Э. Хартли - Прожорливое время

• Название: Прожорливое время
• Автор: Э. Хартли
• Издательство: Эксмо, Домино
• Жанр: Детектив
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-699-54026-6

На пороге дома Томаса Найта, преподавателя английской литературы и любителя Шекспира, происходит убийство абсолютно незнакомой ему женщины. В тот же день бывший ученик просит Найта проконсультировать его по поводу пьесы Шекспира, которую многие специалисты считают давно утерянной. А еще через пару дней дом Томаса пытаются ограбить.

Когда на берегу реки находят мертвое тело его ученика, Найт начинает подозревать, что все происходящее является звеньями одной цепи. Поняв, что от полиции мало толку, Томас решает начать собственное расследование. Но начав его, вдруг с ужасом осознает, что время работает против него…

---

— Вам приходится специально заучивать эти реплики наизусть или же вы просто, как бы это сказать, впитали их в себя за долгие годы?

— «Повешена бедняжка, — сказал старик, и улыбка исчезла с его лица. — Нет, нет жизни! Зачем живут собаки, лошадь, крыса, в тебе ж дыханья нет?»[48]

— Да, — сказал Томас, чувствуя, как это начинает ему надоедать. — «Король Лир». Вы видели постановку в…

— «Моя египтянка, я умираю. Я умираю, но еще пока я заговариваю смерти зубы, чтобы успеть тебе напечатлеть последний из несчетных поцелуев».[49]

Томас промолчал. Старик его будто не видел. Он смотрел сквозь Найта глазами, полными слез, и Томас вдруг осознал: то, что он принимал за представление на потеху туристам, на самом деле было своеобразным безумием.

— Мне пора идти, — сказал он.

— «Так. Свеча догорела, и мы остались в потемках».[50]

— Хорошо, — сказал Томас, пятясь. — Извините. Пока.

— «Все еще пахнет кровью. Все ароматы Аравии не очистят этой маленькой руки».[51]

Найт развернулся и побежал.

Он поднялся прямиком по Уотерсайд до Уорик-роуд, шагая быстро, стараясь поскорее уйти от старика, туристов, театров. Дойдя до Сент-Грегори-роуд, Томас остановился на углу и какое-то время торчал там неподвижно, закрыв глаза.

Он почувствовал, что ему нужно вернуться домой. Конечно, хорошо было бы разрешить эту загадку, но больше всего ему хотелось оказаться у себя дома и застать там Куми, ждущую его. Ему уже было все равно, сможет ли он когда-либо разыскать эту дурацкую пьесу, и мысль о том, что отрывки из нее попадут в безумное бормотание старика в фетровом костюме, тяжелым камнем легла на сердце Томаса.

Глава 73

Вернувшись в гостиницу, Найт обнаружил телефонограмму. «Есть лишний билет на „Двенадцатую ночь“ на сегодняшний вечер. Присоединишься? Тейлор».

Они встретились за полчаса до начала спектакля у входа в театр «Кортъярд», ставший главной сценой Королевской шекспировской труппы на время ремонта Мемориального театра. Снаружи неказистое здание напоминало склад, но внутри блистало роскошью. Широкая и глубокая сцена приносила действие прямо в зрительный зал.

Постановка оказалась замечательной, полной меланхолической тоски и отчаявшейся страсти. Виола в конце получала Орсино, а Оливия — Себастьяна, но в обоих случаях оставались сомнения относительно того, как все пойдет дальше. Антонио бросали, сэра Эндрю отвергали, а Мальволио бушевал, строя планы отмщения. Сэр Тоби скрепя сердце женился на Марии, а та выходила за него замуж в отчаянном порыве улучшить свое общественное положение. При этом она прогоняла шута Феста, а тот сокрушался об этом в своей последней песенке, бледной и затравленной. «Давно уж создан глупый свет. И я бы мог еще пропеть…»[52]

После окончания пьесы зрители дружно повскакивали со своих мест, своды «Кортъярда» содрогнулись от грома аплодисментов. Томас тоже поднялся.

— У тебя все в порядке, дружище? — спросил Тейлор чуть позже.

Они снова сидели в «Грязной утке», на этот раз забившись в укромный уголок.

Кивнув, Найт потянулся за кружкой пива.

— Постановка хорошая, — продолжал Тейлор. — Одновременно радостная и печальная. Острая. — Он рассуждал вслух, высказывая свои мысли, чтобы их упорядочить. — Интересно, как о ней отзовется вся эта научная братия, если она прилет сюда? Петерсон и компания. Давай уйдем отсюда. Если Петерсон начнет говорить про Лакана и Деррида,[53] клянусь, я его ударю. Тебе никогда не приходило в голову, что таких, как он, нельзя пускать в театр? Они настолько упрямо настроены на то, чтобы увидеть на сцене собственное прочтение пьесы, что не могут понимать театр так, как обыкновенный человек с улицы. Лакан и Деррида! Храни нас Бог. У тебя точно все в порядке?

— У Куми рак груди, — сказал Томас.

— У Куми? — Тейлор уставился на него, разинув рот.

— Рак, — повторил Найт.

Ему по-прежнему требовалось сделать над собой усилие, чтобы произнести это слово, будто оно могло развернуться и наброситься на него самого. Но Куми сказала, что надо перебороть себя. Единственный способ оставить все позади заключается в том, чтобы употреблять это слово так же буднично, как «стол» или «Шекспир». Только тогда можно будет его не бояться.

— Извини, — пробормотал Тейлор. — Она… Как у нее дела?

— Довольно неплохо, учитывая ситуацию. Ей сделали операцию. Вроде бы все прошло нормально. Теперь на очереди курс облучения. — Тейлор молча смотрел на него, и Томас продолжил: — Она только что была здесь. Я сказал ей, что встретил тебя, и Куми спросила, как твои дела. Мы говорили об «Иголке Гаммера Гертона». Помнишь?

— Ну да, как же. Прелести академической драмы. У тебя все в порядке?

— Извини. Наверное, все дело в этом спектакле, «Двенадцатой ночи». Я хочу сказать… любовь и смерть, верно? Вот о чем писал Шекспир. Еще время. Что в конечном счете одно и то же.

— Утрата, — сказал Тейлор, и в его устах это слово прозвенело как колокольчик. — Наверное, главное — это утрата. Она сама и боязнь ее, что почти так же плохо.

Какое-то время оба сидели молча, уставившись в кружки с пивом.

— Вы похожи на этюды к скульптуре Родена, — вдруг послышался голос женщины, возникшей у них за спиной.

— Прошу прощения? — встрепенулся Томас.

— «Мыслитель», двойной вариант, — объяснила Катрина Баркер.

— У вас прямо-таки дар застигать меня врасплох, — пробормотал Найт.

— На самом деле это единственное, что я умею, — усмехнулась она.

— Полагаю, в этом городе многие считают иначе. Вы знакомы с Тейлором Брэдли? Мы вместе учились в аспирантуре.

Кивнув, она пожала Тейлору руку. У того был такой вид, будто его представили королеве: смущение, восхищение и немного ужаса.

— Где вы теперь, Тейлор?

— Преподаю в колледже Хэтти Джэкобс в Огайо, — ответил тот. — Небольшое учебное заведение с либеральными взглядами.

Баркер кивнула, но было очевидно, что она впервые слышит об этом колледже.

— Вы только что из театра? — спросила она. — У вас вид такой. Я нашла спектакль просто прелестным, а вы?

— Да, — подтвердил Томас, обрадованный ее словами. — Мне он тоже очень понравился. Мы как раз делились своими впечатлениями.

— На самом деле «понравился» — это слишком мягко сказано, ведь так? — вмешался Тейлор. — Мы были буквально потрясены. На мой взгляд, очень хорошо передана мощная динамика Шекспира, правда? Дом Оливии — это самый настоящий паноптикум, Мальволио претендует на власть, которой у него на самом деле нет.

Томас бросил на него удивленный взгляд. Тейлор прямо из кожи лез вон, стараясь произвести впечатление на Баркер.

— А я без ума от занавеса, — заметила та. — Такой богатый синий цвет. Восхитительно.

Найт кивнул, а Тейлор не сдавался:

— По-моему, постановщики попытались высказать свое мнение о логоцентрицизме и мужском начале.

Катрина Баркер недоуменно посмотрела на него, силясь разобраться в этом загадочном высказывании, но тут вмешался Томас:

— Не желаете к нам присоединиться?

— Благодарю вас, — сказала женщина, подсаживаясь за столик. — Но только на минутку. Я жду своих друзей.

Раскрасневшийся Тейлор не отрывал от нее взгляда.

— Я только что встретилась с довольно примечательным человеком, — заметила Баркер. — В Стратфорде живет один пожилой джентльмен, кажется, бывший литературовед. В свое время он считался большой величиной. Но затем, довольно рано, у него случился инсульт, и сейчас бедняга страдает афазией. Он говорит исключительно цитатами из Шекспира.

— Я с ним встречался, — сказал Томас, взбудораженный воспоминанием.

— Я уже видела его здесь, слышала о нем, но сегодня впервые разговаривала с ним, — продолжала Баркер. — Право, это очень печально. Потом мне пришлось полдня бродить по городу, чтобы выбросить все это из головы.

Найт кивнул. Было видно, что Баркер сильно расстроена случившимся.

— Это ужасно, — продолжала она. — Наверное, совсем как болезнь Альцгеймера. Потеря памяти, осознания того, кто ты такой, низведение до бессвязного бормотания чьих-то чужих слов. Просто ужасно и страшно. Я хочу сказать, а вдруг это произойдет со мной? Может, уже начинается?

— Вы так думаете? — вставил Тейлор.

Он вмешался в разговор, чтобы напомнить о своем присутствии, но ему было откровенно не по себе, словно он ощущал потребность сходить в туалет, но не хотел покидать своих собеседников.

— Временами мне кажется, что это уже случилось. Я вроде бы знаю, что хочу сказать в своих работах, но мне приходится выражать это через него, Уилла. Для меня, наверное, это даже не сам Уилл, а то, что мы нагромоздили вокруг него. Порой я задумываюсь о нашей профессии. Вы сожалеете о расставании с ней или же рады, что успели сбежать, пока она вас не затянула, насильно вскармливая своими штампами?