Еремей Парнов - Секта

• Название: Секта
• Автор: Еремей Парнов
• Издательство: Терра
• Жанр: Триллер
• Год: 1996
• ISBN: 5-300-00312-3

Новый роман известного и популярного писателя Еремея Парнова описывает загадочные события, происходящие в наши дни и заканчивающиеся летом 1995 года. На страницах романа действуют известные политики, российские банкиры, журналисты. Как и другие произведения Е. Парнова, эта книга сочетает элементы детектива, триллера и мистики.

---

Глава сорок шестая

Монастырь Босатзу, Сакраменто

Моркрофт с наигранным безразличием раскрыл четыре короля. Лиловый лепесток с поникшего в длинной цветочной вазе ириса дрогнул и отвалился, накрыв суровый лик пикового венценосца причудливой венецианской маской.

И тут словно чья-то рука сжала и медленно отпустила затосковавшее сердце.

…В радужном ореоле, паря над землей, появился великий Будда. Ученики на лесной поляне напряглись в готовности ловить жемчуг исканий, ибо каждое слово Победителя было жемчужиной.

Но Шакья Муни молча поднял поднесенный ему букет. Не уловив значения жеста, первые в мире монахи недоуменно переглянулись. И только Касьяпа, самый старый из них, ответил спокойной улыбкой.

— «О Касьяпа, — провозгласил Так Пришедший, — я вручаю тебе самое драгоценное из сокровищ бессмертного духа».

Так расцвел, озарив три мира, чудесный цветок дхьяны — буддийского созерцания.

…Моркрофт играл с женой, дочерью и ее приятелем в покер, когда позвонил Стюарт.

— Если хочешь увидеть своего борова, Сэм, поезжай в Сакраменто. Он регулярно бывает в японском монастыре… Мой парень забыл название. Вроде Босс Азии или Бот Сьюзи.

— Босатзу?

— Во-во, точно! Откуда ты такой умный, Сэм? Все знаешь.

— Спасибо, офицер. Я у тебя в долгу, — Моркрофт медленно опустил трубку. Ему ли было не знать дзен-буддийский монастырь в горах Сакраменто, где он провел три с половиной месяца! Воспитанный на эстетике взрывчатого поколения битников, увлекшись Сэлинджером и Гинзбергом, двадцатилетний студент отправился на поиски откровения в монашескую обитель, о которой прослышал от старшекурсников. К вящему удивлению Моркрофта, его приняли, ни о чем не спросив.

Когда теряется интерес к религии, да и к традициям предков, чей образ жизни начинает казаться устаревшим или просто слишком привычным, возникает неодолимая тяга к чему-то иному — экзотическому, волшебному. Душа, как бабочка, летит на свет Востока, таинственный и вечный.

Вопреки распространенному мнению, японцы в Босатзу составляли явное меньшинство. Моркрофт встретил здесь и англосаксов, и скандинавов, и черных американцев. Как ему потом объяснили, дзен тоже не являлся японским открытием, но, как и буддизм вообще, был заимствован из Индии через посредство Китая. Санскритское «дхьяна» преобразовалось в китайский иероглиф «чань», который по-японски читается «дзен».

«Дзен, — поучал наставник Иккю, — не религия, не философия, а образ жизни, дарующий человеку гармонию с самим собой и окружающим миром, избавление от страха смерти и полную духовную свободу. Мир мало изменился со дней творения, — говорил мудрый дзен-мастер, опустив морщинистые веки, что делало его похожим на задремавшую черепаху. — Вера в разум и науку — опасный предрассудок западного общества. Накопив неимоверное количество совершенно бесполезных, а зачастую и опасных знаний, люди не стали лучше. Никакая наука не сможет исцелить наши души, возродить обезображенную нами природу, пока не изменится сам человек. Дзен открывает идеальный путь духовного и нравственного перерождения. Для достижения просветления нет нужды отбивать поклоны, совершать паломничества, подавлять плоть и набивать голову схоластической премудростью. Достаточно войти в контакт с внутренними процессами нашего существования, углубиться в наше высшее «я», приникнуть к истокам личного бессознательного».

Воспоминания не мешали Моркрофту вести автомобиль, в чем, бесспорно, сказывалась дзенская дисциплина. Шестнадцать лет минуло с той поры, когда он на попутных машинах по той же дороге добирался до неведомого монастыря. Выплывавшие образы как бы обретали самостоятельное существование, отдельное от однообразной картины грохочущего хайвэя. Стрелка спидометра прочно стояла на шестидесятимильной риске.

Храмовый комплекс вписывался в горный ландшафт с присущей японской архитектуре изысканной органичностью. Длинный фронтон, колонны из стволов секвой под нависающей крышей с выгнутыми углами — покой и умиротворение.

Монастырь пробуждался еще затемно: в три утра. Легкий завтрак, в десять — обед и ужин — в четыре, когда солнце начинает клониться к закату. В пищу употребляли только зерна, овощи и бобы. Вдыхая пар, поднимавшийся над блюдами, полагалось думать об иллюзорности мира — зыбкий неверный туман — и назначении пищи.

«Чего я стою? Откуда это подношение? — от трапезы к трапезе многократно повторялись одни и те же формулы. — Принимая его, я размышляю о несовершенстве моей добродетели. Я прислушиваюсь к своему сердцу, закрыв лазейки для жадности и эгоизма. Пища принимается как снадобье для поддержания в теле здоровья. Только ради духовных достижений я принимаю ее»[24].

Получив тарелку и ложку, каждый выкладывал на край стола семь рисовых зерен:

— «О вы, демоны и духи, я преподношу вам эту пищу и пусть ее станет так много, чтобы насытить всех духов и демонов во всех десяти частях света».

За едой надлежало сосредоточить мысль на буддийской этике: «Первая ложка способствует искоренению всякого зла, вторая — помогает творить добро, третья — спасению живых существ, пусть все обретут в круговращении смертей и рождений состояние будды».

Ели, сохраняя молчание, а закончив, вновь предлагали духам и демонам полакомиться остатками, дабы те не творили более зла.

Сразу после завтрака приступали к работам: подметали дворы, убирали помещения, выщипывали сорняки на грядках, поливали фруктовые деревья.

«День без работы — день без еды» — гласила калиграмма, приколотая под свитком патриарха Бодхидхармы[25]. Поначалу Сэм заподозрил коммунистический лозунг, но постоянные медитации помогли постичь глубинный смысл: «Леность души — худший враг человека».

Медитация составляла основное содержание монашеской жизни. Зал, где предавались сосредоточению, служил общей спальней. Разложенные на невысоком помосте вдоль стен циновки, на которых часами приходилось сидеть в позе лотоса, превращались с наступлением вечера в аскетическое ложе. Обычно укладывались на сон после девяти, но самые ревностные еще долго оставались в состоянии неподвижности, когда дух, воспарив над телом, уносится в межзвездные бездны. Находились подвижники, готовые всю ночь провести на террасе, рядом с деревянными буддами под навесом, а то и под деревом в монастырском саду.

Ежемесячно одна неделя отводилась под сессины — своего рода симпозиумы, занимавшие большую часть суток. Времени на сон и еду почти не оставалось: восемнадцать часов в зале медитаций и часовая беседа наставника под открытым небом.

Хоровое чтение сутр на санскрите и троекратное повторение магических заклинаний создавало определенный психический настрой. Хотя Моркрофт, как и большинство послушников, таких же малость сдвинутых американских парней, не знал священного языка индийских брахманов, само звучание четко артикулируемых слогов вызывало в душе непонятный отклик. Казалось, спадали путы земного притяжения и раскрывались завесы за которыми зияла вечная пустота, без очертаний и форм, без границ и цвета.

Дзен-мастер держал ритм, размеренно, в такт дыханию, ударяя бамбуковой палкой по скорлупе сейшельского ореха. О эта палка! Сколько раз обрушивалась она на спины нерадивых учеников, не способных отрешиться от суетных устремлений. К концу первого месяца Моркрофт перестал считать синяки. Лишь удивлялся непостижимой способности наставника узнавать, кто и в какой мимолетный миг позволил себе осквернить незамутненность чистого сознания посторонней мыслью. Он и сейчас не находил разумного объяснения. Телепатическая связь? Какая-то нить, безусловно, протягивалась между учителем и учеником.

Достичь высоты подлинного сосредоточения удавалось ценой неимоверных усилий. Моркрофт быстро овладел внешней техникой. Научился, вывернув пятки поверх колен, принимать уставную позу, смотреть, но не видеть сквозь щелочки опущенных век, расслаблять мускулы. Куда труднее было отрешиться от собственной личности, раствориться в абсолютном «безмыслии», впустить в себя Пустоту.

Этому он так и не научился. И немудрено. Обычно проходит не менее десяти лет, прежде чем монах достигает верхних ступеней восхождения в дзен. Патриарх Бодхид-харма девять лет просидел в пещере лицом к стене, не произнеся ни единого слова. И только тогда на него снизошло просветление.

Наивно было даже надеяться пережить «сатори», как называли озарение японцы, всего за сто восемь дней.

Дзен-мастер, правда, утверждал, что время не имеет значения. Просветление приходит, как удар молнии. Порой достаточно взгляда на цветок, распустившийся на заре, или увесистой оплеухи, которую ни за что ни про что отвесит наставник самому прилежному неофиту.

Колотили в монастыре охотно и часто, но без злобы, вообще без внешнего проявления чувств. Получивши однажды затрещину, Моркрофт воспринял ее, как поощрение, пережив нечто подобное мазохистскому наслаждению.