Юрий Науменко - Шагай, пехота !

• Название: Шагай, пехота !
• Автор: Юрий Науменко
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

- Это еще зачем? - насторожился я. - Нам нужен генерал фон Ленски. Ведите к нему!

Переводчик испуганно повторил мое требование по-немецки. На лице полковника отразилось замешательство. Он снова повернулся к переводчику. Тот внимательно выслушал длинную тираду и обратился к нам:

- По заведенному у нас порядку господин полковник должен доложить господину генералу фон Ленски по телефону и получить разрешение на встречу с ним.

- Что за бюрократию здесь устроили! - в сердцах пробормотал я, но Клюев успокаивающе положил мне руку на плечо:

- Черт с ними! Что делать, если у них так положено. Пошли в штаб к полковнику.

Немцы повели нас по тропинке, петляющей между грудами битого кирпича, остовами сгоревших машин и сугробами, покрытыми толстым слоем сажи. Кое-где виднелись трупы. Мне невольно бросился в глаза один из них - на мерзлой земле лежал ничком немецкий солдат. Он широко раскинул руки, словно хотел захватить, унести с собой нашу землю. На миг у меня шевельнулось в душе мстительное чувство - никто не звал этого фашиста в наши края. Хотел нашей земли? Получай ее - мерзлую, задымленную, не захотевшую стать даже могилой для ненавистного захватчика.

Мы подошли к развалинам какого-то здания. Полковник молча прошел вперед, толкнул дощатую дверь, прикрывавшую вход в подвал. По ступенькам, покрытым наледью, мы спустились вниз. Под низкими сводами подвального помещения, куда с трудом проникал свет через узкие окна, было сумрачно и холодно. Немецкий полковник куда-то исчез. Следом за ним, потоптавшись, скрылся и переводчик.

Я огляделся. На грязном цементном полу лежали, сидели десятки раненых солдат. Со всех сторон слышались стоны, бессвязные выкрики, ругательства. В спертом воздухе нечем было дышать от запаха нечистот, гниющих ран и сгоревших тряпок.

- Довоевались, - зло сплюнул сопровождавший нас автоматчик.

Услышав звуки русской речи, несколько раненых, что были поближе к нам, насторожились, повернули головы в нашу сторону. Раздались угрожающие возгласы. Мне стало не по себе. Чего стоит кому-нибудь из фашистов, потерявших в этом смрадном подземелье человеческий облик, пальнуть в нас по злобе? Иди потом доказывай, что мы явились сюда с добрыми побуждениями.

А тут еще полковник как в воду канул. Не ловушка ли все это? Что же теперь делать? Я уже начал прикидывать, как нам безопаснее выбраться из подвала, если события примут нежелательный характер, когда из темноты появился полковник в сопровождении переводчика. Тот еще издали помахал нам рукой.

- Все хорошо! Господин генерал фон Ленски ждет вас у себя в штабе.

И смешно было и досадно наблюдать все эти церемонии, что развели немцы вокруг очевидной необходимости прекратить сопротивление. Кому нужна эта жалкая игра в значительность, когда сотни и тысячи солдат умирают от ран, голода, свирепой стужи? Откровенно говоря, меня так и подмывало желание заявить немцам: "Кончайте канитель! Время не ждет!" И только опасение, что это может повредить делу, ради которого мы прибыли -сюда, удержало меня от крепких выражений по адресу хваленой немецкой педантичности.

С облегчением выбрались мы из подвала. После душного сумрака подземного убежища зимний солнечный день показался мне еще ярче, а морозный воздух необыкновенно свежим и чистым.

Немецкий полковник снова пошел впереди. Минут через 10 - 15 мы оказались возле развалин дома, у которого стоял часовой. Он молча пропустил нас внутрь. Между разрушенными стенами виднелся вход в подвал. Мы спустились в него, и я увидел просторное, довольно чистое помещение. По нему, переговариваясь, ходили немецкие офицеры. Увидев нас, все они, как по команде, остановились и выжидающе замерли.

Из противоположного конца подвала неслышно появился невысокий щуплый генерал и направился прямо к нам. За ним понуро шли еще два генерала.

- Господин генерал фон Ленски, - почтительно представил его переводчик, но я уже и так понял, что перед нами командир той самой немецкой дивизии, которая готова сложить оружие.

- Кто вы? - спросил меня через переводчика фон Лепски.

- Командир полка, - ответил я сухо.

- Ваше звание?

- Капитан. От имени советского командования предлагаю вам прекратить сопротивление немедленно. Только в этом случае будут выполнены условия, о которых нам сообщил ваш парламентер.

Фон Лепски дернулся, но быстро овладел собой, только плечи его как-то безвольно поникли.

- За последний час обстоятельства изменились, - надтреснувшим голосом начал он. - Прекратить сопротивление согласна не только моя дивизия, но и вся группировка наших войск, сосредоточенная в этом районе. Наш командующий генерал-полковник фон Штреккер желал бы знать ответ вашего командования.

Я озадаченно повернулся к Клюеву. Такой попорот событий никак не предусматривался нами.

- Надо поскорее сообщить нашим, - шепнул Василий Васильевич.

Как ни хотелось быстрее покончить со всеми формальностями, но Клюев был прав - необходимо известить наше командование о новых обстоятельствах капитуляции немцев.

- Я должен сообщить об этом командующему армией, - громко произнес я.

- Хорошо, - фон Ленски отрывисто кивнул.

Примерно минут через двадцать мы снова были в батальоне Ананенко. К моему удивлению, там нас уже ждал заместитель командующего армией генерал-майор М. И. Козлов.

- Как там фоны? - нетерпеливо спросил он. - Командующий очень интересуется делами с капитуляцией немцев.

Я подробно доложил обо всем, с чем мы столкнулись в немецких штабах.

- Набивают себе цену фашисты! - усмехнулся генерал Козлов и оживленно добавил: - Вперед, сталинградцы! Наша все-таки взяла!

...Генерал-полковник фон Штреккер, высокий, худой, с прыгающим от волнения кадыком на морщинистой шее, стоя навытяжку, напряженно слушал генерал-майора Козлова, который перечислял условия капитуляции и пригласил фон Штреккера следовать к командующему армией генералу Жадову.

- Разрешите мне взять с собой адъютанта? - нерешительно спросил Штреккер и поднял на генерал-майора Козлова слезящиеся водянистые глаза. Тот махнул рукой: мол, черт с вами, берите.

Когда мы вышли из штаба командующего северной группировкой гитлеровских войск, на улице уже строились колонны пленных немцев. На восток длинной вереницей тянулись солдаты и офицеры уже несуществующей 6-й армии.

Жалкий вид был у этих горе-завоевателей. Многие из них брели по дороге на Дубовку с отмороженными носами, ушами, закутанные в тряпье, в эрзац-валенках из соломы. Только наша 343-я стрелковая дивизия взяла в плен 6796 гитлеровцев, из них 4 генерала, 12 полковников, 112 остальных офицеров, 510 унтер-офицеров.

В районе Тракторного завода дивизия захватила у врага 67 орудий разных калибров, 13 минометов, 8 шестиствольных минометов, 207 пулеметов, 30 танков, 6 бронемашин, 2 склада с горючим и боеприпасами и много другого вооружения и имущества.

* * *

Над Сталинградом было ясное, спокойное небо. Таким оно было впервые после 200 долгих дней и ночей великого сражения.

И надо же было такому случиться, что именно в этот день, 2 февраля, день, когда бои уже закончились, я получил третье, к счастью последнее, ранение на войне. А случилось это так. После того как я проводил генерала Козлова вместе с пленным немецким генералом фон Штреккером с участка полка, захотелось мне посмотреть на Волгу-матушку, пусть и снегом заметенную. Как-никак три месяца воевал возле нее, а в глаза не видел. Взял с собой автоматчика и пошел через развалины Тракторного завода. И только мы вышли на перекресток, откуда хорошо была видна Волга, только я обвел ее взглядом, раздался выстрел. Тут же мне обожгло правую ногу, и я упал. Подбежал автоматчик.

- Что с вами, товарищ капитан?

- Да вот, кажется, ранило, - говорю, а сам думаю: "Вот угораздило. В боях цел остался, а тут на тебе... Поистине: пуля - дура".

Перевязал мне красноармеец ногу, помог добрести до штаба ножа. А оттуда в медсанбат. Там осмотрели рану, оказалось, что кости бедра не повреждены (хоть в этом мне повезло), по тем не менее хотели отправить в госпиталь. Попросил я соединить меня по телефону с командиром дивизии, доложил ему ситуацию, и тот разрешил мне остаться в медсанбате.

* * *

Погода в феврале 1943 года была на редкость суровой. Видно, не зря украинцы дали этому месяцу название "лютый". По просторам сталинградской земли дули пронизывающие, холодные ветры. Метель наносила высокие сугробы. Снег постепенно укрывал под своим покровом беспорядочно разбросанные по степи искореженные вражеские танки, орудия и другую боевую технику, засыпал воронки от авиационных бомб и артиллерийских снарядов.

Непривычной была и воцарившаяся вокруг тишина, сменившая гул канонады, стрекот выстрелов, гремевшие почти беспрерывно на берегах великой русской реки в течение полугода.

Каждый из нас, фронтовиков, испытывал наряду с чувством гордости и морального удовлетворения ощущение какой-то физической облегченности, как будто после неимоверного напряжения удалось сбросить с плеч непосильный груз, грозивший раздавить тебя своей громадной тяжестью. Сердце ликовало, но его одновременно пронизывала и острая боль при виде дымившихся развалин большого, родного всем нам, советским людям, волжского города. Белизна снега резко контрастировала с черными дырами оконных и дверных проемов в разрушенных жилых домах и корпусах Тракторного завода.