Дмитрий Добродеев - Каирский синдром

• Название: Каирский синдром
• Автор: Дмитрий Добродеев
• Издательство: Franc-Tireur, USA
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2012
• ISBN: 978-1-105-90032-7

---

Мне показалось, что среди арабских дам сидит Жаклин, с которой я прослушивал диски в магазине «Колумбия» на улице Сулейман-паши. Она, конечно, не узнала меня. Но я чувствовал, что это она. Или — почти она. Какая разница? Седая, раздобревшая, в очках, она вместе с другими египтянками своего возраста сидела в холле отеля «Термаль», курила сигарету за сигаретой и несла какую-то чушь на французском языке.

Ее судьба читалась как на ладони: вышла замуж по уговору родителей, родила двоих-троих детей, мужа не любила никогда, сидела дома, пока муж вел малый бизнес, ходила по воскресеньям в коптский или греческий храм, летом выезжала с детьми в Александрию, пару раз была в Париже, читала детям популярную литературу на французском, выдала дочь замуж, похоронила мужа и вот теперь с подругами по зимней скидке приезжает в Чехию на воды.

Бедная Жаклин, ты ли это?

Меня так испугал ее новый облик, что я прятался, стоило ей появиться в холле «Термаля».

Однажды встречи избежать не удалось.

Я сидел в лечебном павильоне в ожидании грязевой процедуры, когда с талончиком явилась она. Нас разделяло два стула, но это расстояние было больше вечности.

К счастью, она меня не узнала. А может, это была не она?

Подошла ее подруга. Они стали обсуждать проблемы здоровья на французском языке.

Мужчины-арабы сидели в «Термале» безвылазно, проводили время в болтовне, в клубах дыма. В рассуждениях — где лучше обменять деньги. А при возможности — потрахаться на дармовщину. И где в Европе дешевле купить мобильник «Айфон». Ржали, курили, и это длилось часами.

«Тоска, тоска, тоска… Арабы не меняются в последние века», — подумал я. У них нет драйва, нет мобилизации воли и целеустремленности. Они все еще пребывают в спячке. Да, Насер и Ясир Арафат были просто гении. Это — их Ленины.

Проклятая неизменность бытия! Египет особенно показателен — царство бюрократии со времен фараонов, государство полицейских, ленивых интеллигентов и покорных низов.

Вспомнил арестованных бомжей на площади Тахрир, мрачные тюрьмы-калабуши, где бьют палками по пяткам, насилуют и издеваются, кормят похлебкой с тараканами. А домашнее рабство женщин? Непрерывные роды, бесправные девочки, которым делают тагмиль. И — несмотря на ужас бытия — вечно сияющая улыбка феллахов — под сигарету и глоток горячего чая.

Что уж говорить про Россию! Здесь антропологический кластер еще жестче, еще безнадежней. И ничего изменить нельзя. Коррупция, бесправие, бедность.

Так что же делать?

Наверное, прислушаться к прописной истине: не верь, не бойся, не проси! Жить по своему закону. Не верить книгам и проповедникам. Верить собственному экзистенциальному чутью и опыту классовой борьбы. А если что-то и брать из книг, то перепроверять.

Доверие — главная проблема современности. Нас так долго и последовательно обманывали, что правда стала труднодоступной. Сегодня лживы почти все системы представлений. Все понятия — надуманны.

Мы должны действовать так, будто раньше ничего не было. Заново изобрести мир. Отсечь исторические и семейные кармы и грузы. Выбраться из-под завалов.

Наверное, в этом и была одна из главных идей христианства, а потом ислама — преобразиться, стать новым человеком.

ПРОЩАНИЕ С КАИРОМ (февраль 72-го)

Каир начала 71-го был светлым, солнечным. А под конец командировки год спустя все было шквалистым, пасмурным и даже дождливым. И что вовсе необычно для Египта, затопило дорогу, которая вела из Наср-сити в «Гюши». Машины застряли по всей окружной дороге, стало размывать постройки на старом кладбище, где селилась беднота.

Друг Саша уехал 20 января 72-го, а я оставался в Каире еще месяц. Под порывами ветра бродил в переулках Гелиополиса, подолгу торчал у букинистов, купил Стайнера «Достоевский или Толстой». Думал, что ждет меня в Москве.

Перед отъездом из Каира купил египетские замшевые коричневые ботинки за два с половиной фунта, синие дешевые джинсы «Клонарис» за четыре или пять фунтов, джинсовую куртку, тоже «Клонарис», и почувствовал себя упакованным. Для информации: «Клонарис» — ливанская подделка американских джинсов, дешевка. Настоящие замшевые английские ботинки стоили в Каире двадцать фунтов, почти как «Сейко». Про настоящие «Левисы» и говорить не приходилось. Купил полдюжины белых трусов: в Москве продавались лишь семейные.

Но главным приобретением стал духовой пистолет, из которого я расстрелял пластинки в музыкальной лавке Гелиополиса. Пробовал стрелять по голубям на крыше Наср-сити — с сомнительным успехом: эти твари постоянно увертывались.

В феврале 72-го чуть не взорвался, сжигая перед отъездом в ванной западную прессу. По недосмотру обложил кипами газет здоровенный баллон с газом, которым нагревалась вода. Испугался, когда пламя взметнулось до потолка, убежал на балкон и там ждал взрыва, но обошлось. Вернулся: по всей квартире летали обгорелые обрывки газет. Баллон нагрелся, но выстоял.

На вылете, в каирском тэкс-фри шопе купил пластинки Ху, Хендрикса и «Роллинг Стоунз», спрятал в брючине духовой пистолет и нож с выпрыгивающим лезвием. Тогда это прокатывало!

ЕЩЕ О КАИРЕ (последняя страничка из дневника 72-го)

Февраль. В Каире меняется погода. По ночам свистят ветра, правда, теплые. По утрам сыро: обильная роса и туман, который солнце разгоняет за час.

Днем пью чай на балконе, перед глазами — бескрайняя пустыня. В руках — западный журнал или книга.

Далеко к горизонту уходит зеленая полоса, стиснутая с двух сторон песками. Где-то за горизонтом она переходит в дельту и впадает вместе с Нилом в Средиземное море.

Ночью вижу все тот же яркий небосвод, яркость которого, однако, сильно преувеличена поэтами и путешественниками.

Мои покупательные способности — сорок фунтов, или около ста сертификатов в месяц. Это не так много, но и не так мало.

Перед отлетом проверил список подарков — родственникам и друзьям. Остался доволен.

Вот этот список.

Отцу — египетскую пижаму (от кожаного пиджака он отказался).

Матери — золотой набор с александритом, а также серебряный с бирюзой.

Бабушке — золотую монету на зубы.

Брату — недорогие швейцарские часы.

Девушкам — золотые сережки.

У засушенного крокодила, которого привез из Асуана, нашел в пасти гусеницу, решил с ним расстаться. Выбросил в пустыню с девятого этажа. От нечего делать пошел плавать.

В бассейне Гелиополиса зимой мало народу, вода чистая и прохладная. На лужайке сидят несколько стариков из местной аристократии, занимаются йогой. Худые дряблые тела. Закладывают ногу за голову, болтают чушь по-французски.

Я лениво понырял, потом полистал журнал. Без друзей-переводчиков здесь скучно.

С опаской думаю о проблемах, которые ждут меня в Москве.

Иду в кино.

В каждом кинотеатре есть партер — дешевые места, где плюют, горланят, кладут ноги на стулья. Балкон дороже и публика воспитанней. А еще лучше ложа, которую мы обычно занимали с Сашей. Пока пили бренди «Дюжарден», разносчики приносили арахис (фуль судани). В паузах между фильмами идет занудная реклама стирального порошка «Рапсо».

У египтян все то же беззаботное настроение — с резкими перепадами от брани к лобзанию. Уже привык к местным аксакалам в галабиях, скрюченным калекам-нищим и спесивым усатым рожам в «Мерседесах».

Короче, мне надоело нилиться. Пора в Москву.

В МОСКВЕ (февраль 72-го)

Когда я выходил из «Шереметьево», складной нож раскрылся у меня в замшевом ботинке и вонзился в ногу. Я еле сдержал стон и, хромая, вышел на улицу: там стоял мой друг Саша, в шубе до пят, растопырив пальцы с золотым агатовым перстнем, дыша перегаром.

Саша за это время успел купить в «Березке» шубу из искусственного волка, которую мы окрестили лупосом, а также шапку из нерпы, потерять невесту Таню и познакомиться с Наташей.

Что касается духового пистолета, из которого я стрелял голубей в Гелиополисе и который благополучно перевез через границу, то его через пару месяцев стырил у меня сосед Нартай.

В Москве я получил немного сертификатов с желтой полосой. В «Березке» купил светлые нейлоновые брюки. В них хорошо было приседать.

На заработанные брежневские рубли купил радиолу «Эстония» — за четыреста двадцать рублей. Это была колоссальная цена — за самый лучший советский продукт. Стереосистема позволяла слушать диски, которых у меня было целых десять. Богатство! Ху, Хендрикс, Easy Rider, Саймон и Гарфункел, «Роллинг Стоунз».

Купил фотоаппарат «Зенит» и начал снимать жанровые сцены на улицах.

Меня понесло.

Я обклеил стены своей комнаты вырезками из западных журналов, слушал рок-музыку и спаивал девушек коктейлями убийственной силы.

На самой большой фотографии Хрущев комично сидел на корточках и грозил кому-то пальцем. Думаю, эта фотка была одной из причин моих дальнейших проблем.