Илья Груздев - Горький

• Название: Горький
• Автор: Илья Груздев
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1958

Перед вами биография Максима Горького (Алексея Максимовича Пешкова, 1868–1936), прозаика, поэта, публициста, классика советской литературы. Содержит иллюстрации.

---

А что значило для Горького украшать землю цветами?

Василий Буслаев в поэме Горького говорит, что он

Век бы ходил — города городил,
Церкви бы строил да сады все садил!

И вот большой человек Васса Железнова остается победительницей и в своей семье и в своем торговом деле, но моральная обреченность ее несомненна, и в этом трагичность пьесы. Кончается она словами Вассы: «Не знавать мне покоя, не знавать никогда».

Покоя она не купила преступлением, не купила и своим трудом.

В этой пьесе, как и в задуманном тогда «Деле Артамоновых», не было «конца». Теперь, в 1935 году, этот «конец» — победа социалистической революции — уже был. И Горький прислал новую пьесу.

В новой пьесе он дал не только моральную обреченность Вассы, он дал и ее резко подчеркнутую социальную обреченность.

Васса, владелица волжского пароходства, держит у себя своего маленького внука, чтобы, взрастив его, передать ему в наследство свое дело. Вырождающимся детям своим она, мать, не доверяет. Но в пьесе появляется другая мать — революционерка Рашель.

И здесь повторяется сюжет «Сказки об Италии», — мать требует из плена своего сына, требует возвращения его из рук Тамерлана — всесильной владелицы волжского пароходства.

Васса посылает свою наперсницу Анну донести на Рашель в жандармское управление и умирает при полном развале семьи.

В этом варианте «Вассы Железновой» все другое, и персонажи, и типы, и даже отчество у Вассы другое — не Петровна, а Борисовна, — и фамилия другая — не Железнова, а Храпова, — Железнов, спившийся капитан пароходства, ее муж.

Все другое, но остался сад. Людмила не невестка, а дочь-полуидиотка, и сад Васса готовит в наследство этой своей дочери — «праведнице». Праведница эта — блаженная и дурочка.

Таков «конец» пьесы «Васса Железнова», второй вариант.

ГЛАВА ПЯТАЯ

1

Врачи предписывали Алексею Максимовичу возвращаться на зиму в Сорренто. Он делает это несколько лет подряд, потом решительно отказывается.

Он не может жить вдали от Родины, где кипят большие дела, где строительство социализма каждый день дает новые итоги, где его непосредственное участие в делах вызывает множество запросов, корреспонденции и встреч.

Весной 1933 года он приезжает морем через Константинополь и Одессу и живет уже безвыездно в Советском Союзе.

Ему находят на южном берегу Крыма, около Фороса (Тессели), подходящее место по зимнему климату. Он поселяется там и пишет, среди прочих дел и встреч, «Самгина», стремясь возможно скорее окончить его.

В «Жизни Клима Самгина» Горький поднял огромные пласты нового материала, нашел для себя новые формы повествования, и эта эпопея остается изумительным памятником его неувядающих сил.

В ней дан крепкий узел исторических событий, показаны судьбы людей на протяжении многих лет их жизни.

Обширное количество персонажей проходит перед читателем, — капиталисты всех калибров, интеллигенты всех толков, крестьяне, рабочие, люди «всех состояний».

Еще к лету 1926 года у Горького сложился перспективный план романа в три тома.

Работа над последним томом (с осени 1928 года) протекала несколько медленнее, чем над двумя перовыми томами: по приезде в 1928 году в Советский Союз Алексей Максимович принял на себя очень большую организационную и редакторскую работу в области советской культуры; в это же время начался новый период ею литературной деятельности, выросла до громадных размеров его публицистика, не говоря уже о художественной работе в области очерков и рассказов, а также в области драматургии.

В 1931 году Алексей Максимович решает опубликовать следующую часть «Жизни Клима Самгина», не дожидаясь окончания всей повести. В этой части, получившей название третьего тома, развернута широкая картина Московского восстания в декабре 1905 года и последующие события.

Посылая эту книгу Ромену Роллану, Алексей Максимович в письме к нему называет ее первой частью третьего тома, сообщая, что остается еще листов десять.

А 21 декабря 1932 года Алексей Максимович писал автору этих строк:

«Над «Самгиным» — работаю. Между нами — это очень трудное дело, давит материал. Гейзеры материала!»62.

Таким образом, десять листов выросли до размеров большой рукописи, которая в посмертном издании составила четвертый том повести.

Рукопись обрывается на картинах Февральской революции, обрывается, можно сказать, на полуслове, — смерть помешала докончить Горькому его произведение, которым он творчески жил более десяти лет.

Последний том остался в черновом виде, неоконченный и частью недоработанный, со встречающимися повторениями отдельных сцен в разных вариантах. Но изучение рукописи позволило в большинстве случаев точно прочесть и связать текст, а также определить места многочисленных вставок на отдельных листах.

Поток событий, смена персонажей, эволюция характеров и конечные судьбы людей — все это очерчено в полную силу горьковского мастерства.

В одном из писем последнего периода Алексей Максимович сообщает, что, вспоминая о прошлом, о датах и хронологии, он замечает, что его «перегруженная память» начинает «пошаливать».

Но «зрительная память, — пишет он, — на фигуры, лица, на пейзаж», все так же сильна. «И она позволяет мне корректировать ошибки памяти разума»63.

Исторический романист создает свои вещи на основе изучения материала и на основе творческого воображения. Эпопея Горького создана силой воображения и памяти.

И какой огромный творческий труд, какое феноменальное напряжение памяти нужно было для создания этого произведения, воплотившего в живых образах сотни людей, — образах, социально значительных, исторически точных и данных с такой силой выразительности, что каждый из этих людей не забывается.

Но вместе с тем повесть Горького не может считаться чем-то вроде «исторической хроники», бесстрастного рассказа о прошлом.

Последний творческий труд Горького — в то же время последний боевой вклад в его борьбу за счастье великого народа, против гнетущих сил и пережитков прошлого.

Чем так значительно изображение центрального персонажа повести — Клима Самгина?

Тем, что этот герой, самым тесным образом связанный с условиями социальной среды и исторического времени, биография которого так мастерски вплетена автором в биографию эпохи, этот персонаж перерастает отведенные ему рамки и по силе художественного обобщения становится в ряду типов мировой литературы.

«О мещанстве мы писали и пишем много, — говорил Алексей Максимович на съезде советских писателей, — но воплощения мещанства в одном лице, в одном образе — не дано. А его необходимо изобразить именно в одном лице и так крупно, как сделаны типы Фауста, Гамлета и др.» (27, 327).

Историческая точность изображения Самгина подтверждается рядом документов, начиная со времени его молодости.

В молодых годах Алексей Максимович наблюдал молодого мещанина, прикрывавшегося различными философскими теориями.

Лучшие люди того времени с тревогой обращали внимание на этих представителей буржуазного благополучия, называя их «восьмидесятниками».

Вот, например, лидер демократической интеллигенции второй половины 1880-х годов, Н. В. Шелгунов, в одной из статей дает такую характеристику современной ему буржуазной молодежи:

«Восьмидесятники — люди практические в обыденном смысле этого слова. Они слишком холодны и рассудочны, чтобы чем-нибудь увлекаться, и слишком любят себя и свое тело, чтобы в каком бы то ни было случае забыть о себе»64.

Это довольно точная характеристика людей типа Самгина. И нужно признать, что Горький создал этот образ, выхватив его из самых недр исторической обстановки, в то же время обобщая его до высоты мирового типа.

В 900-х годах, в период нарастания первой революции, «люди этого типа», любя больше всего «себя и свое тело», усиленно маскировались под ее сторонников, но больше всего и всеми силами жаждали приближения отлива, который дал бы им, наконец, устойчивое и спокойное место на интеллектуальных верхах буржуазного общества.

Несомненно, что Горький издавна и пристально всматривался в этих людей, замаскированных мещан, изображая их в «Мещанах», «Дачниках». Это были своего рода «спутники» его. Недаром в своей эпопее изображает он Самгина в день 9 января 1905 года, передающего ему, Горькому, бумаги.

«Вошел высокий, скуластый человек, с рыжеватыми усами, в странном пиджаке без пуговиц, застегнутом на левом боку крючками; на ногах — высокие сапоги; несмотря на длинные, прямые волосы, человек этот казался переодетым солдатом. Протирая пальцами глаза, он пошел к двери налево, Самгин сунул ему бумаги Туробоева, он мельком, воспаленными глазами взглянул в лицо Самгина, на бумаги и молча скрылся вместе с Морозовым за дверями» (20, 542).