Ванда Василевская - Земля в ярме

• Название: Земля в ярме
• Автор: Ванда Василевская
• Издательство: Государственное издательство художественной литературы
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1954

В романе «Земля в ярме» (1938) показана борьба разоряемого крестьянства с угнетателями в буржуазно-шляхетской Польше.

---

— Конечно! А весной деньги разойдутся, и хозяева вовсе нищими останутся.

— Он-то заплатит! Грош даст, а люди польстятся. Вот он чуть не даром все и загребет.

— Да на что ему эта земля? Мало у него, что ли?

— Хочет купить, — неохотно пробормотал староста. — Говорил, что много купит, до самого леса. Для округления, значит.

— Не дождется! Округление… Слушайте, Верциох, так он и вашу землю купить хочет? Ваша-то к его землям всех ближе.

— Все земли, все он купит для округления, вдоль всего протока в лугах, — подтвердил Роман.

Калинский староста только покачал головой. Винцент сидел спокойно, хотя чувствовал, как у него кровь приливает к лицу.

— Надо что-то делать, — сказал Скужак.

— Делать? — заорала Скалчиха. — А я вот прямо говорю: ежели кто продаст хоть клочок, я ему глаза выцарапаю. Уж он этим иудиным серебреникам не обрадуется!

Плыцяк стукнул палкой в пол. Все утихли.

— Это хорошо говорить, кума, что, мол, глаза выцарапаю… А что, когда у человека нет ни крыши над головой, ни хлеба, а у самого пятеро или там шестеро ребятишек во все уши жужжат?

— Пусть подыхает! — выпалила разъяренная Скалчиха.

— Подохнуть — это проще всего. Нет, тут что-то делать надо.

— В волость написать!

— Писали уж, а что толку? Только дождались, что вчера Скубинские повестку получили, налоги платить. Скубинский обожженный лежит, только-только подниматься стал, детей четверо, баба с ума сходит!

— А что, если бы съездить? — робко вмешался Винцент.

— Правильно! Бумага-то лежит-лежит, а в нее, может, никто и не заглядывает. А поехать в волость, в воеводство, может, чего и добьемся.

— Да и страховое общество надо бы поприжать, пусть платят!

— Только кто поедет?

— Да старосте полагалось бы.

— Ага, старосте! Вам, Роман, небось охота ехать, а? Как в прошлый раз, — община издержалась, а вы ничего не сделали.

— Не удалось, — бормотал Роман.

— Ну да, не удалось! Вы еще и тут дня два пьяный ходили, — выкрикнула какая-то из баб.

— А ну, бабы, давайте не мутить, так мы ни до чего не договоримся. Ехать кому-нибудь надо, иначе ничего не выйдет… Я так думаю, пусть едут староста с господином учителем.

— С учителем?

В первый момент они растерялись.

— А почему бы и нет? Господин учитель там скорей договорится. Ходы разные надо знать — куда уж деревенскому мужику… А ежели вдвоем поедут, все же верней. Староста, значит, по должности, — ну, и учитель…

— На двоих расходу будет больше.

— Свои расходы я сам покрою, — хрипловатым голосом сказал Винцент, быстро подсчитав в уме свои финансовые возможности. «В крайнем случае займу у Сташки, а потом выплачу в рассрочку», — мелькнуло у него в голове.

— Ну раз так, тогда ладно, — обрадовался кто-то, но остальные запротестовали.

— Как же это? Раз от деревень поедете, деревни и платить должны.

— Ведь билет надо брать. О подводе что говорить? Но билет туда и обратно, да и там даром ничего не дадут.

— Расход большой.

Наконец, сговорились. Был назначен день.

— Тянуть нечего. Чем скорей, тем лучше. Пусть присылают комиссию, пока весь народ из деревни не разползся по белу свету.

— Люди добрые, Варшава — это хорошо, страховое общество — тоже хорошо. Но и тут, на месте, надо обдумать кое-что.

— Когда страховое общество заплатит, уборка уже будет кончена, все выйдем на работу, чтобы еще до зимы избы были поставлены.

— Из министерства, может, какое вспомоществование дадут.

— А пока дадут, что будет? Ведь тут есть нечего.

— Надо бы какую складчину сделать…

— А откуда будешь брать на складчину?

— Кто нынче сносный урожай собрал?

— И делиться совсем уж нечем стало.

— Ну, все уж не так плохо. Никто ведь не говорит, чтобы по мешку ржи или там картошки давать. Ежели хоть по чуточке дадут Мацьков, Калины, Грабовка, Грушков, все деревни, и то много получится.

— А кто распределять будет? Опять староста?

— Ага! Чтобы ему опять кое-что к рукам прилипло.

— Нет, так нельзя, чтобы один староста. Выберем несколько человек, пусть и распределяют.

— А зачем выбирать? Выбрали мы делегацию к тому дьяволу, пусть она и этим займется.

— Правильно! Чего в другой раз выбирать?

— Только, чтобы все честно было.

— С чего ж не честно будет? Каждая деревня пусть складывает у своего старосты, переписывает все, как следует, а потом свезет в Бжеги.

— И холст? — спросила какая-то женщина.

— Конечно, и холст. Что кто может, лишь бы всякий дал, хоть понемногу.

— Помочь людям…

— И людям помочь и этому показать, что без его графской милости обойдемся.

— А кто тогда больше всех орал, чтобы к графу идти? Не вы ли?

— Кто же знал, что так выйдет?

— А как еще могло выйти? Всегда он людей за скотину считал, а то и хуже скотины. Что же вдруг могло измениться?

— Постойте-ка! А как же будет с семьей Вроняка? Им тоже давать?

— Ну, а как же? Сам Вроняк в тюрьме, а с ними страсть что делается. Дети и баба ведь ни в чем не повинны.

— Конечно, не повинны…

— Значит, дать им, как прочим.

— Вы уже все делите, а ведь еще ничего и нет.

— Нет — так будет!

— Сегодня же, сейчас, кто что может — к старосте.

— Ежели так делать, то кое-кто и открутится. Лучше с подводой от избы к избе ездить. Лошаденки все равно сейчас в конюшнях стоят.

— Правильно! Как ксендз ездит собирать!

— Тут уж никто отлынивать не станет, потому стыдно будет.

— Да кто захочет отлынивать? Ведь не кому-нибудь, а своему даст, такому же мужику.

— Да еще в такой беде!

— И к ксендзу тоже идти надо.

— Конечно! Сколько он в прошлое воскресенье проповедовал о помощи ближним, — пусть теперь и сам пример покажет.

— Всюду побываем, не бойтесь! — уверяла Скалчиха.

— Только не во дворце! — засмеялся кто-то.

— Во дворце я впервые в жизни была, а ежели еще раз пойду, то уж не так!

— Ого, слышите, как Скалчиха-то грозится!

— Я не грожусь, а коли дойдет до чего, так на деле покажем!

— Пока до чего дойдет, так графа и след простынет! И оглянуться не успеешь, как улизнет.

— Уж как-нибудь за ним мацьковские присмотрят — так, на всякий случай!

— Э, болтаете всякий вздор, а потом еще отвечать придется, — значительно сказал Захарчук, покосившись на столпившихся у окна старост.

— Правильно, нечего много болтать. Болтовня, что полова, по ветру несется.

— А когда надо, так и без болтовни случится.

— Всему свое время придет.

— Ой, придет, придет! Вот только бы дождаться человеку!

— Дождемся, не бойтесь, — сказал кто-то, и все стали расходиться. Скалчиха крикливо командовала бабами, распределяя их по деревням.

— Баба всегда лучше присмотрит, чем мужик. А вы, староста, не убегайте. С вами Важчиха пойдет, насчет этого сбора-то.

— Так это вы уж сегодня хотите?

— А когда? После дождичка в четверг? Тут откладывать нечего! Или сейчас, или и вовсе не надо!

— Верно, верно!

И вправду тотчас после обеда поехали подводы от дома к дому. Все уже знали, не приходилось даже с подводы слезать, — люди сами выносили меру картошки, немного ржи, кусок холста, пригоршню льна, буханку хлеба — что у кого было. Стефановичи отличились — вытащили несколько больших кругов колбасы и целый мешочек соли.

— У кого есть, тот может дать.

— Как бы не так! У кого есть, вот хоть как у графа, так тому еще жалче отдавать.

— Это штраф так обозлил Стефановича.

— Какой еще штраф?

— Так вы ничего не знаете? Приезжал на прошлой неделе этот самый, как его, что налоги-то с лавок берет, и нашел в горшочке на полке перерезанную пополам пачку махорки. Руся было спрятала, а он все же пронюхал, вот им и пришлось двадцать пять злотых платить. А как же не резать? Разве кто купит целую пачку?

— Такие деньги!

— Ну, им есть из чего и заплатить.

— Да я их и не жалею… Когда свинья у кого издыхает, так они несколько грошей заплатят, а потом за колбасу или мясо в городе столько же берут, что и за хорошую свинину.

— С чего ж они так и разжились, как не с этого.

— А старуха, только зазевайся, всегда обвесит.

— Ну, по крайней мере все-таки дали.

— Как им было не дать, когда все дают?

И правда, давали все. Старая Лисиха принесла курицу. Захарчуки — маленького поросенка. Давали даже самые бедные. Анна вышла из своего сарайчика и положила на подводу детскую рубашонку.

— Может, и это пригодится?

— Как не пригодиться! Там все разутые, раздетые.

Она стояла с ребенком на руках. Ее большие серые глаза мимоходом глянули на сидящего на подводе Винцента и тотчас обратились к маленькой головке, прижавшейся к ее груди. Она тихо ушла со своим лицом мадонны, в застиранной, вылинявшей юбке, стройная, сосредоточенная, полная покоя, который так тревожил Винцента. Он отвернулся, заметив, что бабы жадно, внимательно следят за ним, и стал тщательно завязывать мешок с рожью.