Е. Рожков - Мужчины, рожденные в январе

• Название: Мужчины, рожденные в январе
• Автор: Е. Рожков
• Издательство: Магаданское книжное издательство
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1982

Герои четвертой книги живущего в Анадыре прозаика в основном северяне. Автор стремится показать их жизнь, взаимоотношения, душевное состояние, его волнуют вопросы долга, справедливости, добра.

---

— Ты теперь вправе над нами потешаться, но не моги этого делать. Пьем мы не ради утехи, а от безделья. Безделье ведь самая страшная болезнь для мужчины, — кричит Иванпетя. — Если ты меня уважаешь; так я тебя до гроба любить буду. Я тебя всегда, как лучшего друга, с поля боя израненного и окровавленного вынесу.

К вечеру о гульбище в балке узнали местные почитатели Вакха. И потянулись мужчины один за другим к длинному балку на окраине поселка кто с чайником, кто с ведром, а кто с канистрой. Гости чинно здоровались, выпивали кружку белой жидкости, хвалили питье и с наполненной посудиной спешили домой. По радио уже несколько раз передавали штормовое предупреждение — надвигался антициклон.

К вечеру пришел местный поселковый гармонист, молодой парень с коричневым лицом, беззаботный и словоохотливый. Растянул он меха старенькой гармони, и кинулись шахтеры, истомленные бездельем, в пляс. Охали, ахали, махали ручищами, топали ногами так, что пол стонал.

После двух кружек браги сам гармонист так лихо топал, будто пытался проломить пол балка, остервенело рвал гармонь и пел похабные частушки.

Ночью вновь хлестко и зло запуржило. Крепкий, промороженный ветер поднял снег. Мир опять потонул, потерялся в снежной круговерти. Пургой сорвало крышу со старенького колхозного склада, завалило несколько подгнивших опор радиосети, а балок подбрасывало, как мяч, но он все-таки не рассыпался, а выстоял.

Шахтеры всю ночь горланили песни, плясали до полного изнеможения, клялись друг другу в любви.

В других домах поселка в эту ночь тоже долго не гас свет.

К утру ветер стих, но и на этот раз бригада Семена Задова не вышла на работу. В этот день в колхозе было необычно много прогульщиков.

Весь день в балке рекой лилась брага, отчаянно всхлипывая, хрипела истерзанная гармонь, а гармонист со взъерошенными густыми жесткими волосами, похожими на щетку, опять пел частушки.

За ночь брага была выпита.

Утром к балку подкатил заснеженный вездеход. Из кабины выпрыгнул пожилой человек в унтах, в цигейковой шубе. Крупным, размашистым шагом он подошел к балку, миновал сени, открыл дверь в жилую часть, и, как обухом по голове, ударил его спертый запах перегара, пота, солярки.

Оставив дверь открытой, приезжий прошел к столу и зычно крикнул:

— Встать! Подъем!

На двухъярусных койках никто даже не пошевелился. Приезжий крикнул еще несколько раз, но и это не возымело действия.

Иванпетя, который спал прямо одетый в обнимку с гармонистом, не понял, кто кричит, дотянулся до валенка, который стоял у кровати, и запустил им в крикуна.

Эта наглая выходка вывела из себя приезжего. Он принялся стаскивать сонных шахтеров за ноги прямо на холодный пол.

С оханьем и руганью мужчины стали просыпаться. Узнав в приезжем начальника участка, все разом пришли в себя.

Начальник снял шубу, прикрыл дверь, сел на лавку за стол. Поправив сползшую на лоб прядь седых волос, он пристально, поигрывая желваками, всматривается в притихших шахтеров.

— Буду настаивать, чтобы зачинщик этой пьянки получил серьезное наказание, — сухо произносит он. — Ну, так кто бражных дел мастер?

Шахтеры, насупившись, молчат. У всех с похмелья болит голова, и угроза начальника никого не страшит.

— Я бражную идею предложил, — сознается Мятников.

— Перестаньте клеветать на себя, товарищ Мятников. Я знаю, что вы совершенно не пьете, и теперь вы единственный в форме — у вас здоровый цвет лица.

— Да тут так вышло, — пытается объяснить Николай.

— Все сплошное вранье, — обрывает его начальник. — Не выгораживайте тех, кто опозорил нашу шахту. Какой пример вы показали подшефным колхозникам! Я потрясен, Семен Иванович. Вы, передовой бригадир и…

— Пурга, потом компрессор сломался, — тянет, как провинившийся школьник, Задов.

— Чушь, все чушь! Кто из вас сообщил о поломке компрессора? Почему вы не натянете брезент над шурфом и не работаете в ветер? Какая беспечность! Вы исполняете государственной важности дело; да в военное время за такое… Разве вы не знаете, что для колхоза ледник — это больше чем жизнь? Они ж летом из-за этого не заготавливают свежую рыбу, не забивают оленей на мясо. Где вы им прикажете без ледника хранить продукты? Мясо и рыбу для шахтеров мы берем в колхозе. Следовательно, своей плохой работой вы ударяете по всей шахте, по женам шахтеров и даже по их детям. Вы хоть это понимаете? — не унимается начальник участка. — Вы сообразите: если до весны мы не пробьем горизонтальный ствол, вентиляционные каналы, то загубим все дело. Летом начнется оттайка и… Компрессор я заменю, а людей больше у меня нет. Прошу всех четко и ясно сказать: справитесь с делом или нет. Если не справитесь, то я пришлю настоящих шахтеров, а вы… — начальник красноречиво машет рукой. — Только прошу понять меня, товарищи, правильно.

Шахтеров мутит, их больные головы с трудом переваривают сказанное начальником участка.

— Мы, Леонид Сидорович, поднажмем, — говорит Иванпетя, преданно и доверчиво заглядывая в глаза начальника. — Промашка с этой брагой получилась. Потом же никто не предполагал, что она такая крепкая выйдет. От объема, наверное, брага крепость набирает.

— Постараемся показать дело, — бубнит молчун Василь Банков.

— Народ готов к трудовому подвигу, — ехидничает Мятников.

— Не мути, — обрывает его Семен Задов. — Мы, Леонид Сидорович, уразумели сказанное вами. С шутейством к делу подошли.

— Я же говорил, что просифонили…

— Глохни, — прерывает Иванпетю бригадир. — Чего митинговать, работать надо…

Начальник поднимается, в который раз поправляет непослушный седой чуб, потом коротко говорит:

— Всем привести себя в порядок, через час быть готовыми к работе.

Он направляется к вешалке, одевается, все как загипнотизированные глядят на него.

— Чуть не забыл, — добавляет начальник. — В вездеходе посылки от ваших знакомых и жен. Коньяк, высланный вам, товарищ Сапов, женой, я конфисковал и верну, когда бригада прибудет домой. Бутылку шампанского, высланную буфетчицей Мятникову, поскольку такой у вас у всех тяжкий час, разрешаю оприходовать. Бригадиру одеться и следовать за мной к месту работы.

— Фельдмаршал, — шепчет восхищенно Иванпетя, когда Задов и начальник выходят из балка. — Валенка он мне теперь вовек не простит. Не видать мне премиальных! Дернул же черт кидануться! Это все ты виноват… Значит, шампанским хочешь ото всего откупиться? Презираешь и оттого не пьешь даже шампанское?

В балок приходили поздно вечером, ужинали наспех, ели что придется: краюху хлеба с сладким чаем, кусок оленьего мяса, рыбные консервы, вареный картофель или жареную рыбу, как подкошенные падали в кровати и спали мертвецким сном, с запрокинутыми головами, посапывая, не замечая духоты, муторного запаха. Рано утром, когда синь рассвета, прорываясь сквозь замороженное крохотное оконце в балке, размыто мерцает на лицах спящих мужчин, после сиплого окрика бригадира все с трудом поднимаются и идут к месту работы, а очередной дежурный плетется в столовую за завтраком. По обледенелой лестнице спускаются в вентиляционный шурф и уж не вылазят на поверхность иногда до самого обеда.

Вечная мерзлота то кололась мелкими, почти прозрачными блинчиками, то становилась такой вязкой, что отбойный молоток влипал в нее, как в тесто.

Вертикальные вентиляционные шурфы были узкие, и потому работать в них особенно трудно.

Когда стали вновь рубить горизонтальную штольню — главный ствол ледника, то дело пошло гораздо быстрее. Штольня была около четырех метров высотой и столько же шириной. Шахтеры бурили неглубокие шпуры, закладывали слабые заряды и взрывали. Грунт, тачками вывозили наружу. Ствол подчищали отбойными молотками и снова бурили шпуры. Так метр за метром шахтеры вгрызались в вечную мерзлоту.

В конце апреля дни стали длинными, а ночи такими короткими, что вовсе не темнело. Солнце иногда припекало так сильно, что в затишке начали Таять отвалы.

Появились первые проталины, зашумели крохотные ручейки, засинели сопки у горизонта, и сквозь плотный оледенелый снег на южных склонах проглянули ребра черных скал. Воздух с каждым днем густел, наполняясь запахами земли. Вскоре прилетели журавли, и их округлое курлыканье эхом разносилось по всей долине.

Ледник шахтеры рубили в склоне невысокого холма за посёлком, недалеко от небольшой реки, по руслу которой летом проходила дорога. С холма далеко видно тундру, пойму реки до самой наступающей с севера гряды сопок.

В редкие перекуры мужчины сидели на солнцепеке, сняв, шапки, и с тихой робостью в душе смотрели в синюю даль.

— Вот за это я и люблю Чукотку, — обычно восклицал Иван Петрович, показывая рукой на пойму реки, в сторону сопок. — Видеть такой простор — это самое главное для человеческой души.