Игорь Наталик - Светотени

• Название: Светотени
• Автор: Игорь Наталик
• Жанр: Русская классическая проза

---

Наталик Игорь Светотени

Игорь Наталик

Светотени

СОДЕРЖАНИЕ

Несколько слов .. .. .. .. .. .. .. .. .. ..

Путешествие к себе .. .. .. .. .. .. .. ..

Московская мозаика .. .. .. .. .. .. .. ..

"Китайский караван" .. .. .. .. .. .. .. ..

Страсти и капризы .. .. .. .. .. .. .. ..

Театр европейских интересов .. .. .. .. .. ..

Дипломатия проливов .. .. .. .. .. .. .. ..

Наивная проза .. .. .. .. .. .. .. .. ..

"Птенцы гнезда Петрова" .. .. .. .. .. .. ..

На пороге .. .. .. .. .. .. .. .. .. ..

Стратегия и тактика Акционерного общества

Вестингауза (вчера, сегодня, завтра) .. .. .. .. ..

НЕСКОЛЬКО СЛОВ

Этот новый текст - "Светотени" - не похож на предыдущие. В нем нет ни безотчетно тревожащих поэтических полунамеков, ни внутренней органной музыки, как в "Кладовой".

В нем нет ни безыскусных и тем сильнее волнующих любовных ходов (мгновенных уколов любви), ни описаний романтической русской природы, как в "Старице".

Нет здесь ни космических вибраций, ни мимолетных прикосновений "Миражей", которые порождают дрожь души и заставляют сильнее биться сердце, исподволь подводя к тому, что если в мире нет ничего кроме иллюзий и миражей, то они сами становятся действительностью, побуждая довериться неведомой правде.

И в то же время этот текст, эта бесконечно ветвящаяся метафора, будоражит воображение читателя неисчерпаемым многообразием картинок прожитой жизни. Жизни духа. Возникает и захватывает ощущение доверия к течению Жизни, к ее неостановимому потоку, к своеобразному калейдоскопу мгновений. К тем встречам и жизненным ситуациям, которые без видимого воздействия направляют движение всего мира. К тем импульсам Жизни, которые определяют изнутри природу каждого события, порождающего конус после-действий, определяют природу каждой вещи.

От текста к тексту, расширяясь и углубляясь, саморазвивается главка "Наивная проза", поддерживая традицию легендарных "От двух до пяти". Причем названный текст является открытым, он молчаливо требует от нас все новых и новых "кирпичиков" для восстановления Домика Гения Детства. А детский мир готов щедро делиться своими бесхитростными, чуть наивными открытиями с быстро все забывающим взрослым миром.

И еще в этих скромных, подчас скупых строчках дышит ширь и громадность Отечества. К тому же глубина и спрессованность времени помогают окинуть внутренним взглядом и лучше понять, что нам дано на отчей земле в наследство и насколько рачительно мы это храним.

Е.К.

*

ПУТЕШЕСТВИЕ К СЕБЕ

Что имеем - не храним,

потеряем - плачем.

ПИСЬМО

Э

ти письма к тебе, возможно, похожи на тяжелые, шероховатые камни. Их слова были бы больше созвучны душе, прозвучав на природе. Среди большого города кажутся неуклюжими, чужеродными и ненужными - как листок под ногами.

В городской квартире они раздражают взор и слух.

Не пускают к дурманному "ящику", требуют внимания к себе и сопереживания.

Тем не менее, мечтаю, чтобы в твоей комнате и в сердце постоянно звучал мой негромкий голос.

А мечты - на то они и мечты ...

*

В СУМЕРКАХ

Люблю тебя ежечасно, ежеминутно. Люблю безрассудно, благоговейно и самозабвенно, до обожания, лихорадки и изнеможения. Умираю, когда расстаюсь или сомневаюсь. Воскресаю, когда вижу или надеюсь. Казнюсь каждым своим промахом, коченея от ужаса и стыда. Они врезаны в мою память, словно горький упрек и предостережение моему сердцу, как изощренная пытка моей совести.

Доверяюсь тебе беззаветно, открыто подставляю грудь: пусть твой удар будет последним, чем медленно истекать кровью, лишившись кожи. Нет. Одного твоего слова, даже взгляда достаточно, чтобы обескровить меня.

А ведь казалось - нашел точку опоры. Смирил обостренную ссадинами гордость. Оставил себе лишь мнимую свободу, редкие находки в виде человеческих самородков, да игру воображения.

Уже не ждал тебя, как прежде, потому что уверился - ты исчезла из моей мучительной жизни. Но ты вновь появилась. И я, подчиняясь неизъяснимой власти, покорно пью сладкую муку, что сочится из твоих чистых глаз.

Неужели ты и есть моя главная в жизни встреча, единственная награда судьбы за все страдания, искромсанные миражи и иллюзии юности, за мечты, которые не сбылись?

Если ты меня уже не любишь, если завтра оттолкнешь, не решишься на встречу, буду знать, что все мои невзгоды были жалкою платой за счастье пережить эту недолгую желанную горячку. За сладкое сумасшествие, за то, чтобы услышать небесное пение твоих возносящихся крыльев. Погибнуть так глупо и бездарно, словно сгораемый от жажды в двух шагах от животворного, но хоронящегося от посторонних глаз источника. Вдруг остановиться вкопанным, будто фанатик перед ликом святым. Окунуться в родную, звенящую и пьянящую стихию, шалея от счастья.

Легко, радостно и покойно рядом с тобой. Посветлело вокруг, отступила и перестала отсвечивать будничная слякоть. Время замедлило свой бег иноходца и иногда останавливается в задумчивости и словно в забытьи. Как естественна, но и томительна твоя сдержанность, боязнь поспешности или ошибки. Как тягостно и таинственно это затишье души, которое можно принять и за предвестие чуда, и за скоропостижный финал. Все чаще приходится подавлять неясное предчувствие обыденной, горестной драмы, угрожающей нам опустошением и одиночеством. Что страшнее одиночества вдвоем?

Человек беззащитен перед сметающей тяжестью занавеса, и я лишь молюсь о том, чтобы все это длилось и длилось. Чтобы не иссякли сладкие капли воспоминаний и они смогли утолить саднящую жажду перед последним, гаснущим, затихающим вздохом. Но ведь ты не теряла головы от близости наших одежд, нетерпеливо ждала полуслучайных свиданий у всех на виду, плакала тайком от невыразимой безнадежности и краткости прикосновений. Но увы. Все в быстро мертвеющем и густеющем от забвения прошлом.

Жажду снова и снова ощутить твое присутствие, задыхаясь от желания коснуться хотя бы милой тени, вдохнуть твои ускользающие ароматы, упиться твоей пленительной прелестью наяву или во сне. Опуститься у твоих нежных , точеных ног и, обняв их, целовать, целовать, целовать до одури. Замереть, как наиверный наивный пес, прижав уши и чутко ловя намек на малейшую ласку, ветерок волнения, каждый всплеск твоей души, взгляда, улыбки. Щедро рассыпать перед тобою самоцветы лучших сияющих слов, чтобы тебя развлекал, завораживал и манил их полуслучайный и затейливый шорох.

Ты загадочна и неповторима.

Внезапна и неотвратима, как судьба.

Невероятна, как чудо.

Заманчива, как бездонная синь гулкого осеннего неба.

Желанна как спасение, проходишь ты мимо, удаляясь в глуховатое и исчезающее прошлое. Зажав невидимыми тисками мое, все в заусеницах, сердце. Даже не оглянувшись на скрипучий и пыльный верстак, который давно брошен в зыбких сумерках, разлитых нечаянно кем-то...

*

ПРИГЛАШЕНИЕ В ПУТЬ

Быть рядом с тобой, недосягаемой, совершенно невыносимо. Но настанет зима, и вновь мы случайно встретимся. Рано или поздно это обязательно произойдет. Если ты только захочешь - дверь и сердце открыты.

А теперь приглашаю тебя немного попутешествовать. Я только расставлю тонкие вешки. Остальное увидишь сама. Словно воочию.

Ты этому порадуешься и удивишься.

Мой дух, бегущий и смятенный, вспять обернулся, озирая путь...

*

ЗЕЛЕНАЯ ПОРОСЛЬ

По-видимому, одна из важных особенностей характера дальневосточников ярко выраженное стремление к жизненной экспансии. И это не просто способность, а привораживающее и органически присущее им свойство.

Не удивительно, что оно проявляется у потомков именно тех первопроходцев, которые шли из Европы к Тихому океану. Даже имена у них были "шагающие" и энергичные, как бы выделяющие сыновей поиска и удачи из общей весьма энергичной массы.

И вновь сквозь давящие мостовые прорывается их мощная, пассионарная, зеленая поросль.

*

ХАБАРОВСК

Душа "города на топоре" временами звучит как орган. Она словно продувается через мощные трубы - бывшие купеческие речки Чердымовка и Плюснинка.

До сих пор (словно садовник, не проснувшийся от народных гуляний и фейерверков) стоит дом начала ХХ века с надписью над парадным подъездом: НОМЕРА. А вот стоявший рядом храм из розового камня был воровски взорван в безвременье храмоборчества.

Издалека на неудержимо пухнущий город испуганно смотрит сопка "Два брата", которую воспринимаю совсем не по-братски: как нежные женские груди.

Российский размах полей да амурский замах здесь чувствуется полною мерой.

Они утоляют тоску.

Перехватывающий дыхание простор и чуткий покой обволакивают сердце, охлаждают чело, радуют глаз.

Душа взвивается ввысь над нержавеющим лезвием реки, натянутым струной мостом, прихотливыми одеждами берегов.

Над всем живым этим чудом.

*

СЕКРЕТНЫЙ ГОРОД-БЛЮДЦЕ

Наш пароход замедляет свой бег.