Илья Груздев - Горький

• Название: Горький
• Автор: Илья Груздев
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1958

Перед вами биография Максима Горького (Алексея Максимовича Пешкова, 1868–1936), прозаика, поэта, публициста, классика советской литературы. Содержит иллюстрации.

---

К тому времени и «Нижегородский листок» реформировался по образцу «Самарской газеты» и тоже превратился в областной орган.

В Нижнем-Новгороде открывалась в 1896 году Всероссийская промышленная и художественная выставка, и Горький, как уже видный газетный работник, был приглашен в «Нижегородский листок» в качестве постоянного сотрудника и обозревателя Всероссийской выставки.

3

То были годы еще небывалого в России промышленного подъема. Рост заводской промышленности поднимал спрос на труд, а нищающая все больше деревня интенсивно выбрасывала из своих недр свободную, то есть излишнюю, рабочую силу, подлежащую промышленно-капиталистическим формам эксплуатации.

Словом, перспективы — казалось капиталистам — были самые радужные. Русский промышленный капитал, поощряемый министром финансов С. Витте, на Всероссийской выставке делал смотр своих рядов.

Перемена Горьким города и газеты ставила и новые задачи перед ним как публицистом. Расширялся круг тем. Пыль а грязь на улицах, спящие на заседаниях гласные, малограмотные купцы — заправилы города — все это осталось позади. В центре нижегородской жизни стояла Всероссийская выставка, и это ставило на очередь ряд вопросов общекультурного и общегосударственного значения.

Положение сотрудника либеральной газеты, находящейся в тисках губернских властей, да еще в условиях усиленной охраны «порядка» (на выставку ожидался царь), ставило вполне понятный предел публицистическому темпераменту Горького.

Но и в этих условиях были ясны его тенденции и прежде всего его ненависть к купеческо-мещанскому быту, который он показывает все тем же — первобытным и диким. Никакие торжества и флаги не замаскируют этой дикости.

«Я приехал в Нижний… — пишет он в своей первой Корреспонденции в «Одесских новостях», — и на меня, нижегородца, знающего город, как свои пять пальцев, — он произвел странное впечатление чистотой, которая еще год тому назад совершенно не была ему свойственна, новыми зданиями, скверами, сетью проволок, опутавших его главные улицы, по которым проложена линия электрической железной дороги, и всей своей физиономией, благообразной, чистенько уютной, утопающей в смешанном аромате свежерастворенной извести, асфальта, масляной краски и, конечно, карболки.

…И невольно вспоминаются наши «волгари», люди «по старой вере», благочестивые, сытые, жестокие; люди ворочающие сотнями тысяч, имеющие десятки барж и пароходов и обсчитывающие своих рабочих на двугривенные; люди, от которых в будни пахнет дегтем, потом и кислой капустой и которые, надевая на себя в торжественных случаях вместо долгополых сюртуков и поддевок «цивильное» платье — и в цивильном платье остаются кулаками и сквозь тонкий аромат духов Аткинсона — отдают скаредничеством, кислой капустой, потом, нефтью и всеми другими специфическими запахами истых волгарей»54.

Разоблачать показное и вскрывать сущность — такому методу Горький остался верен и в описании выставки.

Готовилась эта выставка в атмосфере угодливого казенного пафоса и расторопного ура-патриотизма. А хозяева ее, русские промышленники, поняли задачи выставки весьма просто; она в их представлении являлась грандиозной рекламой фирме, и все старание их заключалось в том, чтобы кричащими эффектами затмить соседа и конкурента.

Детищем их мощной фантазии была, например, колонна из стеариновых свечей двух аршин в поперечине и восьми аршин в высоту… Не уступали ей по изобретательности и бюсты четырех императоров из мыла или удивительные ворота из бутылок трех цветов — цветов национального флага.

Впрочем, зрелища, по-видимому, удовлетворяли публику.

И вот Горький, подходя к описанию каждого отдела, ставит вопрос о некультурности самой организации выставки, полностью пренебрегшей показом трудовых процессов, а отсюда следовал прямой переход к вопросам быта и теме эксплуатации рабочих.

Обозревая Павильон горных округов Сибири, Горький писал:

«Очень хочется знать, кто, чем и как вытащил из земли эти 10000 пудов золота и дал государству за 30 лет почти 300000000 золотых рублей, не считая серебряных и медных, не принимая во внимание драгоценных камней. Кто они, эти добрые гномы?.. Как они это делают и как они при этом поживают?»55.

Показывать, как поживают «гномы» — рабочие, совсем не входило в программу устроителей выставки. Поэтому обозреватель, по своей инициативе, всюду, где мог, восполнял эти «пробелы» и рассказывал читателям о своем личном опыте знакомства с рабочим бытом.

Павильон бакинских промыслов Нобеля дает ему повод подчеркнуть, «как скверно живется людям в этой обетованной стране нефтяников», — посещение в 1892 году «черного города» в поисках работы было ему памятно.

По поводу сообщения в рекламной брошюре казанского завода братьев Крестовниковых о больнице и спальне для рабочих он писал так:

«Я видел в 1889 году больных, которых выдворяли из этой больницы, решив превратить ее в склад душистого мыла. И спальня есть, и в ней, действительно, спят рабочие, спят и — представьте! — не задыхаются в ней, хотя к этому приняты все меры: спальня полным-полна запаха разных кислот, гниющего жира, согретой нефти, мыла, аммониака…»

О кожевенном заводе Алафузова, также хорошо знакомом ему по Казани, Горький рассказывает читателям:

«Грязь всюду невылазная, рабочие то и дело болеют всякими болезнями от хронического катарра бронхов — результат облаков пыли, стоящих в мастерской, до сибирской язвы — результат полного отсутствия гигиены в обработке кожи. Рабочие в чесальне — все страдают трахоматозным воспалением слизистых оболочек глаз: болезнь, часто приводящая к слепоте. При заводе нет ничего, что необходимо, ни достаточного количества воздуха в мастерских, ни больнички, но система штрафов удивительно точно разработана»56.

Чтобы понять огромность проведенной Горьким работы во время выставки, нужно знать, что, помимо большого количества рассказов, напечатанных им в это время в газете, он в течение трех-четырех месяцев дал репортажа, корреспонденции, фельетонов, очерков и статей несколько десятков печатных листов. А чтобы понять его душевное состояние, его чувство одиночества, отчужденности от окружающей его среды, нужно вчитаться в такие, например, места его фельетонов:

«После дня, проведенного среди разнообразной архитектуры выставочных зданий, в пестром хаосе красок, в разношерстной толпе людей, всегда создающей вокруг себя такой странный шум — строптиво-глухой, недовольный, жадный, — наслушавшись громкой музыки, оглушенный звоном колоколов[20] — чувствуешь, что мозг твой засорен, душа подавлена и нервы тупы… Хочется уйти из царства индустрии, из сферы всевозможных диковин и чудес, — уйти куда-нибудь подальше, куда не долетал бы шум этого искусственно созданного мира и где было бы более просто, не так тесно и не так много резких противоречий, оскорбляющих глаз и душу… О, конечно, выставка имеет большую цену… для торговцев и фабрикантов — но она утомляет человека… и… слишком много горьких дум она возбуждает…»

Мир торговцев и фабрикантов, парадировавший на выставке, возбуждал у Горького отвращение, но такое же отвращение он испытывал и к миру буржуазной интеллигенции, обществу дельцов, обслуживающих крупный капитал, инженеров, адвокатов, выставочных организаторов и журналистов.

В. И. Ленин в книге «Что такое «друзья народа» и как они воюют против социал-демократов?» в 1894 году писал:

«Состав «интеллигенции» обрисовывается так же ясно, как и состав общества, занятого производством материальных ценностей: если в последнем царит и правит капиталист, то в первой задает тон все быстрее и быстрее растущая орава карьеристов и наемников буржуазии…»[21].

Возвращаясь не раз к характеристике этого общества, в котором «царит и правит капиталист», Горький словно не находит достаточно резких слов для того, чтобы заклеймить его неискренность, лицемерие, жадность…

«Выставка поучительна гораздо более — как правдивый показатель несовершенства человеческой жизни, чем — как картина успехов промышленной техники страны. А впрочем — речи о таких вещах возбуждают скуку у читателя; читатель в газете ищет прежде всего развлечения. Уступая его вкусу на сей раз, поговорю о развлечениях, ибо и они могут иллюстрировать смысл жизни так называемой «культурной толпы» ничуть не хуже всего другого, чем живет эта толпа… Ведь она, в сущности, культурна только внешне, ее культура — это культура портных и сапожников, культура галстука, внутренне же она — стадо, как и всякая другая толпа… Это люди, у которых вместо желаний — похоти.

…Но — будем говорить о развлечениях просто, не морализуя, ибо ведь все равно — мораль бесполезна там, где ее некому и нечем воспринять».