Эрих Фромм - Ради любви к жизни. Может ли человек преобладать?

• Название: Ради любви к жизни. Может ли человек преобладать?
• Автор: Эрих Фромм
• Издательство: АСТ
• Жанр: Психология
• Год: 2000
• ISBN: 5-237-04523-5

Человек это тайна, жизнь — святыня, любовь — величайший дар. Эти одухотворяющие истины пронизывают две работы Эриха Фромма («Ради любви к жизни», «Может ли человек преобладать?»), объединенные в этом томе. Фромм показывает, что ключ к природе человека лежит в будущем. Жизнь рассматривается как бесконечная авантюра сотворения новых человеческих задатков. Любовь — это чудо самоотречения, она позволяет человеку приобщиться к вечным ценностям, выразить специфически человеческое, раскрыть себя до предела. Человек может преобладать, если он способен выразить свой потенциал. Книга предназначена для широкого круга читателей.

http://fb2.traumlibrary.net

---

Если мы сравним это с положением в США, то американский директор завода зарабатывает 22 тыс. долл. в год, что в соотношении с заработком рабочего повторяет эти цифры. Но крупномасштабное исследование американских фирм, проведенное в 1957 г., показало, что «в действительности высшее должностное лицо, определяющее политику фирмы, под началом которого находятся порядка 1 тыс. служащих, зарабатывает в среднем, включая зарплату и премии, 28 тыс. долл. в год»[54].

Эти цифры трудно сравнивать, так как, с одной стороны, цены на потребительские товары в Советском Союзе относительно выше, чем в США, в то время как, с другой стороны, плата за жилье — ниже, а дополнительные льготы (пенсии, оплаченные отпуска и т. д.) — значительнее. Таким образом, разница между доходами рабочих и менеджеров в СССР не слишком отличается от того, что мы видим в США.

Что действительно важно, так это роль премий, которые достигают 50-100% зарплаты менеджера и являются наиболее важным стимулом для оптимальной производительности. (Часто эта система акцентируется на объеме продукции более, чем на качестве, что приводит, следовательно, к производству потребительских товаров худшего качества.) Таким образом, менеджеры представляют социальную группу, которая по доходам, потреблению, власти так же отличается от трудящихся, как в любой капиталистической стране Запада. Фактически, судя по многочисленным сообщениям, жесткость классовой стратификации, разницы статусов и так далее больше, чем в Соединенных Штатах.

И еще одна важная характеристика управляющей группы. Граник сообщает, что советские данные показывают, что к 1930 г. была Достигнута социальная стабильность. «Статистические данные по этому вопросу, — пишет Граник, — к сожалению, обрываются на 30-х годах. Более того, данные по виду занятости родителей классифицируются только по трем графам: рабочий, крестьянин и служащий. И все же даже эти данные достаточно показательны. Они демонстрируют, что сын служащего, квалифицированного рабочего или бизнесмена в США имеет в 8 раз больше шансов достичь вершин менеджмента, чем сыновья рабочих, занятых ручным трудом, и фермеров (1952 г.), и в 6 раз больше шансов, чем в Советском Союзе (1936 г.)»[55] (Курсив мой. — Э. Ф.).

Что касается сегодняшнего положения, можно только догадываться. Но высказывание Граника, что тенденция уменьшения социальной мобильности, «вероятно, набрала силу в России на настоящий момент просто потому, что уменьшилась враждебность по отношению к детям служащих»[56], звучит убедительно. Эта классовая стратификация существует несмотря на то, что образование в Советском Союзе абсолютно бесплатное и, кроме того, большинство хорошо успевающих студентов получают стипендии. Это очевидное противоречие, вероятно, до определенной степени объясняется тем, что, многие молодые люди в Советском Союзе не могут продолжать обучение из-за того, что их семьи нуждаются в их заработках[57]. Принимая во внимание очень высокие схоластические стандарты русского высшего образования, становится более понятным, что культурная атмосфера в семьях менеджеров предоставляет лучшую подготовку в этом отношении, чем в рабочих и крестьянских семьях.

Поразительный факт — поразительный для тех, кто верит в социалистический характер советской системы, — это то, как сообщает Берлинер, что быть «рабочим» — это «нечто, чего искренне хотят избежать все молодые люди, достигшие высшей школы»[58]. Такое отношение к тому, чтобы быть рабочим, конечно не выражается в официальной идеологии, которая превозносит рабочих как истинных хозяев советского общества, и миф о высокой социальной мобильности продолжает существовать в Советском Союзе.

Правильно ли тогда говорить о менеджериальном[59] классе в Советском Союзе? Если использовать концепцию Маркса, то термин «класс» нельзя употребить здесь с достаточным основанием, так как, по Марксу, он относится к социальной группе со ссылкой на ее отношение к средствам производства; другими словами, владеет ли группа капиталом или средствами его добычи (ремесленники) или скомплектована из не имеющих собственности рабочих. Естественно, что в стране, где государство владеет всеми средствами производства, в этом контексте не существует ни управленческого «класса», ни какого другого, и если кто-то использует термин «класс» строго в том смысле, который был заложен Марксом, он может заявить, что Советский Союз — бесклассовое общество.

В действительности, однако, это не так. Маркс не предусмотрел, что с развитием капитализма в нем появится огромная группа менеджеров, которые, не владея средствами производства, осуществляют управление ими и которые имеют в среднем высокий доход и высокий социальный статус[60]. Следовательно, Маркс никогда в своем определении класса не уходил от владения средствами производства к управлению этими средствами и «человеческим материалом», задействованным в процессе производства, распределения и потребления.

В смысле управления Советский Союз — общество с жесткими классовыми различиями. Отдельно от управленческой бюрократии существуют политическая бюрократия Коммунистической партии и бюрократия военная. Они делят между собой престиж, управление и доход. Важно отметить, что они в значительной степени дублируют друг друга. Большинство менеджеров и высших офицеров не только являются членами партии, но также часто «заменяют друг друга», т. е. работая какое-то время менеджерами, они затем вновь становятся партийными функционерами[61]. По краям трех типов бюрократии находятся ученые и другие интеллектуалы, артисты, которые хорошо зарабатывают, хотя и не обладают властью трех основных групп.

Дальнейшие рассуждения пояснит один пункт. Советский Союз в процессе развития в высоко-индустриализованную систему создал не только новые заводы и машины, но также новые классы, которые направляют производство и занимаются администрированием. Эти классы имеет свои собственные интересы, которые сильно отличаются от тех, во имя которых революционеры взяли власть в 1917 г. Они заинтересованы в материальных удобствах, в надежности, в образовании и продвижении своих детей по социальной лестнице, короче говоря, в том же, в чем заинтересованы соответствующие классы капиталистических стран.

Продолжающееся существование мифа о равенстве не означает, однако, что факт возникновения советской иерархии обсуждается в России. Сталин достаточно откровенно — и, конечно же, всегда цитируя вырванные из контекста подходящие отрывки из Маркса и Ленина, — еще в 1925 г. предостерегал XIV съезд: «Мы не должны играть с фразой о равенстве. Это — игра с огнем»[62]. Как отмечал Дойчер, Сталин в последние годы «выступал против „уравнителей“ злобно и ядовито, что предполагало, что он защищает наиболее чувствительную и уязвимую грань своей политики. Она была столь чувствительна, потому что высокооплачиваемые и привилегированные менеджериальные группы стали опорой сталинского режима»[63]. Фактически Советский Союз преодолевает ту же проблему, что и капиталистические страны, а именно: как примирить идеологию открытого, мобильного общества с нуждами иерархически организованной бюрократии и как обеспечить престиж и моральное оправдание тем, кто достиг вершины. Советское решение не слишком отличается от нашего собственного: оба принципа усиленно подчеркиваются, и предполагается, что отдельная личность не споткнется о противоречия.

Рост советской промышленности создал не только новый класс менеджеров, но также растущий класс рабочих, занятым ручным трудом. В 1928 г. 76,5% населения было занято в сельскохозяйственном секторе, 23,5% — в неаграрных областях; к 1958 г. пропорция составляла 52% и 48% соответственно[64]. Но развитие индустрии требует большего, чем просто рост числа промышленных рабочих. Требуется также увеличение производительности рабочей силы. Насколько серьезна эта потребность для Советского Союза, иллюстрируется тем фактом, что в машиностроительной индустрии, в соответствии с официальным справочником Госплана, производительность труда в США в 2,8–3 раза выше, чем в Советском Союзе[65]. Кроме более высокого технологического уровня, одним из решающих факторов для производительности труда является сама личность рабочего. Чтобы способствовать развитию более независимого и ответственного характера, карательные меры были не просто заменены (абсентеизм, бывший при Сталине позорным преступлением, сейчас является дисциплинарным вопросом, который должен решаться с менеджментом), но «советская политика в области труда во многих отношениях двигается к поощрению рвения и эффективности на работе» (в области выплат и даже увеличении роли рабочих в принятии ежедневных решений на предприятиях), «однако без фундаментальной узурпации прерогатив менеджмента»[66].