Джулиан Баджини - Свинья, которая хотела, чтоб её съели

• Название: Свинья, которая хотела, чтоб её съели
• Автор: Джулиан Баджини
• Издательство: Рипол-Классик
• Жанр: Философия
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-7905-5299-1

«Свинья, которая хотела, чтобы ее съели» — это не столько мыслительные эксперименты или готовые рецепты по решению нравственных и философских проблем, сколько приглашение к размышлению.

Джулиан Баджини не навязывает читателю ответы, но предлагает поучаствовать в обсуждении проблем, волнующих человека разумного в течение многих тысячелетий.

Книга превращающая философию в развлечение.

---

То, что часто проповедуют с трибун, не является верой. Вера — это твердая скала, которая дает верующему своего рода спокойную внутреннюю уверенность. Но если бы невозмутимый в своей вере Авраам был готов убить собственного сына, то он не мог бы даже понять, какому риску он подвергает основы своей веры.

Если вас не убеждают эти доводы, то задумайтесь на мгновение о людях, которые верят в то, что Бог желает, чтобы они стали подрыв-никами-смертниками, чтобы они убивали проституток или преследовали национальные меньшинства. Прежде чем вы скажете, что Бог не мог дать повеления осуществить такие злодеяния, вспомни-58. Божественное повеление те о том, что Бог всех трех Авраамовых религий не только повелел принести в жертву Исаака, но и оправдывал изнасилование жены как наказание для ее мужа (2 Царств 12), приказывал убивать последователей других религий (Второзаконие 13) и обрекал богухульников на побивание камнями до смерти (Левит 24). Похоже, нет пределов тому, о чем может попросить Бог, и всегда найдутся верующие, готовые выполнить эти просьбы.

Смотрите также

8. Добрый Бог

18. Требования логики

34. Не вините меня

95. Проблема зла

59. Глаза видят это

Если бы вы смотрели на мир глазами других людей, что бы вы увидели? Этот вопрос перестал быть для Сесилии теоретическим или метафорическим. Она уже опробовала замечательную Универсальную систему по обмену визуальной информацией «Ю-вью». Эта система позволяла одному человеку общаться с другим таким образом, чтобы видеть в точности то, что видит этот другой человек.

Это невероятное ощущение для каждого. Но для Сесилии это было еще более неожиданно, поскольку, когда она посмотрела на мир глазами своего друга Люка, мир как будто перевернулся вверх тормашками. Помидоры Люк видел в синем цвете. Небо для него имело красный цвет. Бананы при созревании превращались из желтых в зеленые.

Когда представители Ю-вью узнали об ощущениях Сесилии, они провели с ней еще несколько тестов. Выяснилось, что она смотрела на мир в так называемом обращенном спектре: каждый цвет выглядел для нее дополнением к цвету, который видели другие люди. Но, разумеется, поскольку эти различия были постоянными, если бы не система Ю-вью, о них бы никто не узнал. В конце концов, она правильно считала помидоры красными, так же как делали и все остальные.

Возможно ли, чтобы вы видели мир так же, как Сесилия? Если бы я посмотрел на мир вашими глазами, то стал бы я думать, что заходящее солнце для вас имеет голубой цвет? Мы не можем этого точно знать. Ибо, каким бы вы ни видели этот мир, если у вас такая же система распознавания цвета, как и у меня, ничто из того, что мы говорим или делаем, не сможет выявить разницу между нами.

Для нас обоих зеленый — это цвет травы, салата, гороха и чернил на однодолларовой купюре. Апельсины будут оранжевого цвета, злобным людям будет видеться красный цвет, а певцам синий.

Точность, с которой мы используем слова для обозначения цвета, определяется исключительно ссылкой на известные объекты, а не на частный опыт (ощущения). Нельзя влезть в ваши глаза, чтобы увидеть, каким вам кажется голубой цвет. Я просто вынужден предположить, что, принимая во внимание схожесть нашей биологии, не существует большой разницы в том, каким нам видится ясное летнее небо.

Вы можете спросить: тогда как можно узнать, что люди не различают цвета? Ответ на этот вопрос скорее укрепляет, а не ослабляет тот факт, что Сесилии этого мира живут среди нас неприметно. Неразличение цветов (дальтонизм) обнаруживается в результате неспособности отличить два цвета, которые люди с полноцветным зрением отличают очень четко. Так, например, красный цвет может не восприниматься на фоне зеленого цвета, как он воспринимается большинством людей. Тесты, которые выявляют это, не имеют отношения к частному опыту зрительных ощущений. Они просто определяют способность людей делать публичные суждения о различении цветов. Поэтому, когда человек способен различать цвета так же, как это делают другие, мы не будем знать о тех различиях в восприятии цвета, которые он имеет по сравнению с нашим восприятием.

Тот факт, что люди могут видеть мир по-другому (или, если уж на то пошло, слышать, обонять, различать на вкус или ощущать), является чем-то большим, чем просто занимательной скептической неясностью. Возможно, более интересным является то, о чем говорит нам возможность использования языка и значения слов, которые описывают нашу мысленную жизнь. Короче говоря, кажется, что слово, подобное слову «красный», описывает не какое-то определенное визуальное ощущение, а всего лишь некую закономерность в этом мире, которая соответствует какой-то закономерности в нашем восприятии этого мира.

Когда мы говорим, что помидор красный, слово «красный» обозначает не цвет, который мы воспринимаем, а характеристику мира, которая может восприниматься совершенно по-иному другими людьми. Это значит, что, когда Сесилия и Люк говорят, что небо голубое, они оба правы, даже если они видят совершенно разную картину.

Если это верно в отношении цвета, то, может быть, это верно и в отношении других вещей, которые мы обычно считаем сокровенными и личными? Является ли «боль» ощущением или своего рода реакцией на ощущение? Ошибаюсь ли я, когда полагаю, что, упоминая о своей головной боли, я имею в виду неприятное ощущение в своей голове? Выворачивает ли это наизнанку язык моих мыслей?

Смотрите также

13. Черное, белое и красное

21. Земля эпифенов

41. Как получить синий цвет

73. Быть летучей мышью

60. Делайте так, как я говорю, а не так, как я делаю

Ирена Янус готовила свой доклад о влиянии авиации на глобальное потепление. Она расскажет своей аудитории о том, что гражданские самолеты выделяют в атмосферу столько углеродного газа, способствующего образованию парникового эффекта, сколько вся Африка. Она расскажет им о том, что один самолет, совершающий рейс на большое расстояние, загрязняет атмосферу больше, чем один автомобиль за двенадцать месяцев его эксплуатации. Если мы хотим спасти Землю, скажет она в заключение, мы должны уменьшить количество авиарейсов и призвать людей либо меньше путешествовать самолетом, либо использовать другие виды транспорта.

Она уже начала было представлять себе тот восторженный прием, который вызовет ее доклад, и тут ее прервала стюардесса, предложившая ей бокал вина. Лицемерие? Янус так не считала. Ибо она прекрасно знала, что влияние на атмосферу, оказываемое самолетами, на которых летала она, было незначительным. Если она перестанет летать, глобальное потепление не приостановится ни на секунду. Нужны были перемены в умонастроениях масс и политике государства. Поэтому ее работа, включавшая в себя перелеты по всему миру и пропаганду таких взглядов, могла способствовать решению этой проблемы. Отказ от полетов был бы в ее случае лишь бессмысленным жестом.

И с этой мыслью она переключилась на просмотр фильма, показываемого в самолете. Фильм назывался «Послезавтра».

Утешительно думать, что «каждая лепта помогает», но верно ли это? Это зависит оттого, как вы посмотрите на это утверждение. Например, если каждый житель Британии даст на благотворительные нужды 1 фунт стерлингов, наберется сумма в 56 миллионов фунтов стерлингов.

Никто не смог бы сделать много в одиночку, но сообща можно собрать приличную сумму. Но с другой стороны, если бы деньги внесли все жители, за исключением одного, и общая сумма пожертвований составила бы 55 999 999 фунтов, то один фунт, который не доплатил бы этот один человек, не оказал бы значительного влияния на возможное распределение этих денег.

Размышляя об этих фактах, абсолютно логично предположить, что мой собственный вклад несущественен, и поэтому не важно, внесу я его или нет, но он окажется важным, если каждый начнет думать подобным образом. Парадокс ли это или эти две мысли можно примирить?

Янус думает, что это возможно. Вам нужно убедить огромное количество людей в том, что их вклад действительно важен. Если достаточное их количество ошибочно поверят этому, тогда мы получим желательный для себя результат. Здесь все это сводится к программе благородного обмана. Срабатывают коллективные усилия, а не индивидуальные. Но до тех пор, пока люди не поверят в то, что индивидуальные усилия тоже важны, вы не сможете мобилизовать коллективные усилия.

Есть что-то глубоко неубедительное в этих рассуждениях, но к их логике трудно придраться. Тогда почему нам кажется, что они неверны?

Одной из возможных причин является то, что, несмотря на самоуспокоение Янус, мы чувствуем, что она лицемерка, ибо она делает совершенно противоположное тому, о чем она просит нас. Но это не говорит о том, что ее размышления о влиянии личных усилий неверны. Ее оправдание полетам на самолете может быть совершенно логичным, если ее заботит исключительно спасение планеты. Однако ее решение летать на самолетах может быть по-прежнему неверным по совершенно другой причине, а именно той, что нельзя, призывая других отказаться от совершения каких-то поступков, совершать эти поступки самому. Другими словами, причина, по которой ей нельзя летать на самолетах, не имеет ничего общего с защитой окружающей среды и относится к этическому императиву, согласно которому к своему поведению нужно применять те же правила, которые вы применяете к поведению других.