Ганс Андерсен - Импровизатор

• Название: Импровизатор
• Автор: Ганс Андерсен
• Жанр: Классическая проза

...Герой этого романа - презабавное лицо: восторженный итальянец, пиетист, поэт, любит женщин и страх как боится, чтобы которая-нибудь не соблазнила его; человек со слабым характером, чувствует позор вельможеского покровительства, страдает от него - и не имеет силы освободиться из-под ярма. С ним что ни шаг, то приключение. Он влюблен в трех женщин, но с одною расходится по недоразумению; другая любит его братски; на третьей он, наконец, женится <...> Между многочисленными его приключениями много поистине чудесных...

В.Г.Белинский

---

— Да, здесь живут злые духи! — сказал мне один из гребцов, седой старик. — Чудесно, говорят, у них, но они уж никогда не выпускают своих жертв обратно; если же кто-нибудь и вырвется от них, то не человеком! — Немного погодя старик указал нам на вход в одну пещеру, несколько шире и выше других, но все-таки недостаточно просторный, чтобы мы могли вплыть в пещеру, даже если бы спустили паруса и сами растянулись на дне лодки.

— Это заколдованная пещера![28] — шепнул молодой гребец, сидевший на руле, и повернул лодку прочь от скалы. — Там хранятся сокровища: золото и драгоценные камни, но войди-ка туда — сгоришь! Санта-Лючия, моли Бога о нас!

— Ах, если бы у нас в лодке очутилась сирена! — сказал Дженаро. — Только красивая! Мы бы с ней живо поладили!

— Ваш обычный успех у женщин не изменил бы вам и тут! — сказал я, смеясь.

— Волны морские вечно ласкаются к берегам, вечно целуют их, поневоле взманят к поцелуям и людей. Ах! — вздохнул он. — Будь с нами та красавица из Амальфи! Что за женщина! Не правда ли? Ведь и вы лизнули с ее уст каплю нектара! С виду такая недотрога, а посмотрели бы вы на нее вчера вечером! Сама страсть, огонь!

— Неправда! — невольно вырвалось у меня; меня взорвало его бесстыдное хвастовство. — Я лучше знаю! Ничего такого не было.

— То есть как это? — спросил он, удивленно глядя на меня.

— Я сам видел все! Случай привел меня туда. Я вообще не сомневаюсь в ваших успехах у женщин, но на этот раз вы только шутите со мною! — Он продолжал молча смотреть на меня. — «Я не уйду, — повторил я, смеясь, его слова, — пока вы не поцелуете меня! Вы обманули меня сегодня, поцеловав того дурака!»

— Синьор! Вы подслушали меня! — сказал он, весь побледнев от гнева. — Как смеете вы оскорблять меня? Вы будете драться со мною, или я стану презирать вас!

Этого я не ожидал.

— Дженаро, вы не серьезно же говорите? — сказал я и взял его за руку. Он выдернул ее, не отвечая мне ни слова, велел гребцам пристать к берегу.

— Придется опять огибать остров! — сказал старик. — Надо вернуться туда, откуда мы отчалили. — Они принялись работать веслами, и скоро мы приблизились к высоким скалистым сводам, высовывавшимся из голубых волн. Досада во мне сменилась грустью; я смотрел на Дженаро, бившего по воде своей тростью.

— Una tromba! — вскричал вдруг младший из гребцов, указывая на черный косой смерч, подымавшийся из воды к облакам. Вода кругом него клокотала, как кипяток. Гребцы быстро спустили паруса.

— Куда же мы теперь? — спросил Дженаро.

— Назад! Назад! — ответил младший гребец.

— Опять — вокруг всего острова? — спросил я.

— Укроемся в скалах! Смерч уходит в открытое море!

— Но волненье разобьет лодку о скалы! — сказал старик и быстро принялся грести.

— Боже милосердный! — простонал я, видя, с какой быстротой подвигался по воде смерч. — Он или подымет и закрутит нашу лодку в воздухе, или придавит нас к отвесной скале! — Я схватился за весло старика, Дженаро стал помогать молодому; мы гребли изо всех сил, но уже слышали за собою свист ветра и клокотанье воды — смерч как будто сам отталкивал нас от себя.

— Санта-Лючия, спаси нас! — вскричали оба гребца, бросили весла и пали на колени.

— Да гребите же! — закричал Дженаро, но они оба, бледные как смерть, не сводили глаз с неба. Вот над головами нашими пронесся ураган, а слева надвинулась на лодку черная стена волн; нас высоко подбросило кверху, лодку обдало брызгами и пеной, воздух сгустился до того, что у меня кровь готова была брызнуть из глаз. Затем все померкло вокруг, но я еще успел почувствовать, как над головой моей сомкнулись волны, понять, что мы все обречены смерти, и после того лишился чувств.

Зрелище, открывшееся моим глазам, когда я пришел в себя, подействовало на меня еще сильнее, нежели величественная картина извержения Везувия, так же сильно, как разлука с Аннунциатой. Со всех сторон, снизу и сверху меня окружал голубой эфир. Я шевельнул рукой, и вокруг меня, словно электрические искры, засверкали миллионы голубых звездочек. Да, я несся по воздуху! Я, конечно, умер и летел теперь на небо. Но какая-то тяжесть давила мою голову; это были земные грехи мои. Они гнули меня вниз. Над головой моей проносилось холодное дуновение ветра. Машинально вытянул я руку, коснулся какого-то твердого предмета и ухватился за него. Но тут мною опять овладела смертельная слабость; я совсем не ощущал своего тела. Конечно, тело мое лежит на дне морском, а я, то есть душа моя, возносится к небу. «Аннунциата!» — простонал я, и веки мои опять сомкнулись. Это бессознательное состояние продолжалось, вероятно, долго. Но вот я вздохнул свободнее, почувствовал себя сильнее, и сознание мое прояснилось. Я лежал на холодной и твердой, как камень, поверхности, возносившейся в бесконечную небесную синеву. Надо мною расстилался свод небесный с причудливыми и синими, как само небо, облаками. Не было ни малейшего ветерка, но я ощущал во всем теле леденящий озноб. Медленно приподнял я голову. Платье мое было как бы из голубого пламени, руки блестели, точно серебряные. Но все же я чувствовал, что они телесные. Я тщетно напрягал мысли, стараясь решить, жив я или мертв? Я погрузил руку в струившийся подо мною блестящий эфир и захватил горстью воду, горевшую голубым пламенем, как спирт, и все-таки холодную. Близехонько от меня возвышался, похожий на смерч, только меньших размеров и блестящего голубого цвета, столб. Или это только чудилось мне со страху? Немного погодя я решился дотронуться до него. Столб был тверд и холоден, как камень. Я протянул руку в полутемное пространство, оказавшееся за ним, и ощупал твердую, гладкую стену темно-голубого цвета, как ночное небо. Где же я? То, что я принял за воздух подо мною, была блестящая, горевшая фосфорным пламенем, но холодная вода. Она ли это бросала на все лазурный отблеск, или своды и скалистые стены светились сами? Не находился ли я в обители мертвых, в той обители, которая уготована была моей душе? Во всяком случае, я был не на земле. Все предметы вокруг меня отливали различными голубыми оттенками, сам я тоже был окружен голубым сиянием, как будто светился весь. Неподалеку от меня поднималась ввысь вырубленная в скале лестница; ступени ее были как будто из громадных цельных сапфиров. Я взобрался по ней, но передо мной очутилась глухая стена. Или я недостоин приблизиться к самой обители небесной? Да, я покинул свет, навлекши на себя гнев ближнего! Где же Дженаро, где гребцы? Я был здесь один, совсем один. Я вспомнил о матушке, Доменике, о Франческе, о всех близких моему сердцу и ясно чувствовал, что представлявшееся моим глазам зрелище не было миражом. Окружавший меня блеск существовал на самом деле, как и я сам — живой или мертвый. В расселине скалы стоял какой-то предмет. Я дотронулся до него. Это была массивная ваза, наполненная золотыми и серебряными монетами. Я ощупал отдельные монеты, и место, где я находился, стало для меня еще загадочнее. Вдруг я увидел над водой, недалеко от того места, где я стоял, блестящую голубую звезду, бросавшую на воду длинный дрожащий луч. Но вот звезду закрыл от меня какой-то темный предмет — по ярко горевшей голубой воде медленно скользила лодочка, как будто вынырнувшая из самой глубины вод. Гребцом был старик. Вода при каждом ударе весел загоралась пурпуром. Кроме гребца в лодке сидела еще девушка. Оба были до того молчаливы и неподвижны, что, не шевели старик веслами, обоих можно было бы принять за каменные изваяния. До слуха моего долетел глубокий скорбный вздох; где-то я слышал его прежде? Лодка описывала полукруг, приближаясь к тому месту, где я стоял. Старик сложил весла; девушка встала, воздела руки к небу и с отчаянной мольбой в голосе произнесла:

— Матерь Божия, не оставь меня! Ты повелела мне явиться сюда, и я здесь!

— Лара! — громко вскрикнул я. Это была она. Я узнал голос и лицо слепой девушки из Пестума.

— Открой мне очи! Дай мне видеть чудный мир Божий! — сказала она. Мне показалось, что я слышу голос выходца с того света, и я весь затрепетал. Слепая требовала от меня того мира, существование которого я открыл ей своим пением. Уста мои онемели, я молча простер к ней руки. Она еще раз воздела к небу свои руки. — Дай мне!.. — простонала она и затем упала в лодку.

Вода заплескалась вокруг нее огненными кругами. Старик на мгновение склонился к девушке, затем вышел на берег, долго смотрел на меня, потом начертил в воздухе знамение креста, схватил массивную вазу и, поставив ее в лодку, опять занял свое место. Я инстинктивно шагнул за ним. Он вперил в меня какой-то странный взор, взялся за весла, и мы поплыли по направлению к лучезарной звезде. Холодный ветер дул нам навстречу. Я наклонился над Ларой. Вот мы проплыли через узкое ущелье и минуту спустя увидели перед собою бесконечную равнину морскую; позади же нас вздымались к небу отвесными стенами скалы. Почти рядом с ущельем находился невысокий и отлогий склон, поросший кустами и темно-красными цветами. Молодая луна ярко сияла на небе. Лара поднялась. Я не смел коснуться ее руки; она представлялась мне неземным существом. Мне казалось, что я нахожусь в царстве духов, и все, что я вижу, — не мираж, а неземная действительность.