Павел Нечаев - Цена жизни

• Название: Цена жизни
• Автор: Павел Нечаев
• Жанр: Боевая фантастика

Герой этой книги, мальчик четырнадцати лет, остается один: ни друзей, ни родных. Вокруг него рушится мир. Люди теряют человеческий облик, превращаясь в зверей. Ему предстоит выжить, пережить рабство, и голод. Научиться убивать, и жалеть. Повзрослеть, снова обрести друзей, и мечту. Это история превращения мальчика в мужчину.

---

— Дай ему сказать, Эрик, — сказал Борька. Эрик оглянулся, ища поддержки. Все молчали, и Эрик сел на место. Грин продолжил:

— Я не предлагаю отказаться от борьбы. Но делать это надо с умом, а не так, как предлагает Эрик.

— Да ты же не знаешь, что я предложил! Тебя же не было! — подпрыгнул Эрик.

— Я хорошо тебя знаю. И знаю, что ты предлагаешь. Сказать? Ты предложил начать тотальную войну, а себя наметил в командиры. Так?

— Да, так! А что, ты хочешь командовать? Ты же соплежуй! — крикнул Эрик.

— Я не говорил, что хочу командовать. У меня совсем другая мысль…

— Так скажи уже! — потерял терпение Роберт. Его поддержало несколько голосов, призывая Эрика замолчать, и дать Грину высказаться.

— Мы не можем дать открытый бой, потому что у нас мало сил. Они нас просто перебьют. Но мы можем противопоставить фашистам кое-что другое. Сетевую структуру.

— Это как? — заинтересованно спросил кто-то.

— Очень просто. Мы уходим в подполье, но не обычное. Обычную организацию, где есть лидер, иерархия и все такое, можно вычислить и ликвидировать. У них — государство, армия, гвардейцы. Они способны воевать только с таким же, как они, противником, организованным и единым. А мы станем пчелиным роем. Будем кусать, и тут же прятаться, разбегаться, растворяться. Их ответные удары попадут в пустое место. Сетевая структура — это рой. Она состоит из ячеек, независимых друг от друга. В идеале, одна ячейка не должна догадываться о существовании другой. Их объединяет общая идея, а не общее руководство. Каждый из нас подберет себе команду — пять, максимум шесть человек. Мы не будем контактировать друг с другом, за исключением экстренных случаев. Таким образом, даже если они сумеют вычислить какую-то ячейку, это не приведет к ликвидации сети, — Грин остановился перевести дыхание. На него смотрели с удивлением, ребята явно ждали от него каких-то других слов. Но Грин действительно много думал над словами Вайнштейна. Он прикидывал так и этак, рассматривая все как сложную шахматную задачку. Просчитывая возможное развитие ситуации на несколько ходов вперед, он понял, что другой возможности победить, кроме той, что предложил Вайнштейн, просто нет.

— Зачем такие сложности? — наконец, спросил Роберт.

— А вот зачем: нам важно сохранить тайну. Подумайте над тем, почему Республика проиграла. Она проиграла потому, что у них везде были глаза и уши. Мишка и Профессор это те, о ком мы знаем. А сколько таких, кто никак себя не проявил? Где гарантия, что среди нас сейчас не сидит шпион? Мы должны учесть ошибки старших, и свести риск провала к минимуму.

— Не смей говорить так о старших, — насупился Борька. — Ты что, хочешь сказать, что они… что мой папа ошибся? И Коцюба с Летуном?

— Да! — отрубил Грин. — Иначе мы бы здесь не сидели! Я не хочу никого обвинять, но мы должны, просто обязаны не повторить эту ошибку.

— Вокруг какой идеи ты предлагаешь нам объединиться? — Борька тронул рукой подбородок — верный признак задумчивости, и сел, ожидая ответа.

— Возрождение Республики, конечно! Ведь что в Республике самое главное, в чем ее стержень, знаете? Свобода. Но не дурная свобода, когда нет границ и порядка. Настоящая свобода — свобода жить так, как хочешь. Хлеб растить, строить, делать. Свобода тратить свою жизнь на то, что хочешь. Своим умом жить, а не по указке всякой сволочи, у которой просто больше пулеметов! Без чмуликов — паразитов, которые всегда лучше нас знают, что нам надо. Да вы и сами все понимаете, иначе вас бы здесь сейчас не было.

— Но что мы будем делать? Предлагаешь устроить партизанскую войну? — спросил Роберт.

— Отец говорил… — начал Грин.

— Отец тебя сюда и послал, чтобы нас с толку сбить! — тут же перебил его Эрик. На Эрика зашикали, слова Грина многих зацепили. Не зря он законспектировал слова Вайнштейна, и перед походом в Клуб тренировался дома перед зеркалом. Без подготовки он не смог бы так гладко говорить.

— Отец говорил, что в Земле Отцов найдется место для каждого, — повторил Грин. — Это наш шанс. Используйте мелкоту. Для старших все, кто младше четырнадцати, вообще не существуют. Они и нас-то всерьез не воспринимают. И это хорошо, пусть так и продолжается. Главное — конспирация. Потому что мы не будем драться с ними или устраивать диверсии. Наоборот, мы станем самыми большими патриотами Земли Отцов…

— Я так и знал, что он это скажет, — проворчал Эрик.

— Мы станем патриотами, — продолжил Грин. — Мы встроимся в их структуры. В гвардию, в армию, в аппарат управления. В гаражи и на фермы. Мы нужны им. Им нужна свежая кровь, нужна молодежь.

— И долго мы так будем… притворяться? — спросил Роберт.

— Столько, сколько потребуется! — отрезал Грин. Потом, уже мягче, продолжил: — Не думаю, что потребуется много времени. Вайнштейн говорит, что у зла короткий период распада. Очень скоро фашисты станут народу поперек горла, и тогда мы выйдем на свет. Республика возродится, и возродим ее мы!

— Все с тобой ясно, — встал Эрик. — Будем жевать сопли, пока не состаримся, на радость врагам. Я против! И я не буду в этом участвовать. Я и мои ребята выступаем сейчас. Мы будем драться с ублюдками, не дожидаясь, пока они захватят весь мир. Может, мы и не победим, но хотя бы попробуем. Я ухожу. Все, кто не хочет жевать сопли, пусть идет со мной. — С этими словами Эрик вышел из комнаты. В повисшей в комнате тишине было слышно, как он спускается по лестнице. Все сидели на месте, и смотрели на Грина. Народ думал. Наконец, один из ребят встал.

— Виталик? — удивленно спросил Грин. — Ты что, с ними?

— Нет… — потупился Виталик. Старший сын Медведя, Рома, погиб при штурме туннеля, вместе с двумя товарищами. Медведь погиб в теракте. Младший сын, Славик, попал в засаду вместе с Коцюбой, и тоже погиб. Виталик, которому недавно исполнилось семнадцать, остался единственным мужчиной в Семье. — Простите, пацаны. Не могу я. На мне Семья. Пропадут они без меня… Я не сдам вас, честное слово. — С этими словами Виталик стал бочком пробираться к выходу. Грин проводил его мрачным взглядом. Он тоже, фактически, остался единственным мужчиной в Семье, если не считать Тео — инвалида, и все еще лежавшего пластом Эли. Впрочем, если бы Эли и мог ходить, на главу Семьи он не тянул. Уход Виталика всколыхнул в душе Грина незнакомые ему доселе чувства: Грин вдруг понял, что тоже отвечает за других. Он подавил в себе желание уйти, и обвел присутствующих взглядом:

— Я так понимаю, что вы со мной? Тогда давайте решать, как мы будем поддерживать связь…

Труден хлеб подпольщика. Особенно, когда подпольщику приходится заботиться о других. Оставшись, фактически, единственным мужиком в Семье, Грин с утра до вечера был занят домашними делами. На подполье времени почти не оставалось. Его «группа» состояла из него, Голана, и Роберта с Даником. Как обстояли дела у других, Грин понятия не имел. Контакты свели к минимуму, и друзья, встречаясь на улице, только кивали друг другу. Клуб пришел в запустение. Впрочем, подполье — подпольем, а подготовку к зиме никто не отменял. То нужно было что-то привезти, то работать в поле, копать картошку вместе со всеми. То обнаруживалось, что сломался генератор, и нужно было искать запчасти. Поскольку старые, республиканские деньги отменили, а новые еще не вошли в обиход, народ торговал по старинке — бартером. А это значит — найти, у кого есть детали. Узнать, что ему нужно, на что он готов их обменять. Найти это, и привезти. Бегая с высунутым языком, Грин не раз вспоминал свою прежнюю жизнь, когда были живы Летун, и Коцюба, а от Грина требовалось только посещать тренировки, да помогать по хозяйству. Тогда-то он думал, что его нагружают сверх меры. А оказалось, что это была привольная, беззаботная жизнь. Конечно, Грину помогали. Добрую половину забот взвалила на себя Марина. Да и остальные домочадцы старались помогать по мере сил.

Грина пригласили в гости родители Лены. Он не сообразил, что это официальный визит, и пришел в своей повседневной одежде. Рядом с наглаженным, надушенным одеколоном папой Лены, Грин, в потертых штанах, нечищеных берцах и заляпанной грязью куртке казался пришельцем из другого мира. Впрочем, хозяева тактично сделали вид, что все в порядке. Грина усадили за стол, напротив сел отец Лены. Потек неторопливый мужской разговор. У Грина сводило скулы от скуки. Погода, виды на урожай, школа — папа Лены работал учителем в школе. Он, конечно же, знал, что Грин — сын капитана гвардейцев, и поэтому нахваливал новую власть. Получалось у него не очень, актером он был никудышным. Он расспрашивал Грина о житье-бытье, о планах на будущее.

— А вы с Леной когда планируете…? Ах, следующим летом? Ну, в добрый путь, в добрый путь… А отец ваш как, не против? Как это вы его не спрашивали? Надо спросить, отец все-таки. Да не абы кто, а правая рука самого Эрана, лицо, приближенное к вождю. При случае передавайте мое почтение, и заверения в том, что мы, педагоги-патриоты, оправдаем возложенное на нас доверие…