Александр Рубан - Феакийские корабли

• Название: Феакийские корабли
• Автор: Александр Рубан
• Издательство: АСТ : Terra fantastica
• Жанр: Альтернативная история
• Год: 1996
• ISBN: 5-7921-0072-1

---

Одиссей не расслышал его вопроса — он суетливо оглядывался, хохотал, приплясывал и размазывал по лицу слезы. Он порывался опуститься на четвереньки и целовать землю. Пришлось отвесить ему тумака и основательно встряхнуть, чтобы привести в чувство.

Корабль? Он не помнит. Не знает… Но ведь это и правда его Итака! Он сейчас же перетащит своё добро в грот и немедленно… Что? Нет, он спал, а когда час назад проснулся, корабля уже не было в бухте. А жив ли ещё его отец, старый Лаэрт? А Пенелопа — верна ли ему?.. Нет, парус он тоже не видел и даже приблизительно не может сказать, в каком направлении ушёл корабль. Евмей, значит, всё ещё жив и по-прежнему верен своему господину, а Пенелопа? Ведь что касается жён… То есть, да, ушёл он, конечно, обратно в Схерию, но вот с востока или с запада феакийцы обогнут Лефкас — это Одиссею неведомо. А разве богиня не может узнать это сама?

— Может, — устало сказал Навболит. — Богиня всё может… Всё, что в силах вообразить смертный.

Одиссей преданно смотрел ему в рот и согласно кивал.

— Ладно, — сказал Навболит. — Ступай к своему Евмею.

Да-да, Одиссей сделает так, как велит ему Афина Паллада! Значит, не домой, а к Евмею? Вот по этой тропинке? Хорошо, он сейчас идет, только сначала соберёт свои…

Навболит не стал спорить.

— Давай, помогу, — предложил он, чтобы поскорее от него отвязаться.

Нет-нет, Одиссей сам соберёт, как можно…

— Да ладно тебе! — Навболит сгрёб разом все кубки и чаши, с грохотом ссыпал их в серебряный чан. — В грот?

Одиссей ошеломлённо кивнул. Навболит приподнял чан над землей и с натугой повёл его к гроту, шагая рядом. Одиссей засуетился, побежал к кустам, выволок из них какие-то тюки и заковылял следом, сгибаясь под тяжестью ноши.

Внутрь грота Навболит его не пустил.

— Будет цело. Ступай, устраивай свои дела, — сказал он ему, уложив утварь под стеной у самого входа и закрыв её тюками, чтобы не блестело.

Но Одиссей ушёл лишь после того, как забросал свои сокровища охапками веток и несколько раз убедился, что с берега, ни с какой стороны, ничего не видно. И только ступив на тропу, перестал оглядываться.

— Я думала, что ты уже не вернёшься, — ровным голосом сказала наяда, когда Навболит, задевая за тюки и чертыхаясь, протиснулся в грот.

Она сидела, обхватив руками колени и положив на них голову. Отмытые черепки амфоры были аккуратно разложены у её ног и влажно поблёскивали. Наяда неотрывно смотрела на них. Вспыхнул и погас последний лучик заката, и Навболит перестал её видеть.

— Куда же я денусь. Теперь… — сказал он, ощупью садясь рядом на окончательно увядшее ложе. Плечи у неё были тёплые, мягкие и слегка вздрагивали под тонкой туникой. — Холодно? — спросил Навболит и, не дождавшись ответа, потянулся рукой к изголовью, где должна была лежать амфора. Наяда послушно легла рядом, повернулась, прижимаясь к нему коленями, животом, грудью. Он нащупал, наконец, мантию и потянул на себя. Амфора выкатилась из неё, мягко подпрыгивая на невидимых бугорках, докатилась до стены и глухо брякнула в темноте о каменный выступ.

— Можешь их все расколотить, если хочешь, — сказала наяда. — Только не уходи.

— Завтра, — ответил он невпопад, расправляя мантию. Они повозились, заворачиваясь в неё.

— Я знаю, тебе всё равно, — зашептала она, прижимаясь к нему мокрой щекой. — Но ты хотя б иногда возвращайся. Хотя бы раз в сто лет. — Навболит хмыкнул. — Куда тебе надо завтра?

— Ещё не знаю, — сказал Навболит. — Сначала на Лефкас, а там видно будет.

— К скале Итапетра?

— Да… А как ты догадалась?

— Там недавно пропал источник. Низвергся в Аид… Теперь я знаю, кто ты.

— Меня зовут Навболит, — сказал Навболит. — А тебя?

— Хорошо, я буду звать тебя так. А у меня нет имени: люди не удосужились как-нибудь назвать мой источник… Конечно, я не посмею удерживать тебя — даже пытаться не стану. У тебя великое будущее. Ты выглядел таким беззащитным, пока спал, а проснулся — и всё изменилось.

— Что изменилось?

— Всё. И я изменилась. Стоило тебе взглянуть на меня — и я стала такой, как тебе хочется. Я решила, что меня навестил великий бог, — может быть, равный по силе Зевсу. Но даже тогда я не подозревала, кто ты на самом деле.

— Ну, и кто я на самом деле? — спросил Навболит. Ему уже стали надоедать эти намеки.

— Ты — титан, сумевший бежать из Аида, — объяснила наяда. — Ты освободишь своих братьев и станешь переделывать мир. Опять предстоит великая битва богов…

— Не было никакой битвы богов, — сказал Навболит. — И не будет. То есть, мир, конечно, будет переделан когда-нибудь. Но не богами.

— Титанами.

— Нет. Людьми. Только они могут переделывать мир — да и то не все. Я не могу. Это под силу лишь детям и художникам, свободным от чужих выдумок. Но я уже не ребёнок, а художником так и не стал. Нечестивый пастух, который вам так досаждает, и тот свободней меня.

— Он смертен, — возразила наяда. — Зачем ему переделывать мир? Он ничего и не переделывает. Он лишь оскверняет то, что сделано до него. И будет наказан за это. Мы ещё не придумали, как, но он будет наказан.

— Не сможете вы его наказать, пока он сам этого не позволит. И придумать вы ничего не сможете — разве что люди за вас придумают.

— Естественно, — согласилась наяда.

— Это неестественно, — возразил Навболит. — Не должно быть естественно, — поправился он.

— Вот видишь, — сказала наяда. — Ты уже знаешь, как следует переделать мир.

— Ничего я не знаю. Я знаю только, что человек должен управлять своим воображением, а не наоборот. Но сплошь и рядом получается наоборот: людьми правят порожденные ими чудовища. Персонифицированные боги. В лучшем случае — обожествлённые персоны. Хотя, ещё неизвестно, что лучше… Но ни то, ни другое я не могу считать естественным. Я не так воспитан. И вообще, давай спать, моя прелестная выдумка. Завтра у меня будет трудный день, и мне надо выспаться.

Глава 9. Заговор людей

Корпус радиобуя, покрытый снаружи тонкими пластинами селеновых батарей, был бронзовый, цельнолитой, с одним-единственным углублением — узким прямоугольным пазом для печатной платы, задающей частотную модуляцию сигнала. Даже штырьки антенн с фарфоровыми изоляционными прокладками у основания были намертво вплавлены в вершинах бронзового многогранника, а монтаж внутренней схемы был раз и навсегда произведён методом нуль-сборки. Больше Демодок о нём ничего не знал. К счастью.

Ни Тоона, ни сопровождавшего его ученика — юношу по имени Окиал — радиобуй сколько-нибудь серьёзно не заинтересовал. Кто-то из них (скорее всего, Окиал) щёлкнул клавишей, помедлил две-три секунды и с тем же щелчком задвинул печатную плату на место — вот и всё. Против доставки радиобуя на Андикиферу они, впрочем, не возражали. И на том спасибо. Двое гребцов — после того, как Демодок убедил кормчего, что этот металлический ёж не имеет никакого отношения к святилищу, — перетащили его на корабль. Там он теперь и лежал, надёжно принайтовленный за штыри антенн, — на самой корме, под примитивным гироскопическим устройством.

Гораздо больший интерес вызвало у Окиала само святилище — шлюп-антиграв, обглоданный квазиреальностью этого мира. Юноша, видимо, сразу почувствовал в нём нечто необычайное, нечто не от мира своего и, получив разрешение Тоона, немедленно вскарабкался на борт — к шумному неудовольствию кормчего, который стал поносить его за святотатство. Окиал, впрочем, сразу успокоил почтенного феакийца, заявив, что не зря же установлен жертвенный треножник на корме этого чудища, и что следует же кому-то возжечь под ним огонь, дабы щедрыми приношениями умилостивить богов. Или, может быть, кормчий сам хотел это сделать? Тогда Окиал охотно уступит ему эту честь.

Кормчий не хотел, потому что побаивался: он знал, что треножник установлен над самым входом в Аид. Мало кто осмеливался возжечь огонь под этим треножником. За сорок лет — с тех самых пор, как на этом месте пропал источник и само по себе воздвиглось святилище, — за все эти сорок лет не нашлось и сорока смельчаков, отважившихся на богоугодное дело. Лично он, кормчий, предпочитает держаться подальше от этого места и обычно приносит жертву вон там, в пятидесяти шагах от святилища. Но он охотно позволит своему юному пассажиру принести жертву в установленном месте — если тот сделает это от имени и по поручению всего экипажа, а также лично от его, кормчего, имени. Он немедленно кликнет своих гребцов, и они принесут юноше всё необходимое: и вязанки хвороста, и благовонные травы, и ячневую муку, и даже кратеру вина. Ну и, конечно, саму жертву, жертву как таковую. Причем не какие-нибудь там потроха и внутренности, а самую лучшую часть овцы!

— Это ты зря — насчет самой лучшей части, — деловито возразил Окиал. Голос его доносился с кормы шлюпа глухо и гулко: наверное, он стоял на самом краю колодца, с любопытством заглядывая в него. — Я точно знаю, что богам больше всего нравятся именно внутренности. Особенно здешним богам. Поэтому лучшую часть полезнее будет оставить для ужина.