Анатолий Луначарский - Человек нового мира

• Название: Человек нового мира
• Автор: Анатолий Луначарский
• Издательство: Издательство Агентства печати Новости
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1980

 Вниманию читателя предлагается второе, дополненное, издание сборника статей, речей, докладов и воспоминаний А. В. Луначарского о Владимире Ильиче Ленине.

Неоценим вклад в Лениниану соратников Владимира Ильича по революционной борьбе и строительству первого в мире социалистического государства. К числу людей, которые вместе с Лениным делили горечь вынужденной эмиграции, радость революционных битв, успехи и трудности созидания молодой Республики Советов, принадлежал и Анатолий Васильевич Луначарский. Он был одним из тех, кто стоял у истоков Ленинианы. В литературном наследии Луначарского — около ста статей, очерков, речей и воспоминаний о Ленине.

http://ruslit.traumlibrary.net

---

Владимир Ильич указывает на то, каких союзников могут найти марксисты-коммунисты в борьбе против религиозного дурмана. Он прямо говорил, что в этой области должен быть заключен самый прочный союз с учеными-естественниками, придерживающимися строго реалистического подхода к миру.

По вопросу об искусстве, к сожалению, в литературном наследстве Владимира Ильича имеется гораздо меньше данных о его мыслях, чем по вопросу о науке. Тем не менее и здесь мы имеем, как я упомянул, весьма определенные указания.

Прежде всего в одной из цитат, которые я уже приводил, Владимир Ильич ставит искусство на одну доску с наукой и техникой и говорит, что мы не можем построить новой культуры, не овладев всей старой культурой, т. е. всей техникой, наукой и искусством. Владимир Ильич считал необходимым упомянуть в программе партии о наших задачах в области искусства. В программе сказано о так называемом академическом искусстве, которое у нас весьма сильно порой заклевывают.

В программе говорится: «…необходимо открыть и сделать доступными для трудящихся все сокровища искусства, созданные на основе эксплуатации их труда и находившиеся до сих пор в исключительном распоряжении эксплуататоров».[29] Вот что сказано с марксистской беспощадностью определения: искусство возникло на почве эксплуатации труда рабочих, оно служило эксплуататорам, а стало быть, приспособлялось, чтобы служить им. Таково было дореволюционное, помещичье, капиталистическое искусство. Что же нужно с ним сделать? Его нужно сделать достоянием народа. Это может показаться противоречием, но это не противоречие, это самая глубина мысли Владимира Ильича. Она вытекает из того, что он считается с искусством, которое у нас есть. Теперь у нас есть уже и кое-какое пролетарское искусство, оно, может быть, не вышло еще из стадии кустарничества, находится в процессе роста, и мы не могли говорить о нем определенно во времена составления программы. Тогда у нас было так называемое левое, богемное искусство, которое самым стремительным и решительным образом заявило, что оно и есть пролетарское искусство. Владимир Ильич считал это искусство неосновательным, шатким, лишенным особой ценности, сам его не любил, не чувствовал. Нужно было считаться с искусством, каково оно есть. А это искусство существовало. Громадные хранилища этого искусства и выдающиеся учреждения, которые это искусство практиковали, остались налицо. Как же нужно было к нему подходить? Отбросить как ненужное? Владимир Ильич считал, что оно нужно.

«Можно написать превосходную книгу о роли искусства в революции, комментируя исключительно эту необычайно яркую и глубокую формулировку».

(«Ленин и народное образование»)

«…всякий настоящий строитель и борец любит радость, любит жажду жизни, любит поэтому прекрасное. Недаром великий вождь наш — Ленин прямо так и сказал, что красота нужна».

(«И. А. Римский-Корсаков»)

«Прослушав одну из фортепианных сонат Бетховена, Владимир Ильич сказал: гордишься, что ты человек, когда слышишь, что мог создать человеческий гений. Вот какая огромная, я бы сказал, поэтическая оценка дана действительно гениальнейшим политиком Владимиром Ильичем гениальнейшему музыканту Бетховену. Значит, великому сердцу и великому уму Ильича Бетховен мог сказать новое и важное, раз Ильич почувствовал новый прилив гордости носить лицо человеческое, прослушав его произведения».

(«Почему нам дорог Бетховен»)

Таким образом, он, быть может, не доверял новому искусству, не имел еще образчика пролетарского искусства, как такового, боялся, чтобы оно не оказалось результатом работы тех «специалистов» от пролетарского искусства, о которых он не раз упоминает.

Он боялся, как бы это искусство не выскочило «неизвестно откуда», как он выражается о пролетарской культуре, и он хотел, чтобы оно выросло из органического роста основного искусства, того, которое было прежде. И потому он подчеркнул в программе партии, что это искусство должно сделаться достоянием масс, полагая, что массы сделают из него, конечно, не то, что делали эксплуататоры.

Владимир Ильич прекрасно понимал, что искусство должно служить именно массам, и в своем знаменитом, много раз цитированном разговоре с Кларой Цеткин говорил: искусство должно служить народу, вести к развитию и подъему масс.

Может ли это сделать «помещичье» и т. д. искусство? Отчасти может, но лишь отчасти, а отчасти его надо и отвергнуть. То же самое, что с буржуазной наукой, буржуазной школой. Всюду Владимир Ильич как будто боялся, как бы из-за того, что в этом меду есть ложка дегтя, не отказались от самого меда. Не будем проявлять непонимания, чванства, надо уметь различать полезное от вредного.

Верно, что, кроме анализа готового материала, нам нужно приступить к какому-то строительству, более прямому и важному. Но лозунг Владимира Ильича остается в силе. <…>

Владимир Ильич прекрасно понимал лозунг дня после победы, но он понимал и то, что день борьбы диктует другие совсем задачи и методы. Он знал, что в пути мы должны иметь другие цели, другие формы, другие принципы поведения, чем те, которые станут естественными при торжествующем коммунизме. К этому иначе и не мечтает подходить материалист-диалектик. Знал он и то, что искусство нам нужно и как пропаганда образами, и как отдохновение, потому что иногда трудно бороться и работать и не испытывать хоть немного счастья, за которое борешься, а в конце концов искусство может его дать. Знал он, что искусство дает глубокое и высокое наслаждение, глубокий и хороший отдых. Но он знал, что сейчас это менее своевременно и насущно, чем учебник, чем карта, менее важно, чем букварь. И политическая борьба, и хозяйственное строительство — все это для человеческого счастья, а человеческое счастье есть прекрасная организованная жизнь; это есть предмет искусства, такого, которое, подобно науке, не должно быть модой или мертвой буквой, а входить в быт действительно и всемерно. Сейчас ввести в быт искусство необычайно трудно, это можно сделать только отчасти, это задача завтрашнего дня, но этим не отрицается совершенно его значение. Пускай кто может и как может работает над этим и сегодня. Так думал Ильич.

Это нисколько не принижает искусства. Мы имеем второй, третий фронт. Может быть, искусство будет отнесено к четвертому фронту. Но в общем Ленин не предполагал, что фронты эти следуют один за другим. Он считал, что они цепь, и переплетаются политическая, хозяйственная и культурная работа, что все составляет одну неразрывную ткань. Только, может быть, золотые нити искусства должны быть отнесены к несколько более позднему времени.

Мне незачем даже пытаться резюмировать весь тот материал, который я изложил. Мое дело было взять эти цитаты и расположить их последовательно так, чтобы из их совокупности получилось целостное учение Владимира Ильича о науке и искусстве. Мне кажется, что из приведенных мною цитат получается ясная и поучительная картина. Уметь проводить ее в жизнь — это одна из огромнейших задач в осуществлении ленинизма, о котором мы столько говорим и не зря говорим. И совершенно так же, как отступление от ленинизма во всякой области чревато огромными опасностями и само по себе a priori должно вызывать чрезвычайные опасения, точно так же невозможны и отступления от этих ясных, в высшей степени недвусмысленных, не подлежащих кривотолкам директив Владимира Ильича в области культуры. И мы, работники культуры, благоговея перед всем незабываемым величием Владимира Ильича, даже беря только эту грань его личности, только его отношение к науке и искусству, преклоняемся перед ясностью, практичностью его взглядов, перед его необычайной дальнозоркостью и не можем представить себе более высокой цели, не можем считать себя достойными более высокого назначения, к которому мы должны стремиться всем сердцем и всеми помыслами, как быть и в этой области учениками Ленина.

[1926]

К 200-летию Всесоюзной Академии наук*

Мы знаем, что научный мир в общем и целом отнесся к новой революции как к неожиданному и нелепому происшествию. Подобная небывалая буря, обрушившая к тому же на голову каждого ученого и в области частного быта, и в научной колоссальное количество неудобств, вызвала недовольство и ропот в самых широких научных кругах. Многие надеялись, что это наваждение пройдет быстро.

Иные ученые становились жертвою политической близорукости либеральных партий, к которым они принадлежали, и надежд на западноевропейскую буржуазию, которую они привыкли уважать. Глубочайшая оторванность от общественной жизни, в которой существовала ученая каста, делала для многих из них совершенно непонятным то, что происходило вокруг, и болезненно било по нервам. Я недостаточно знаком с внутренней жизнью академии, чтобы сказать, чьей заслугой было то, что Академия наук, в общем и целом как учреждение, как большинство ее состава, сумела поставить себя иначе.