Майкл Грегорио - Критика криминального разума

• Название: Критика криминального разума
• Автор: Майкл Грегорио
• Издательство: АСТ, АСТ Москва
• Жанр: Исторический детектив
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-17-060741-9, 978-5-403-01623-0

Философия — против Смерти.

Гениальный разум — против разума преступного.

Великий Иммануил Кант — в поисках таинственного убийцы.

Маленький, тихий Кенигсберг потрясен серией загадочных, жестоких убийств, расследовать которые явно не под силу молодому судье Ханно Стиффениису, вынужденному просить о помощи великого философа.

Кант, расценивающий расследование как увлекательную игру, соглашается выступить в роли детектива-любителя.

Однако постепенно ставки в игре все возрастают.

А убийца по-прежнему опережает судью и философа на шаг…

---

— Я полагал, что вашей задачей было найти убийцу, Стиффениис, а не собирать сплетни о слугах.

— Мне нужна ваша помощь для защиты профессора Канта, — произнес я резко и стал ждать, пока Яхманн откроет глаза и взглянет в мою сторону. Но он был неподвижен и молчал. — Вы знаете фрау Мендельсон? — продолжил я.

Он кивнул, однако ничего не ответил.

— Она говорила мне, что не раз видела, как Мартин Лямпе входил в дом профессора Канта.

Если бы я сообщил Яхманну, что по улицам Кенигсберга разгуливает на свободе голодный полярный медведь, его потрясение вряд ли было бы столь же сильным. Глаза его мгновенно раскрылись, и он злобно уставился на меня.

— Не подпускайте этого человека к Канту! — крикнул он так громко, что его вопль спровоцировал приступ сильнейшего кашля. Сила его неприязни к Лямпе повергла в растерянность даже меня.

— Вы мне рассказали все, что я должен о нем знать, герр Яхманн?

Старик ничего не ответил, а только еще ниже натянул шерстяной колпак на голову и плотнее запахнулся в шаль, как будто вместе со мной в его комнату пришел зимний холод.

— Лямпе был не просто слугой, — медленно ответил он. — Он был чем-то большим, гораздо большим. Без него профессор Кант просто не мог жить. Как ребенок без матери. Своими интеллектуальными достижениями Кант во многом обязан Мартину Лямпе.

Вероятно, он заметил выражение предельного недоумения и недоверия на моем лице.

— Вы, верно, полагаете, что я преувеличиваю? — Яхманн улыбнулся бледной улыбкой. — Мартина Лямпе демобилизовали из армии, а Канту нужен был слуга. В то время это было удачным совпадением. Кант ведь совершенно беспомощен. Он абсолютно не способен себя обслуживать. И Лямпе пришелся очень кстати. Представьте, профессор сам не может даже надеть чулки. Таким образом, вся повседневная жизнь Канта организовывалась и контролировалась грубым солдатом, послушно выполнявшим любое приказание хозяина. Если Кант требовал, чтобы его ежедневно будили в пять часов утра, капрал буквально исполнял его требование. Если профессор желал соснуть еще немного после назначенного времени, слуга безжалостно вытаскивал его из постели, как ленивое дитя. И Кант был благодарен ему за это. Профессор нуждается в жесткой дисциплине, которую ему могли дать только мать и такой человек, как Лямпе.

Яхманн прервал рассказ, чтобы высморкаться.

— Но почему он изгнал его после стольких лет преданной службы? — продолжил я расспросы.

Утерев нос платком, герр Яхманн ответил:

— Он представлял величайшую опасность для своего хозяина. Мартин Лямпе стал… незаменим.

Я внимательно всматривался в бледное лицо Яхманна. Губы его дрожали, глаза горели болезненным огнем. Казалось, Мартин Лямпе в него самого вселяет ужас.

— Каким образом он мог представлять для него опасность, сударь? Я вас не понимаю.

— Вы знаете Готлиба Фихте? — спросил он вдруг и не стал дожидаться, пока я отвечу. — Фихте был одним из самых многообещающих студентов Канта. Когда вышла его докторская диссертация, многие считали ее автором Канта. Они думали, что он воспользовался именем Фихте как удобным псевдонимом, что, естественно, было неправдой. Фихте часто навещал своего учителя, и Кант всегда очень тепло его принимал. Но после публикации диссертации в их отношения закралась холодность и даже враждебность. Их взгляды разошлись. Да и философская мысль сменила направление. Чувство, Иррациональное, Пафос стали новыми ключевыми понятиями. Эпоха Разума уходила. Логика давно вышла из моды, и на Иммануила Канта смотрели как на артефакт прошлого. А потом Фихте без всякой явной провокации опубликовал язвительный памфлет против Канта, в котором обвинил его в интеллектуальной лени. И вскоре с невероятной наглостью явился к нему домой, заявляя, что желает поговорить с бывшим наставником.

— И Кант принял его?

— Конечно, принял. Вы ведь знаете, какой он. Ему всегда интересно побеседовать с кем-то, от кого можно ожидать формулирования новых концепций. Мартин Лямпе все воспринял совершенно в ином свете.

Я задумался на мгновение над услышанным.

— Лямпе был всего лишь слугой. Что он мог сделать?

Яхманн не обратил никакого внимания на мое возражение.

— Фихте прислал мне письмо, в котором описал то, что случилось в тот день, — продолжал он. — По его словам, он даже опасался за свою жизнь.

Он опустился на подушку, словно его совсем оставили силы.

— Что он сообщил вам? — продолжил я расспросы, не давая собеседнику ни минуты передышки.

Яхманн поднес ко рту фланелевый платочек, сделал глубокий вдох, и густой аромат камфоры разнесся по комнате.

— Выйдя из дома Канта в тот вечер, Фихте оказался в полном одиночестве в переулке. Был густой туман и уже стемнело, но вдруг Фихте почудилось, что кто-то его преследует. Он ускорил шаги, преследователь сделал то же самое. Вокруг не было никого, к кому Фихте мог бы обратиться за помощью. Поэтому ему не оставалось ничего, как повернуться лицом к тому, кто шел за ним по пятам.

— И Фихте узнал его? — спросил я.

Яхманн кивнул:

— Узнал. Это был Иммануил Кант.

На мгновение я подумал, что жар помутил рассудок старца.

— Не тот дружелюбный Кант, с которым Фихте только что беседовал, — продолжал Яхманн, — а некий демон, жуткая пародия, очень похожая на Канта, одетая, как Кант. Он бежал за Фихте с кухонным ножом в руках и перерезал бы ему горло, если бы молодой человек не оказался проворнее. Фихте узнал его. Он увидел, что перед ним не профессор Кант, а его престарелый лакей, который за полчаса до того наливал им обоим чай в почтительном молчании в гостиной Канта.

— Господи помилуй! — не смог я сдержать восклицания, подумав, а не был ли тот вечер началом безумия Мартина Лямпе.

— Фихте назвал его злым воплощением Канта.

— Почему вы не рассказали мне об этом раньше? — спросил я.

Герр Яхманн несколько мгновений молча смотрел на меня.

— И какую пользу вы почерпнули бы из моего рассказа? — холодно ответил он вопросом на вопрос.

— А Канту было известно о происшедшем? — попытался я исправить ошибку.

Яхманн дернулся под одеялом так, словно его ужалила гадюка.

— Вы что, меня за полного идиота принимаете, Стиффениис? В их доме произошла страшная катастрофа: личности поменялись местами. Слуга стал хозяином.

— И вы его прогнали, — заключил я.

— Я попытался подкинуть Канту идею, что ему нужен более молодой слуга. Потом я написал вам, Стиффениис, и попросил не общаться с профессором. Я хотел, чтобы философ прожил старость в мире и спокойствии. Канту необходима защита от окружающего мира. Ему чрезвычайно вредны смущающие дух влияния, которые исходят от таких людей, как вы и Мартин Лямпе. Возраст сказался на стабильности и ясности ума профессора.

Меня крайне расстроила параллель, которую провел герр Яхманн между Лямпе и мной. Он все еще не мог простить мне ту тесную дружбу, которая установилась между мной и его бывшим другом, и не скрывал своей неприязни. Он нас обоих рассматривал в качестве одинаково вредных привязанностей Канта.

— Вскоре после того как я его уволил, — продолжил он, — я сделал еще одно открытие. И оно было в высшей степени печальным. У Лямпе была жена! Он был женат в течение двадцати шести лет, и никто не знал об этом.

— Но он ведь жил в доме Канта…

— Да, и проводил там день и ночь. В течение всех лет службы у него. — Яхманн покачал головой. — С точки зрения условий работы Лямпе брак кажется чем-то совершенно абсурдным.

Он сделал паузу, погрузившись в мрачное молчание.

— У Лямпе были какие-нибудь познания в философии? — спросил я.

Яхманн пожал плечами:

— Что простой пехотинец может знать о таких вещах? Да, он умеет читать и писать, но главное в том, что им овладела навязчивая идея. Однажды он заявил мне, что Кант не способен работать без его помощи. И не раз я заставал его на кухне, листающим труды хозяина. Один лишь Бог знает, что он в них вычитывал! Покидая дом Канта, Лямпе предупредил меня, что профессор не напишет больше ни одного слова без его поддержки. Боюсь, пророчество безумца оправдалось.

— Вы что-нибудь слышали о нем после его увольнения? — спросил я.

Яхманн, казалось, раздулся от возмущения.

— В последнее время я очень редко общался с Кантом. И тем не менее я старался сделать все, что в моих силах, чтобы не допустить Лямпе в его дом. Я с содроганием думаю о том, что профессор не подчинился моему запрету. — Он взглянул на меня, глаза его сверкали лихорадочным блеском и слезились. Слезы текли по щекам. — Фрау Мендельсон уверена в том, что видела именно его?

— Она видела, как он выходил из дома. Не далее как вчера. Она мне так сама сказала.

— Найдите его, Стиффениис! — крикнул Яхманн. — Найдите этого человека, пока он не натворил чего-нибудь страшного.