Алексей Сидоров - Творения древних отцов–подвижников

• Название: Творения древних отцов–подвижников
• Автор: Алексей Сидоров
• Издательство: Сибирская Благозвонница
• Жанр: Религия
• Год: 2012
• ISBN: ISBN 978–5–91362–489–5

Предлагаемые читателю «Творения древних отцов-подвижников» являются переизданием ставшей библиографической редкостью книги, вышедшей в 1990–е годы. В издании представлены переводы святоотеческих аскетических сочинений таких известных авторов Египетской пустыни IV века, как св. Аммон, св. Серапион Тмуитский, преп. Макарий Египетский, Стефан Фиваидский, блж. Иперехий, а кроме того великого каппадокийца св. Григория Нисского. Данные произведения содержат в себе духовную мудрость и подвижнический опыт древних святых, столь необходимый и востребованный в современной церковной и в особенности монашеской жизни. Перевод этих памятников древнецерковной монашеской письменности выполнен профессором МДА А. И. Сидоровым и снабжен обширными научными комментариями. Редакция также надеется, что это патрологическое издание привлечет к себе внимание преподавателей и студентов духовных учебных заведений и просто вдумчивого православного читателя, неравнодушного к святоотеческому наследию.

---

196

Речь идет о достаточно редко упоминаемом в святоотеческих творениях пороке άνελεημοσύνην («безжалостности, беспощадности»), противоположном добродетели «милостивости» («милосердию, милостыне»). Прилагательное άνελε^μων встречается в Священном Писании: см., например, Рим. 1, 31 и Притч. 27, 4. Евагрий, толкуя последнее место («Безмилостивна ярость, и остр гнев»), замечает, что «яростное начало» (τό 3υμ<χόν μέρος) преобладает в бесах (см.: Fiwgfe /е Роий^ме. Scholies aux Proverbes. P. 150). Тем самым он предполагает, что «немилостивость» является характерной чертой «духов злобы», а поэтому и немилостивый (безжалостный) человек уподобляется им.

197

Букв.; благость (άγα^ότης); это понятие у святых отцов применяется преимущественно в отношении Бога. Так, например, св. Григорий Нисский говорит, что Божество (τό ΘεΓον) есть Благо изначальное и Благо в собственном смысле этого слова; естеством же этого Блага является благость (τό πρώτως χα< κυρίως άγαμόν, ού ή φύσις άγα^ότης εστιν) (см.: Сл^^о^ле ^е ^^ззе. La vie de Moise / Ed. par J. Danielou // Sources chretiennes. № 1 0is. Paris, 1968. P. 50). В одной из греческих редакций «Жития преп. Пахомия Великого» Бог также называется «Источником благости» (πηγή γάρ ΰπάρχων άγα^ότης ό Θεός) (см.: ΜΕΓΑΣ ΑΝΤΩΝΙΟΣ. ΑΜΜΩΝΑΣ. ΑΜΜΩΝ Η ΑΜΜΩΝΙΟΣ. ΠΑΧΩΜΙΟΣ // ΒΙΒΛΙΟΘΗΚΗ ΕΛΛΗΝΩΝ ΠΑΤΕΡΩΝ. Τ. 40. 1970. Σ. 198). Для перевода этого термина мы избрали, как и выше (см. изречение 8), его синоним, полагая, что подлинная доброта в человеке возникает благодаря причастности Божественной благости. Не совсем обычным представляется противопоставление этой «доброты» и «развлечения» (περισπασμός), но выше (Послание 1) св. Аммон говорит, что душа не может познать как должно Бога, если не удалится от людей и «всякого развлечения». Поэтому можно предполагать, что доброта, будучи причастной Божественной благости, собирает (стягивает воедино) человека, открывая ему путь к истинному боговедению. Развлечение же, наоборот, рассыпает или рассредоточивает его и, уводя в сторону от богопознания, открывает путь различным страстям. Об опасности для духовной жизни «развлечения» предупреждают многие подвижники, и, например, авва Пимен кратко изрекает: «Развлечение есть начало зол (άρχή κακών)». (ΤΟ ΓΕΡΟΝΤΙΚΟΝ. Σ. 89). Это «развлечение» во многом тождественно той «суете», о которой идет речь в «Книге Екклезиаста». Здесь «высказывается та мысль, что все, что ни делал он сам, и все, что делают другие, ища в мире блага и счастия, не доставляет этого блага и счастия, — все только суета м погоня за еетром, а иное — даже зло, и зло мучительное, и что самые толки людские о счастии — толкм неосноеательные». Это связано с тем, что человек, «вращаясь в непрестанном круговороте мира… сам втягивается своими мыслями и чувствами в этот круговорот. Постоянная смена явлений приучает его искать постоянно новых впечатлений. Неизбежным последствием сего бывает то, что мысль и чувство не находят, на чем бы могли они утвердиться; в душе остается вечная жажда нового и тяжелое чувство недовольства ничем, хотя бы мир открыл пред ним все свои сокровища и удовольствия. Доколе эта жажда питается новыми впечатлениями, чувство недовольства не высказывается еще во всей силе. Среди постоянного развлечения новыми впечатлениями человек находит возможность забы–еаться, отстранять от себя представление духовного своего убожества. Зато, если в это время последует неожиданный какой удар судьбы, тогда открывается вся пустота духа, за которою следует совершеннейшее разочарование всем, в чем прежде искал наслаждения и что ради его делал, не жалея никаких средств» (Фм–ларет, епмскоп. Происхождение Книги «Екклезиаст». Киев, 1885. С. 112, 121–122).

198

Подразумевается недостаток в чем‑либо или нехватка чего‑либо (ενδεία). Ср. у Евагрия, который в «Слове о духовном делании» замечает: «Скудость (недостаток) воды (ή τοΰ ϋδατος ενδεία) весьма способствует целомудрию» (Творения аввы Евагрия. С. 99). Другими словами, речь идет преимущественно о «добровольной нужде», то есть о посте и воздержании. Примечательно, что отцы Церкви порой указывали еще на следующее обстоятельство: пост в разумных пределах способствует и физическому здоровью. См., например, у св. Исидора Пелусиота: «Если заботишься о телесном здоровье, то уважай довольство малым, потому что от последнего происходит первое. Если же роскошью доводишь тело до того, что оно тучнеет и скачет, то, сам того не примечая, не только вооружаешь его против души и делаешь необузданным, но еще приготовляешь в нем корень и источник неисцелимых болезней» (Творения святого Исидора Пелусиота. Ч. 3. М., 1860. С. 295–296).

199

Фраза ησυχία εν γνώσει проливает некоторый свет на существенную черту исихазма у св. Аммона и вообще в раннем монашестве. Для Аммона теснейшая связь исихии и гносиса служит мощным орудием в «исправлении души» (διόρ^ωσις της ψυχής), то есть в очищении ее от страстей и пороков. Схожая мысль высказывается в «Древнем Патерике» неким старцем, который определяет исихию следующим образом: «Безмолвие состоит в том, чтобы пребывать в келлии с ведением и страхом Божиим (το χα^εσ&ηναι εν χελλίω μετά γνώσεως χα< φόβου Θεοΰ), удаляясь от па–мятозлобия и высокомерия. Такое безмолвие есть матерь всех добродетелей и охраняет монаха от раскаленных стрел врага, не позволяя им ранить его» (Les Apophtegmes des Peres. Collection systematique. Chapitres I‑IX / Ed. par J. — C. Guy // Sources chretiennes. № 387. Paris, 1993. P. 142–144). В позднейшем аскетическом богословии «гносис» часто заменялся «созерцанием» (θεωρία), и в частности, преп. Иоанн Лествичник, говоря об исихастах, называет их «постоянно устремляющими взор свой к созерцанию (ο< δε τη θεωρία άτενίζοντες)» (см. W. Scala Paradisi. Eine Studie zur Johannes Climacus und zugleich eine Vorstudie zu Symeon dem Neuen Theologen. Wiesbaden, 1968. S. 287). Св. Григорий Палама также указывает на связь созерцания и безмолвия: видя в афонских исихастах прямых духовных наследников апостола Павла, он замечает, что они, «очистив себя безмолвием» (δί' ησυχίας χεχα^αρμενοι), подобно ему «удостоились созерцания незримых [вещей]» (Сге–go^fg Ря/яжяз. Defense des saints hesychastes. Р. 439). А преп. Григорий Синаит, как бы суммируя традицию предшествующего исихазма, кратко говорит: «Молитва порождает безмолвие, безмолвие — созерцание (ή ησυχία τίχτεί την θεωρίαν), созерцание рождает ведение (την γνωσίν), а ведение порождает постижение тайн (την των μυστηρίων χατάληψίν)» (ΦΙΛΟΚΑΛΙΑ. ΤΟΜΟΣ Δ. Σ. 64). О самом преп. Григории в его «Житии» говорится, что, стоя еще на сравнительно первых ступенях духовного преуспеяния, он «старался найти руководителя в том, чего он не успел прочитать и узнать в книгах Божественного Писания или чему он духовно не был научен кем‑либо из духоносных и божественных отцов и учителей. Размышляя сам с собою, он представлял, что как он научен деланию (πράξίν), так будет научен в точности проходить и созерцание (θεωρίαν), то есть безмолвие и действенную молитву (ησυχίαν χα< πραχτίχήν)» (Житие иже во святых отца нашего Григория Синаита / Пер. с греч. И. Соколова. М., 1904. С. 29–30. Текст: Житие иже во святых отца нашего Григория Сина–ита. Издал И. Помяловский. СПб., 1894. С. 8).

200

«Бдение» (αγρυπνία) с самого возникновения монашества являлось необходимой и существенной частью иноческого подвижничества. Преп. Иоанн Кассиан Римлянин, описывая жизнь и уставы египетских монахов и призывая подражать им, приводит две основные причины, определяющие важность бдений: во–первых, они необходимы потому, что «завистник–враг» (inoi^Ms inimicMs), ревнуя к нашей чистоте, обретенной во время ночных псалмопений и молитв, стремится лишить нас ее, осквернив какой‑либо «сонной грезой» (^Ma^am somni inMsione). Во–вторых, даже если и нет опасности, исходящей от подобной «диавольской грезы» (^iaAo/i in&sio), все равно чистый сон монаха может навеять лень (вялость — ine? tiam) на него, ослабить его ум, притупить остроту его [духовного] чувства (или «мышления» — perspicaciam sensMs) и исчерпать полноту сердечную («тучность сердца» — pmgMg^mgrn cor&s), которые позволяют нам весь день противостоять нападкам врага (см.: _/еяи Сязз^еи. Institutions cenobitiques. P. 82). Примечательно, что св. Аммон подчеркивает необходимость «умеренного» (εν μετρώ) бдения, предполагая, что чрезмерный подвиг бдения столь же отупляет душу, как и пресыщение сном, ибо, истощая человека, он ослабляет и его духовные способности.

201

Речь идет об одном из ключевых понятий православного аскетического богословия (πένθος). «Сокрушению» посвящается целая глава в «Древнем Патерике» (см. указанный русский перевод, с. 3043); особую главу уделяет ему в своей «Лествице» и преп. Иоанн Лествичник (в русском переводе она не совсем точно называется «О радостотворном плаче»). Синонимом этого понятия является термин χατάνυξις, традиционно переводимый на русский язык как «умиление». Впрочем, этот традиционный перевод уже недостаточно адекватен, ибо в современном восприятии умиление приобрело оттенок некой сентиментальности, лишившись той строгости, которая для данного слова была характерна и в греческом, и в древнерусском языках. Впрочем, и в древнерусском языке данное понятие имело богатый спектр оттенков. Так, И. И. Срезневский дает следующие значения этого слова: «сетование, горесть, уныние, смирение, благочестивое настроение, ласковость» (см.: Словарь древнерусского языка. Т. 3. М., 1989. С. 1205). Сокрушение хотя и связано с покаянием (μετάνοια), но объемлет более широкие и глубокие пласты христианской психологии; оно вызывается ощущением потери спасения, воспоминанием о прошлых грехах и страхом перед возможностью будущих. Следствием сокрушения является очищение от страстей и обретение здоровья души, которые наполняют душу радостью. Само такое сокрушение является даром Божиим (благодатью), но стяжать его следует молитвой. См.: ГА. La spiritualite de l'Orient chretien. Manuel Systematique. Roma, 1978. P. 194–198).