Гор Видал - 1876

• Название: 1876
• Автор: Гор Видал
• Издательство: Прогресс
• Жанр: Проза
• Год: 1876

«1876» — третий роман исторической хроники США американского писателя Гора Видала (род. в 1925 г.), с которым знакомятся советские читатели. Первые два — «Вице-президент Бэрр» и «Вашингтон, округ Колумбия» (рус. пер. 1977 и 1968) рассказывали о рождении Соединенных Штатов и 30—50-х гг. нашего века.

В романе «1876» запечатлены политические нравы США в год 100-летнего юбилея и самые грязные в истории страны президентские выборы. Почти все герои книги — реальные лица; драматический сюжет документален. Как и предыдущие романы серии, «1876» отличает остросовременное звучание.

Рекомендуется широкому кругу читателей.

---

Утренняя прогулка настолько выбила меня из сил, что я ощущал невиданный прилив энергии — явление, которое постоянно упоминал свекор Эммы, в тысячный раз рассказывая нам об отступлении французов из Москвы.

Меня неудержимо влекло в «Астор-хаус», вопреки его кажущемуся упадку — относительному, конечно, заметному лишь в сравнении с величественными новыми гостиницами.

В холлах полно людей; большинство, скорее всего, бизнесмены с Уолл-стрит, что неподалеку, и разных бирж.

Я остановился у входа в огромный обеденный зал, и передо мной открылось зрелище полтысячи людей, поглощающих завтрак. Нигде не было видно ни единой женщины — только бородатые тучные местные бюргеры в сюртуках, уничтожающие яичницу с ветчиной, громадные бифштексы и котлеты. Как я ни был голоден после прогулки с Брайантом, я не мог вынести соседства стольких плотоядных красных рож в этот ранний утренний час.

Поэтому я направился в бар с кафельным полом, тихое сумрачное помещение с самой длинной стойкой, какую мне когда-либо доводилось видеть. Бронзовые Венеры и Дианы вперемежку с бесчисленными сверкающими плевательницами украшали бар.

Любители крепких напитков уже заняли места за стойкой, глотая свои стаканчики «опохмеловки», а на мой взгляд, «сногсшибаловки»: с утра я не пью крепкого.

В углу возле стеллажа с утренними газетами я отыскал маленький столик, почти скрытый от глаз каким-то колючим растением в кадушке, которое имело столь плотоядный вид, что, казалось, готово было проглотить целого бизнесмена. И лишь присев, я понял, как устал: правая нога, избавившись от моего нешуточного веса, начала непроизвольно подрагивать.

— Что будем пить? — любезно спросил официант.

— Теплое пиво, — сказал я, — и, если можно, чашечку кофе. — Здесь все было возможно, в том числе и любая еда — я смотрел, как ее выкладывали на длинный стол, справа от стойки бара.

Официанты сновали с тарелками холодного мяса, крабов, салатов, сыра и еще каких-то блюд, загадочно прикрытых крышками. Это и есть так называемый «бесплатный завтрак», о котором я много слышал, специальность нескольких нью-йоркских баров. За стакан пива ценой двадцать пять центов вы можете бесплатно наесться до отвала.

Возможная тема для парижской газеты: насколько еда здесь дешевле, чем в Европе. Только что я прошел мимо приличного ресторана, рекламирующего жаркое из вырезки, хлеб, соленья и картофель — всего за семьдесят пять центов. В магазинах говядина стоит тридцать пять центов за фунт. Джон Эпгар уверяет, что в собственном доме с тремя слугами можно безбедно прожить на шесть тысяч долларов в год. К несчастью, у нас с Эммой денег вдвое меньше.

Устроившись с комфортом, я прочитал дюжину утренних газет, как будто специально для меня подобранных в уютном баре асторовского отеля. Крупным шрифтом первые полосы кричали о побеге Твида. Поскольку меня не очень огорчает привычная коррупция моего родного и (признаюсь только этим страницам) все еще безнадежно провинциального города, я, пожалуй, склонен принять сторону этого крупного, медведеподобного человека с маленькими глазками и густой бородой и надеюсь, что мистер Твид благополучно улизнет со своей добычей. Я вообще склонен симпатизировать преступникам. Хотя официально мои французские симпатии принадлежат республиканцам, истинную радость моему сердцу доставляют Бонапарты; особенно первый из них, чьи преступления достигли таких масштабов, что стали не предметом морализирования, а просто историей.

Внутренние полосы всех газет сообщили о прибытии Чарлза Скермерхорна Скайлера и его прекрасной дочери княгини Даг Риджентской, Дегреженской, Дагрижунтской, вдовы знаменитого наполеоновского маршала, невестки Наполеона III, подруги императрицы Евгении… одним словом, массу информации, по большей части ложной.

Я доволен, однако, тем, что· мои симпатии к губернатору Тилдену отмечены всеми. Меньшую радость доставило мне описание «напыщенного, осанистого романиста, слава которого в Европе значительно затмевает его известность здесь, в стране, некогда бывшей ему родиной». Это «Сан».

Хотя я никогда не писал романов, моя «слава» здесь должна была бы перевесить французскую, где я печатаюсь редко, в отличие от Англии, где печатаюсь часто. Теперь я знаю, как чувствовали себя мои старые знакомые Вашингтон Ирвинг и Фенимор Купер при возвращении в Штаты после многолетнего пребывания за границей. «Добро пожаловать, изменник» — эта интонация ощущалась тогда, слышится она и теперь.

Почувствовав позывы голода (мамалыга с молоком далека от моего представления о порядочном завтраке), я проследовал к буфетному столику, или «стойке бесплатного завтрака», как назвал его официант, бросив на меня оценивающий взгляд, казалось говоривший: «не пустышка ли это (термин для меня новый, он означает человека, едущего по железной дороге по пропуску или идущему в театр по контрамарке), готовый за кружку пива проглотить три порции?» Боюсь, что состояние моего кошелька делает меня чересчур чувствительным.

Я скромно показал на блюдо с жареным мясом. Официант наполнил мою тарелку.

— В таком плане?

Еще одно новое выражение. Следует завести словарь.

— Да, именно в таком. — Боюсь, что я ответил не слишком правильно.

На обратном пути к благословенному столику возле стеллажа с газетами меня остановили двое мужчин, которые до этого сидели в противоположном конце длинного полутемного бара.

— Мистер Скайлер? — спросил тот, что помоложе, элегантный молодой человек с пышными усами и черной орхидеей в петлице.

— Сэр? — Я чувствовал себя неловко, потому что мой большой палец то и дело окунался в подливку.

— Вы меня не узнаёте? — Ив самом деле, я не мог узнать единственного человека в Нью-Йорке, которого мне следовало бы навсегда запомнить, потому что это был не кто иной, как красавец-атлет, яхтсмен, наездник и издатель-миллионер — мой издатель Джеймс Гордон Беннет-младший из «Нью-Йорк геральд», на страницах которой чуть ли не в течение сорока лет печатались мои европейские репортажи.

— Извините, Джейми. Простите меня. Я ведь как обалдевший иммигрант, только что ступивший на берег. — Я играл роль старого дурака Фальстафа по отношению к принцу Хелу-Джейми, с той только разницей, что Джейми теперь полновластный король, потому что его мрачный отец-шотландец, основавший в 1835 году дешевый бульварный листок «Геральд», умер три года назад, оставив Джейми в полное владение газету с самым большим тиражом (хотя и не лучшей репутацией, заметил бы, безусловно, Брайант) среди всех газет Соединенных Штатов.

Успех «Геральд» в значительной степени основывается на рекламных объявлениях «Персональной колонки», являющейся не чем иным, как откровенным путеводителем по Содому, что лежит за Бликер-стрит, и Гоморре — Шестой авеню, справочником, в котором значится каждая проститутка, желающая за несколько долларов увидеть свое имя в печати. Порядочные люди негодуют по поводу рекламы «Геральд», но читают ее все.

Джейми представил меня своему спутнику, пожилому человеку, этакому фермеру с печальным лицом, имя которого ничего мне не говорило.

— Я знал Скайлера с… сколько мне было лет?

— Еще до рождения, пожалуй. Когда ваша матушка приезжала к нам в Париж. Это было за месяц до вашего рождения.

Не пробив себе дорогу среди заносчивой и замкнутой нью-йоркской аристократии, Беннет-старший поклялся, что в один прекрасный день его сын затмит никербокеровскую знать, и еще ребенком послал его воспитываться в Париж.

Мы с женой часто общались с Джейми и его матерью. Мальчик был одного возраста с Эммой, они много времени проводили вместе, и мне всегда казалось, что он питает к ней определенный интерес; но в те времена Эмма не была расположена к соплеменникам своего отца. Джейми вернулся в Штаты и с легкостью занял место в нью-йоркском обществе, как того и хотел его отец. Все были очарованы парижской элегантностью Джейми, его спортивной фигурой и, разумеется, его неожиданным и совершенно особым талантом к газетному делу.

В год смерти старика Беннета Джейми послал некоего Генри Стенли на поиски некоего Дэвида Ливингстона, по слухам, потерявшегося в Африке. Щедро оплаченная Джейми, эта занудная сага в течение десятилетия заполняла мили газетных полос, обеспечив «Геральд» всеамериканскую славу, не в пример моим мрачным репортажам на такие тривиальные темы, как Бисмарк, Гарибальди или Наполеон III.

— Я должен вас покинуть, мистер Беннет. — Печальный фермер сжал руку молодого человека, затем схватил меня за локоть и мрачно удалился.

Джейми повернулся ко мне:

— Зайдите в нашу редакцию. Мы расположились как раз напротив, где когда-то был музей Барнума. — Но на сегодня с меня было достаточно.

— В другой раз. Мое мясо стынет.