Луис Фишер - Жизнь Ленина

• Название: Жизнь Ленина
• Автор: Луис Фишер
• Издательство: «Книжная лавка — РТР»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1997
• ISBN: ISBN 5-300-00971-7 (т. 1) ISBN 5-300-00970-9

В. И. Ленин сыграл большую роль не только в истории России, Восточной Европы, но его учение повлияло на развитие многих стран.

В книге Луиса Фишера предстает образ Ленина не только политического деятеля, но и человека. Автор рассказывает и о людях из его окружения.

Данное издание дополняет уже известные работы о жизни Ленина и его месте в истории России и многих стран мира.

---

Соратники Ленина не решались высказывать свои сомнения: они принимали во внимание душевное напряжение Ленина и боялись навлечь на себя его гнев. Однако норвежская группа большевиков, включавшая Бухарина и Пятакова, отвергла тезисы Ленина. В своем манифесте Бухарин и Пятаков обрушились на лозунг самоопределения наций, называя его утопичным, поскольку он не может быть осуществлен при капитализме, и вредным, так как он способствует распространению иллюзий. В этом смысле, говорилось в манифесте, лозунг самоопределения ничем не отличается от лозунгов международного арбитража, разоружения и т. д., предполагающих возможность так называемого «мирного капитализма». Манифест завершался весьма резко: «Между прочим, все крайние левые имеют хорошо продуманную теорию против (лозунга самоопределения. — Л. Ф.)». Значит ли это, что все они — предатели?{126} — спрашивает манифест. Группа Бухарина и Пятакова предчувствовала ругательства со стороны Ленина.

Отповедь Ленина была и впрямь грубой: Бухарин и Пятаков скатились в болото, их идеи не имеют ничего общего ни с марксизмом, ни с революционной социал-демократией, каждая их фраза неправильна.

А. Г. Шляпников написал Ленину, осторожно порицая его за неуживчивость и бестактность по отношению к группе Бухарина. Ленин оставался непреклонен лично. По существу, однако, позиция его была умеренной. Он понимал, что теоретическая схватка с Бухариным — отравленный дротик старшего бойца против сверкающего меча младшего — не приведут ни к чему. Поэтому он решил предоставить небо птицам, а сам занял позицию, которую обычно называли «реформизмом». Он стал утверждать, что не только право наций на самоопределение, но и все основные требования политической демократии достижимы при империализме, но не полностью, а лишь частично, и как редкое исключение. Это утверждение содержало прикрытую противоречием уступку: «все требования» достижимы «как редкое исключение». Мы должны требовать освобождения угнетенных народов, говорил Ленин, не в общих, туманных фразах, не откладывая вопроса до установления социализма.

Целью Ленина оставалось «неизбежное слияние наций» при революционном социализме. Но достичь этой цели можно было, по мнению Ленина, только пройдя через переходный период полного освобождения всех угнетенных наций, т. е. свободы их отделения. Переходный период мог быть либо капиталистическим, либо «переходным периодом диктатуры угнетенного класса». Из принципа свободы отделения от капиталистического или социалистического государства Ленин делал вполне определенные выводы. Конкретно, говорил Ленин, это политическое, демократическое требование означает полную свободу вести агитацию в пользу отделения и свободу решать вопрос об отделении путем референдума той нации, которая желает отделиться.

Чтобы прикрыть свой незащищенный теоретический фланг, Ленин делает новый идеологический поворот. Только что он защищал принцип отделения. Теперь он возражает против этого принципа. Требование самоопределения, пишет он, вовсе не является требованием отделения, раздела, образования маленьких государств. Оно представляет собой лишь логическое выражение борьбы против национального угнетения в любой его форме. Чем ближе подойдет демократическая государственная система к полной свободе отделения, утверждает Ленин, тем реже и слабее будет на деле стремление к отделению.

Таким образом, главе «демократической диктатуры», надо только подтвердить, что его правительство признает неограниченное право наций на самоопределение, чтобы доказать, к своему удовлетворению, что «на деле» никто отделяться не желает. Хрущев применил этот гамбит в 1960 г. в Нью-Йорке, доказывая, что ни одно национальное меньшинство СССР не желает отделиться.

Ленин видел все вопросы в свете их возможного значения для будущей социалистической революции, а пока она не пришла, для усиления классовой борьбы. «Социалистическая революция может начаться в самом ближайшем будущем, — пишет Ленин в марте 1916 г.{127} — Возможно, однако, что до начала социалистической революции пройдет пять, десять и более лет». Промежуток следовало заполнить действиями, которые ослабили бы капитализм, империализм и оппортунистический социализм. Поэтому политика, выработанная Лениным для царской России, включала освобождение территорий, аннексированных в прошлом: «Финляндию, Польшу, Курляндию, Украину, Хиву, Бухару, Эстляндию и прочие невеликороссами заселенные области»{128}. «Мы, — заявил Ленин, — никоим образом не против борьбы за реформы»{129}. Самоопределение было одной из тех реформ, которых можно было добиться при капитализме.

Даже тогда, когда он не мог заплатить за комнату в швейцарском пансионе, Ленин оставался практическим политиком. Он разбавлял теорию практическими приемами и с легкостью переходил от интернационализма к национализму и обратно. Как теоретик он считал необходимым существование больших интернациональных государств, на практике он надеялся на то, что распад существующих больших государств сделает их легкой добычей для революции.

Готовность Ленине считаться с национализмом как с эмоциональным фактом и потенциальным революционным фактором рассердила не только Бухарина и других левых большевиков, но и немецких левых социалистов, особенно Розу Люксембург, чья брошюра «Кризис социал-демократии» была нелегально напечатана в Германии в 1916 г. под псевдонимом «Юниус». Ленин заметил «недостатки и ошибки» в этой брошюре и, «самокритики ради», стал критиковать Юниуса и всех остальных, за исключением самого себя.

Главной ошибкой Юниуса было утверждение, что в эпоху империализма «национальных войн больше быть не может». Следовательно, продолжает Ленин, любая война, даже начатая как национальная, «превращается в империалистическую». Ошибочность этого довода очевидна: он содержал только полуправду, и противоположный довод был тоже справедлив. «Национальная война, — объясняет Ленин, — может превратиться в империалистическую и обратно. Пример: войны великой французской революции начались как национальные и были таковыми… А когда Наполеон создал французскую империю с порабощением целого ряда давно сложившихся, крупных, жизнеспособных, национальных государств Европы, тогда из национальных французских войн получились империалистические, породившие в свою очередь национально освободительные войны против империализма Наполеона»{130}.

Диалектический подход Ленина, с его наглядным примером из прошлого, проливает свет на более современные события — из истории основанного им режима. Вторая мировая война началась через неделю после подписания советско-нацистского пакта. Это соглашение санкционировало аннексии в пользу обеих договаривающихся сторон. Для Германии и для России (хотя последняя и не участвовала в военных действиях) война была империалистической, экспансионистской Тогда Гитлер вторгся в Советский Союз, занял аннексированные Сталиным пограничные земли и проник в самое сердце России. Война стала для советской власти отечественной войной. Позже Красная Армия заняла иностранные территории, и Кремль их аннексировал или поработил их население, таким образом превратив национальную войну в империалистическую. Это, в свою очередь, породило национальные восстания против советского империализма в Восточной Германии, Польше и Венгрии.

Ленин предвидел, что национальные войны или восстания останутся возможными даже после победы социализма. Поэтому он утверждал принцип самоопределения независимо от государственного строя и осуждал тех голландских и польских социал-демократов, которые отрицали «самоопределение наций даже при социализме»{131}.

Ленин считал, что самоопределение и отделение желательны при социализме, достижимы при капитализме и возможны несмотря на империализм. Тот, кто настаивает на противоположном, говорил он, защищает «прямой, неприкрытый аннексинизм»{132}, т. е. империализм. Это обвинение он неоднократно бросал левым социалистам Польши и Голландии, которые, мечтая о мировом социалистическом государстве, позволили бы угнетенным нациям томиться в «тюрьме народов» до самого дня красного искупления.

Польские социал-демократы судили отвлеченно: «Социал-демократия ни при каких обстоятельствах не поддерживает установления новых пограничных столбов в Европе», ибо это было бы равносильно «восстановлению преград, сметенных империализмом». Большие государства, созданные империалистами, попадут в руки социалистов — зачем же тогда ломка империй и освобождение зависимых территорий?

Поляки гонялись за своим же догматическим хвостом. Как Ленин, они были против защиты отечества в империалистической войне и поэтому не могли требовать освобождения Польши. Требовать польской независимости значило бы для них примкнуть к польским националистам-капиталистам. Независимая Польша, утверждали польские интернационалисты, всегда будет полем битвы между Россией и Германией. Не лучше ли, говорили они, объединиться с немецким и русским пролетариатом в борьбе за свержение всех капиталистов и создание единого русско-польско-германского социалистического государства? Однако те же польские социалисты, которые отвергали самоопределение Польши, требовали самоопределения для европейских стран и азиатских и африканских колоний.