Людмила Алексеева - Поколение оттепели

• Название: Поколение оттепели
• Автор: Людмила Алексеева
• Издательство: И.В. Захаров
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2006
• ISBN: 5-8159-0603-4

Людмила Михайловна Алексеева (р. 1927) — историк, редактор. Участвовала в правозащитных выступлениях, начиная с первых протестов против ареста и осуждения в 1966 году писателей А. Синявского и Ю. Даниэля. Она стала одним из инициаторов оказания материальной помощи политическим заключенным и их семьям. В 1968–1972 гг. была первой машинисткой правозащитного бюллетеня «Хроника текущих событий». В феврале 1977 г. эмигрировала в США. Вернулась в Россию в 1993 году. В мае 1996 года избрана председателем Московской Хельсинкской Группы. С ноября 1998 года по ноябрь 2004 года — Президент Международной Хельсинкской Федерации по правам человека.

В этой книге Людмила Алексеева рассказывает о своей жизни, полной неожиданных поворотов, о времени, в котором ей и ее друзьям-правозащитникам довелось жить и сделать свой выбор. Андрей Сахаров, Натан Щаранский, Лариса Богораз, Александр Солженицын… Вот неполный список тех, с кем предстоит встретиться читателям в «Поколении оттепели».

---

Советские диссиденты представляют только одну часть политически амбициозных шестидесятников, которые вскоре после своего появления стали различаться по идеологическим критериям. Сначала «настоящие ленинисты» отделили себя от тех, кто выступал от имени диссидентского и правозащитного движения. Затем отделилась аграрно-консервативная часть (почвенники). Несмотря на идеологические различия, которые в результате привели его участников в оппозиционные политические лагеря, шестидесятники сохранили чувство поколенческого единства до конца. Это было основано на сильной символической интеграции, которая была создана культовыми поэтами того времени (Евтушенко, Вознесенский, Бродский, Рождественский) и бардами (Окуджава, Галич), а также олицетворялась героической фигурой «физика» — романтизированного представителя технологического прогресса.

То, что диссиденты продолжали считать себя принадлежащими к этому поколению, стало особенно понятно в годы «перестройки». Даже в то время, когда давление режима прекратилось, они доверяли больше своим политическим противникам-шестидесятникам, нежели политическим единомышленникам из младших поколений, которые культурно были им чужды. Теперешних противников связывала общая поколенческая этика, общие правила игры, соблюдение которых делало участников дискуссии понятными и предсказуемыми. Это объясняет и то, почему либерально-демократические интеллектуалы, несмотря на свою изначальную популярность, быстро утратили большую часть политической значимости во время «перестройки» и особенно после нее.

Социальная структура диссидентского движения

Определяющее значение поколения шестидесятых для диссидентского движения подтверждают эмпирические данные о 385 активистах диссидентского движения, которые пострадали от репрессий между 1956 и 1985 годами.

Таблица 1. Возрастная структура диссидентского движения

Год рождения респондента Доля, в % 1925 и раньше 11,9 1926–1930 8,8 1931–1935 20 1936–1940 29,1 1941–1945 10,4 1946–1950 11,9 1951–1955 3,6 1956 и позднее 4,2

Хорошо видно, что в основном движение протеста было шестидесятническим. В возрастных когортах, которые безусловно должны укладываться во временные границы поколения (1931–1945), доля активистов движения значительно выше, чем у родившихся раньше или позже. На первый взгляд, может сложиться впечатление, что когорта родившихся в 1941–1945 годах была сравнительно пассивнее родившихся позже. Но это впечатление обманчиво, поскольку рождаемость во время войны была намного меньше, чем в послевоенные годы; и на самом деле протестная активность среди немногочисленных детей военных лет была в полтора раза выше.

То, что шестидесятники сформировали основу диссидентского движения более чем на три десятилетия, доказывает и тот факт, что большинство жертв политических преследований до 1980-х годов принадлежали этому поколению. Численность молодых людей в возрасте до 30 лет среди общего числа впервые осужденных уменьшалась с течением времени: от 83 % в период с 1956 по 1960 год до 25–30 % в первой половине 1980-х. В то же время средний возраст активных диссидентов увеличивался: с 26 лет в 1950-х до 30 лет в 1960-х и до 37 лет в 1970-х годах. Все это свидетельствует скорее о пополнении сопротивления новыми шестидесятниками, а не представителями последующего поколения.

Таблица 2. Уровень образования диссидентов

Образование Доля, в % Высшее 51,3 Неполное высшее 20,4 Среднее техническое 6,5 Среднее 15,9 Неполное среднее 5,9

Таким образом, 70–80 % диссидентов поколения шестидесятников учились в вузах. В более поздних возрастных группах доля этой группы снижается до 45 %. Высокая доля группы с незаконченным высшим образованием объясняется тем, что студентов, которые участвовали в диссидентском движении, обычно исключали из вузов. В некоторых возрастных группах доля студентов была особенно высока; среди родившихся во время войны она достигала 41 %. Каждый четвертый респондент, рожденный в период между 1936 и 1950 годом, был студентом в момент ареста. С другой стороны, необходимо принять во внимание, что аресту, как правило, предшествовали так называемые профилактические меры, среди которых активно применялось исключение из вуза. Эти цифры показывают, что студенты играли важную роль в поколении шестидесятников. Напротив, среди диссидентов, родившихся после 1950 года, студенты составляли только 10 %.

Таблица 3. Социальная стратификация

Социальная группа Доля, в % Гуманитарная интеллигенция 29,4 Инженеры, технические профессии 19 Студенты 16,8 Квалифицированные рабочие 13,5 Неквалифицированные рабочие 6,6 Квалифицированные служащие 6,6 Военные 4,4 Неквалифицированные служащие 1,9 Безработные 1,9

Замечу, что причисление конкретных людей к тем или иным социальным группам вызывает определенные трудности. Во-первых, официальная статистика по бывшим заключенным часто дает искаженную информацию. Многие диссиденты не могли продолжать работать по специальности после «профилактических мер» и были вынуждены заниматься гораздо менее квалифицированным трудом. Поэтому, скорее всего, подлинная доля рабочих значительно меньше, чем указано в таблице. В то же время данные показывают, что диссидентское движение поддерживала главным образом интеллигенция, и более всего гуманитарная. Половина диссидентов из поколения, предшествовавшего шестидесятникам, принадлежала к этому слою; среди шестидесятников их было 30 %; в послевоенном поколении — только 10 %. Молодые диссиденты, которые стали активными только в конце 1970-х годов, представляли собой совершенно другую социальную структуру. Можно говорить о маргинализации новых диссидентов, где каждый шестой был занят малоквалифицированным трудом при высшем образовании, что, в свою очередь, указывает на трудности социальной адаптации и относительную депривацию. Это отличие также свидетельствует об определенной качественной грани, отделяющей шестидесятников от других поколений.

Диссидентство и структурные изменения публичной сферы

Возникновение критически настроенной среды и появление диссидентского движения было тесно связано с развитием нового пространства для социального общения, в результате чего соотношение приватного и публичного заметно изменилось. Различие между публичной и приватной сферами, несомненно, рассматривается как продукт западноевропейского типа социального развития. Эта концепция не может быть просто перенесена на анализ социалистического государства. При коммунистической власти не существовало пространства публичности в классическом понимании этого термина — как политического пространства частных граждан, которые объединяются вне государства (или против него), чтобы привлечь интерес общества к проблемам, касающимся всех, и таким образом пытаются влиять на волю государства и законодательство. Кроме того, дихотомические модели, которые относят все социальные явления либо к публичной, либо к приватной сфере, не подходят для обществ советского типа. Конечно, и в Советском Союзе были разные пространства коммуникации, но они были устроены иначе, нежели в западных обществах.

Формальным пространством публичной коммуникации, характер которого менялся в зависимости от ситуации в стране, но не по функциональной сути, может быть описан как «официальная публичная сфера». Это была сфера, которая регулировалась писаным правом и где табуировано для обсуждения было почти все, что попадало под «право обычая». Все остальное пространство коммуникации регулировалось именно неформальными правилами, складывающимися стихийно. Реальные возможности государства по контролю за коммуникацией вне официальной публичной сферы существенно снижались по мере расширения этого пространства, которое можно назвать «приватно-публичной сферой».

В официальном публичном дискурсе жизнь советских граждан соотносилась с идеализированным «советским образом жизни» — утопией, которая имела минимальное отношение к повседневной жизни. Обсуждение в этой сфере проблем «реальной жизни» допускалось лишь в виде борьбы с «пережитками капитализма». Официальная публичная сфера была надежно отделена от других социальных сфер строго ограниченным набором разрешенных тем и надлежащих интерпретаций. Большинство граждан считали то, что говорилось в официальных СМИ или на собраниях, ритуальными «пустыми словами», не имеющими значения в реальной жизни. Соблюдение границы между официальным публичным и приватно-публичным пространствами было само по себе правилом повседневной жизни советских граждан, поскольку нарушение его могло иметь серьезные последствия. Каждый должен был играть по правилам, соответствующим ситуации, в зависимости от того, находился ли он внутри или за пределами официальной сферы. Этот феномен часто описывался в литературе как двойные стандарты общения и «социальная шизофрения» homo soveticus.