С. Рансимэн - Великая Церковь в пленении

• Название: Великая Церковь в пленении
• Автор: С. Рансимэн
• Издательство: «Издательство Олега Абышко»
• Жанр: Религия
• Год: 2006
• ISBN: ISBN 5–89740–140–3

Классический труд известного английского ученого Стивена Рансимэна (1903–2000) по истории Православной Греческой церкви, касающийся как древней истории, богословия и внутренней организации Византийской церкви (первая часть книги), так и преимущественно положения Константинопольского патриархата («Великой Церкви») после падения Константинополя в 1453 г. до греческого восстания в 1821 г. По мнению автора, сохранить свой дух греческий народ смог только благодаря духовной силе — Православной Церкви. В этой связи С. Рансимэн исследует интереснейший феномен перехода от Средневековья к Новому времени, а именно превращение наднациональной Вселенской церкви Византии в национальную Греческую церковь, каким стал Константинопольский патриархат к началу XIX в. под влиянием светского фанариотского элемента и греческого национализма. В книге также не остается без внимания обычно замалчивающаяся в трудах греческих историков тема подавления фанариотским духовенством просвещения и самосознания у славянских народов Балканского полуострова. Особое место уделено непростым отношениям Константинопольского патриархата и Русской церкви.

На русском языке издается впервые.

Для всех интересующихся историческими путями Православия.

---

На Родосе Кирилл Лукарис провел пятнадцать месяцев. В марте 1636 г. Кирилл II созвал в Константинополе собор, который осудил Кирилла I как еретика. Но св. синод подозрительно относился к связям Кирилла II с Римом. В июне 1636 г. он собрался и низложил его. Теперь настала его очередь отправиться на Родос, а кораблю был отдан приказ возвратить Кирилла I. Между тем патриархом был избран Неофит, митрополит Ираклийский. Он был другом Кирилла I и взошел на престол временно, чтобы устроить снятие анафемы. К марту следующего года Кирилл Лукарис снова стал патриархом.[452]

Теперь, однако, он не пользовался таким влиянием. Его взгляды были слишком хорошо известны. Многие православные, которые поддерживали его в борьбе против Рима, были поражены ими. Он более не мог рассчитывать и на поддержку английского посольства. Сэр Питер Вич уехал из Константинополя в 1633 или 1634 гг.; его преемник, сэр Саквилл Кроув, был осведомлен о противостоянии. Господин ван Хааг собирался удалиться. Антуан Леже уехал из Константинополя, а его дружелюбный преемник, Сарторис, умер вскоре после прибытия.[453] Между тем Шмид–Шварценхорн возобновил свои попытки низложить его, отчасти ради католиков, отчасти чтобы ослабить голландское влияние, а также чтобы доказать, что австрийское посольство более компетентно, чем прежде было французское. Подкуп судей вернул Контариса с Родоса. В мае 1638 г. султан Мурад IV объявил войну Персии; великий визирь, Байрам–паша, поехал впереди него, чтобы подготовить ему путь через Анатолию. Один из священников Кирилла Контариса, по имени Ламерно, поспешил в его лагерь и убедил его с помощью большой взятки, обеспеченной Шмидом–Шварценхорном, обвинить Кирилла Лукариса перед султаном в государственной измене. Визирь выбрал удобный момент. Донские казаки, подстрекаемые персами, напали на османскую территорию в Приазовье. При встрече с султаном визирь заверил его, что это было подготовлено Кириллом Лукарисом. Мурад, который считал Кирилла причиной беспокойств, позволил убедить себя. Губернатору Константинополя было отправлено послание, и 20 июня 1638 г. Кирилл был арестован и заключен в крепость на Босфоре. Через пять дней ему сообщили, что его следует оттуда вывезти. Его посадили на маленький корабль, и когда судно приплыло в Мраморное море, солдаты задушили его и похоронили тело в прибрежной полосе. На следующий день, согласно традиции, они продали те немногие вещи, которые у него были с собой. Кто‑то узнал его наперсный крест; так стала известна его судьба. Разгневанные толпы греков собрались перед воротами дома Кирилла Контариса с криками: «Пилат, отдай нам тело!» Чтобы предотвратить восстание, губернатор велел солдатам выкопать тело. Они сделали это, но выбросили его в море. Там его нашли греки–рыбаки и опознали; он был похоронен в маленьком монастыре св. Андрея на одном из островов около азиатского побережья.[454]

По приказу султана Кирилл Контарис вернулся на патриарший престол. В сентябре 1638 г. он созвал собор, на котором присутствовали патриархи Александрийский (бывший ученик Кирилла — Критопул) и Иерусалимский — его старый друг Феофан, на этом соборе Кирилл и его богословие. были осуждены. Но в декабре того же года Кирилл II подписал документ о своей верности папе Урбану VIII. Когда это стало известно, св. синод и султан были в ярости. В июне 1639 г. Кирилл II был низложен, объявленный в свою очередь еретиком, и сослан в Северную Африку, где он и умер. На его место был избран клирик умеренных взглядов, Парфений I. Однако Парфений опрометчиво позволил другу Кирилла Лукариса, Феофилу Коридаллевсу, произнести проповедь по поводу своего восшествия на престол. Коридаллевс произнес похвалу Кириллу и его трудам. Такая лояльность немедленно возродила противостояние в тот момент, когда православный мир желал прекращения раздора. Критянин Мелетий Сиригос для ответа на речь Коридаллевса получил разрешение через несколько месяцев произнести проповедь, в которой осуждалось кальвинистское учение Кирилла, хотя сам Кирилл упоминался вскользь. Сиригоса попросили написать также трактат, в котором он повторил осуждение. Этот труд появился в 1640 г.; многим православным, однако, показалось, что он зашел слишком далеко в противоположном направлении. Действительно, за исключением отрицания двойного исхождения Св. Духа, он мог быть написан и римским богословом. Раздоры продолжились. В 1641 г. господарь Молдавии Василий Лупул, несговорчивый албанский делец, который пытался восстановить порядок в патриарших финансах, написал умоляющее письмо к епископам с просьбой прекратить свои раздоры. В мае 1642 г. Парфений созвал собор, на котором «Исповедание веры» Кирилла было исследовано статья за статьей, и некоторые статьи были осуждены. Чтобы умиротворить некоторых сторонников Кирилла, Парфений издал документ, поддержанный иезуитом Скаргой, в котором предполагалось, что Кирилл выказывал симпатии Риму. Последующие соборы повторили это обвинение. Самый замечательный из богословов XVII в. был осужден как распространитель ереси.[455]

Его ученики рассеялись. Коридаллевс благодаря своей речи был назначен митрополитом Навпакта и Арты; но вскоре он был низложен и вернулся к частной жизни. Его ученик Нафанаил Конопиос поспешно уехал в Англию. Мелетий Пантогалос, которого Кирилл назначил митрополитом Ефесским, был низложен Парфением I и уехал из Константинополя раньше подписания документа об осуждении его друга. Он был близко знаком с ван Хаагом и Антуаном Леже, потому он отправился в Голландию учиться в Лейденском университете. Там он был хорошо принят, особенно после подписания акта в поддержку сочинений Кирилла. В 1645 г. он намеревался вернуться в Константинополь, вооружившись письмами и рекомендацией голландских Генеральных Штатов; во время своего путешествия он, однако, умер. В Лейдене к нему присоединился кефаллонец Иерофей, игумен Сисийский и друг Никодима Метаксаса, который был определен в Кефаллонию после разгрома типографии. Иерофей никогда не встречался с Кириллом, но, вероятно, подружился с ван Хаагом во время посещения Константинополя после смерти Кирилла. В 1643 г. он отправился в Венецию, тщетно пытаясь собрать средства для восстановления своего монастыря, разрушенного землетрясением. Из Венеции он решил отправиться в Голландию, где оставался до 1651 г., не считая путешествия в Англию. В Голландии он перевел на греческий язык несколько кальвинистских богословских сочинений, с которыми полностью соглашался. Впоследствии он провел несколько лет в Женеве и в 1658 г. вернулся в свой монастырь в Кефаллонию, где и умер ранее 1664 г. Вероятно, он вовсе не пострадал за свои взгляды; но его сочинения совсем не имели распространения на Востоке.[456]

Кирилл Лукарис потерпел неудачу. Он вовлек свою Церковь в распрю, которая привела ее к изданию постулатов веры, отличных от его собственных, но почти столь же спорных. Он только предпринял попытку привести Православную Церковь в соответствие с более жизнеспособными Церквами Запада. Лютеранский евангелизм мало подходил греческому темпераменту; кроме того, англиканство не могло предложить ничего важного. Лютеранская и англиканская инициативы не встретили никакого отклика. Но тяжелый, логический интеллектуализм кальвинизма привлек к себе реалистическую, рассудочную сторону греческого характера. Если бы Кирилл достиг своей цели, то интеллектуальный уровень Православной Церкви несомненно бы повысился, и многие из ее мрачных черт последующего времени были бы преодолены. Но греческий характер имел и другую сторону, а именно — любовь к таинственному. Грек в равной степени мистик и интеллектуал; Православная Церковь черпала свою силу в прежней мистической традиции. Сила ее выживания в мировых перипетиях лежит в основном в ее восприятии трансцедентного таинства Божества. Этого Кирилл никогда не понимал. Для него и его последователей апофатический подход вел только к невежеству и застою. Он не мог оценить поддерживающую силу традиции. Женевская логика столь же мало подходила для решения проблем православия, как и дисциплинированное законничество Рима.

Глава 7. Церковь и Церкви: англиканский опыт

Несмотря на то, что учение Виттенберга или Женевы не могло быть приемлемым для православия, была на Западе одна Церковь, с которой, казалось, у них было много общего. Церковь в Англии отрицала власть Рима, но сохранила апостольское преемство. Она верила в равенство епископов по благодати. Она следовала обряду, который содержал в себе многое, что было традиционным и знакомым на Востоке. Ее отношение к мирянам, которым разрешалось причастие под двумя видами и участие в соборах Церкви, было сродни восточной традиции, так же как и ее готовность рассматривать монарха как главу христианского общества. Более того, она почти в такой же мере не спешила произносить определенные мнения по вопросам вероучения, как и большинство богословов апофатической школы, хотя их мотивы были иными.