае, мне кажется, что цвет у нее красный, но может быть, она зеленая или синяя, — в этом-то и заключается проблема.

В голове у меня иногда все просто идет кувырком — как в лотерейном барабане. В лотерею-бинго я играю каждый вторник вместе с мамой в клубе пенсионеров «Седые шмели». Шмели арендуют помещение у церкви. Понятия не имею, почему мама так любит туда ходить, там ведь и вправду тусуются одни пенсионеры.

Некоторые, кажется, никогда и не уходят оттуда домой, потому что по вторникам на них всегда одни и те же шмотки (как на Фитцке всегда его единственная пижама) и от них странно пахнет. Может, маме все это только потому так ужасно нравится, что она очень часто выигрывает. Каждый раз она сияет, когда идет на сцену и забирает какую-нибудь дешевую пластиковую сумочку. Выигрыши, вообще-то, почти всегда — дешевые пластиковые сумочки.

А пенсионеры не особо замечают, что происходит вокруг, многие из них иногда просто засыпают над своими лотерейными карточками. Или отчего-то еще не следят за происходящим. Вот пару недель назад один такой совершенно спокойно сидел за столом, до тех пор, пока не выпали последние цифры. Когда все стали уходить, он не встал, и в конце концов его попыталась разбудить уборщица. Он был мертв. Мама тогда еще сказала, может, он уже в прошлый вторник умер. И правда, в прошлый вторник его было совсем не видно и не слышно.

— Здрасте, герр Фитцке, — сказал я, — надеюсь, я вас не разбудил.

На вид Фитцке еще старше, чем тот пенсионер, который помер в клубе. И он по-настоящему грязный. Наверно, ему тоже недолго осталось, поэтому он и носит одну только пижаму, даже когда идет за покупками в «Эдеку». Если он вдруг склеит ласты, то на нем уже будет подходящая одежка. Фитцке однажды рассказал фрау Далинг, что еще когда он был маленьким, у него уже были какие-то неполадки с сердцем, потому-то он так быстро начинает задыхаться. И когда-нибудь — чпок! Я думаю, даже если Фитцке скоро умрет, он вполне мог бы одеваться аккуратнее или хотя бы иногда стирать пижаму — например, на Рождество. Мне вот было бы неприятно свалиться в «Эдеке» у прилавка с сырами и противно вонять, хотя я мертвый всего одну минуту.

Фитцке тупо пялился на меня, так что я сунул ему под нос макаронину.

— Это ваша?

— Откуда это у тебя?

— Нашел на пешеходной дорожке. Фрау Далинг думает, это может быть ригатони. Соус — совершенно точно горгонцола.

— Она там просто так лежала, — спросил он недоверчиво, — или лежала в чем-то?

— Кто?

— Купи себе мозги! Макаронина, дурья твоя башка!

— А про что вы сначала спросили?

Фитцке закатил глаза. Еще немножко — и он лопнет.

— Она там на улице просто так лежала, эта твоя чертова макаронина, или в чем-то еще?! Ну, в дерьме собачьем, не понимаешь, что ли.

— Просто так, — сказал я.

— Дай-ка посмотрю получше…

Он взял у меня макаронину и покрутил ее между пальцами. А потом сунул ее — мою личную находку! — в рот и проглотил. Даже не разжевав. Дверь захлопнулась — БУМММ!

Он что, совсем того? Следующую найденную макаронину, это уж точно, я специально обваляю в какашках и принесу Фитцке, а когда он спросит, не лежала ли она в какой-нибудь дряни, скажу, что это — мясной соус.

Ой-ей-ей-ей-ей-ей-ей!

* * *

Вообще-то я собирался прочесать весь дом в поисках владельца макаронины, но теперь она пропала — исчезла за плохими зубами Фитцке. Мне было ее жалко. Так всегда бывает, когда что-нибудь теряешь, сперва кажется — ничего в этом особенного нету, а уж потом понимаешь, что макаронина-то была самой лучшей в мире. У фрау Далинг примерно так же. Прошлой зимой она сначала ругалась на мужа, что этот гад разрушил их брак, а теперь смотрит один за другим фильмы про любовь и очень хочет, чтоб муж вернулся.

Я уже хотел побежать от Фитцке вниз на третий этаж, но потом передумал и позвонил в квартиру напротив. Там живет новый сосед, он только позавчера переехал. Я его еще не видел. Хотя макаронины у меня уже не было, но глупо упускать удобный случай сказать «привет». Может, он впустит меня к себе. Я очень люблю заходить в другие квартиры.

В этой долго никто не жил, потому что она очень дорогая. Мама как-то подумывала, не снять ли ее, ведь на пятом этаже больше света, чем на третьем, и даже есть «вид» — поверх низкого здания старой Урбанской больницы сквозь деревья видно другую сторону улицы.

Но когда мама узнала, сколько эта квартира стоит, она отказалась от своих планов. И это просто счастье, ведь тогда бы прямо напротив нас жил Фитцке. Этот обжора!

Нового соседа зовут Вестбюль, так написано на табличке около звонка. Его не было дома, и я, если честно, почувствовал облегчение. Если придется обращаться к нему по фамилии, это будет сплошной стресс — «вест», «ост» и всякое такое. Я вечно путаю право и лево, и на компасе тоже. Когда нужно различить право и лево, у меня в голове запускается лотерейный барабан.

Я бежал по лестнице вниз и сердился. Если бы Фитцке не уничтожил мое вещественное доказательство, можно было бы целый день классно играть в детектива. Круг подозреваемых ведь очень узкий. Например, на шестой этаж с двумя шикарными квартирами в мансарде сегодня можно вообще не ходить. Рунге-Блавецки вчера отчалили на каникулы, а Маррака, который живет родом с ними, не было видно ни вчера, ни сегодня. Может, он снова ночует у подруги, которая ему еще и белье стирает. Каждые две недели все видят, как Маррак с огромным мешком, полным барахла, сбегает по лестнице, выходит из подъезда, а потом снова входит, и снова выходит, и снова входит, и так далее. Фрау Далинг сказала мне как-то — это ужасно, что вытворяют в наше время молодые люди, раньше, когда они собирались ночевать не дома, то брали с собой только зубную щетку, а теперь — половину того, что висит в шкафу.