Городецкий Наумович - Свердлов

• Название: Свердлов
• Автор: Городецкий Наумович
• Издательство: «Молодая гвардия»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1971

Книга рассказывает о жизни и деятельности Я. М. Свердлова.

---

— До свидания, друзья! Крепче держите в руках ружья и знайте, против кого они должны быть направлены! Не за горами день нашей близкой встречи!»

Яков Михайлович запел «Варшавянку», ее подхватили другие ссыльные. «У обрыва Енисея замерли последние слова песни, — писал Б. И. Иванов, — мы сели в сани, я пожал крепко руку Якова, и санки быстро полетели по Енисею, а Яков долго стоял у обрыва, глядя вслед удаляющимся товарищам».

Это было 12 декабря 1916 года. Царизм доживал последние дни.

Глава VII Письма раскрывают душу

В повседневном общении сказанное друг другу пропадает. Самая умная, самая содержательная беседа исчезает, оставляя в памяти лишь след о том, чему она была посвящена. Немногим мемуаристам дано восстанавливать через годы такие беседы. Мы верим Луначарскому и Кларе Цеткин, записавшим свои разговоры с Лениным. Но много ли таких записей?!

Иное дело — письмо.

Оно может пролежать в ящике стола десятилетия, но наступает час, его снова берут в руки, и оно говорит прежним языком — языком эпохи.

Понятно, когда издают письма великих, выдающихся людей. Мысли и чувства их достойны не одного адресата — всего человечества.

Но и обычные письма — клад. Жаль, что они нередко гибнут бесследно. Часто даже по обрывку письма далеких лет мы восстанавливаем детали, которые дороги, памятны. Древние новгородцы писали друг другу на кусочках бересты. Когда археологи нашли сотни берестяных грамот, мы услышали голос наших предков. А письма «в пылающий адрес войны», как сказал поэт?

Письма — удивительный, своеобразный, ни с чем не сравнимый исторический источник, подлинно человеческий документ.

Перед нами письма Якова Михайловича Свердлова юной Кире Бессер. Чем же примечательны они? Почему они занимают в переписке Свердлова второе место после писем жене — Клавдии Тимофеевне?

Чтобы понять это, вернемся в Екатеринбург, в 1905 год. Там Свердлов познакомился с лесным инженером Александром Александровичем Бессером, его женой Лидией Ивановной, их маленькой еще тогда дочкой Кирой. Бессер выполнял ответственные поручения Уральского областного комитета РСДРП. Тесной дружбой с тех пор был связан с этой семьей Яков Михайлович.

Инженер Бессер арендовал в Екатеринбурге небольшой двухэтажный дом с двориком, садом и различными вспомогательными помещениями. Внизу была гостиная, две-три комнатки. Там внезапно появлялись какие-то люди, жили по нескольку дней и исчезали. Маленькая Кира даже боялась спускаться в эти комнаты и убегала прямо в сад, ей казалось, что первый этаж их дома окружен какой-то тайной.

Все, разумеется, было проще. Квартира инженера Бессера была конспиративной. Кроме Я. М. Свердлова, там бывали Н. Батурин, Ф. Сыромолотов, А. Чуцкаев и др.

В 1909 году семья Бессер перебралась в Петербург. Яков Михайлович в 1912–1913 годах не раз бывал на Широкой улице, где жили Бессеры. Маленькая Кира выросла, стала подростком и хорошо помнит это время. Передаем слово Кире Александровне Бессер-Полонской. Она любезно предоставила в наше распоряжение свои воспоминания.

«Однажды поздней осенью, — говорит К. А. Бессер, — в темный ноябрьский день, в квартире появился какой-то таинственный человек. Я была очень робкой, и меня еле заставили выйти в столовую. Темный, черный человек крепко потряс руку. С этого времени мы подружились. Яков Михайлович был удивительно прост, умел легко подходить к людям всех возрастов и быстро располагал к себе. Любил много говорить, все время гудел своим крепким, густым басом. Был небольшой, крепкий, подвижной и в то же время какой-то собранный, без жестов. Лицо у него было светлое, матовое, но казалось темным от шапки иссиня-черных волос и черной косоворотки, которую очень часто носил.

Этот вечер, как иногда и другие вечера, проводил с отцом за шахматами и удивительно безразлично относился к проигрышу.

Я болела. Яков Михайлович придвигал стул к постели, и начиналась беседа. Мои мрачные мысли немедленно подвергались критике и рассеивались без следа. Никто не мог так легко заражать жизнерадостностью… „Эх, хорошая штука жизнь“. Часто садился к печке, называя ее „камельком“. Ясно помню надвигающиеся сумерки, его темный силуэт, поблескивают очки и попыхивает папироса. Прежде чем закурить, он долго постукивал ею о ноготь большого пальца.

Январь — февраль 1913 года. Яков Михайлович опять у нас на Широкой. Однажды днем, уходя к Петровскому, просит постоять у окна и посмотреть, нет ли шпиков. Гордая таким поручением, я прильнула к окну. Ясно помню его удаляющуюся фигуру. Руки в карманах потертой шубенки, крупные, быстрые шаги и слегка сутулый, устремленный вперед корпус. Я внимательно смотрела вслед ему, никого не заметила, сообщила об этом маме, и мы успокоились. Мы не видели его до 1917 года. Как известно, на квартире Г. И. Петровского он был арестован, преданный Малиновским».

С тех пор между Яковом Михайловичем и семьей Бессер завязалась оживленная переписка. Продолжалась она до самого конца ссылки Свердлова.

В первом же письме «из-за толстых стен» петербургской одиночной тюрьмы «Кресты» 7 апреля 1913 года Яков Михайлович сожалеет, что не может по своим условиям «исполнить просьбу Кирочки (может, Александровны?) и написать на интересующую ее тему о смысле жизни». Собственно говоря, выяснению смысла жизни были посвящены все письма Свердлова Кире Бессер. Кстати, именно этому мы обязаны, что письма сохранились. Все, что адресовалось взрослой части семьи Бессер, естественно, уничтожалось по соображениям конспирации.

Письма Якова Михайловича из далекой сибирской ссылки юной корреспондентке, жившей в столице Российской империи, поражают своей жизнерадостностью, глубокой, выношенной годами испытаний верой в победу революционного дела. Если бы не описания северной природы и не упоминания об охоте и рыбной ловле для пропитания, можно подумать, что адресат Киры Бессер находился в университетском центре, откуда делился своими познаниями в литературе и искусстве. Но уроки всту пающей в жизнь девушке давал не ученый муж, а политический ссыльный, чью волю не сломили ни версты, ни Север, ни преследования охранников.

Кире Бессер и ее сверстникам выпало на долю непростое отрочество — оно пришлось на годы политической реакции вслед за поражением первой русской революции. Реакция наступала по всему фронту. Школьный учебник, иллюстрированный журнал, спектакль, модный роман были пронизаны самодовольным торжеством победы царского самодержавия над героической армией российского пролетариата, впервые вышедшей в открытый бой со своими врагами и поработителями. Это не означало, разумеется, что вся литература, все искусство были такими. В те же годы жили и творили Толстой и Горький, Куприн и Бунин, Короленко и Тимирязев.

Поток бульварного, откровенно порнографического чтива был поистине мутным. «Правда» тогда же метко окрестила его «иудиной беллетристикой», имея в виду прямое предательство революционных идеалов и стремлений, поношение марксизма, проповедь индивидуализма и мистицизма.

Ясно, что подобная писанина пагубно действовала прежде всего на молодежь. В самом деле, чему мог научить российских подростков, юношей и девушек Санин — герой романа М. Арцыбашева, выпущенного в 1907 году? Известный большевистский публицист и критик М. С. Ольминский гневно и резко писал, что в «Санине» Арцыбашев оплевывает всякое общественное дело и, по существу, ставит лозунг «Водку и девку!» на место лозунга «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!».

Шеститомный роман А. Вербицкой «Ключи счастья» (1909–1913) стал синонимом торжествующего мещанства и литературной пошлости, так же, как и дамские писания Чарской.

А поэзия? «Я проклял вас, люди!», «И разве смерть страшна? Жизнь во сто раз страшней!» — вещал К. Бальмонт. «Мы — пленные звери, голосим, как умеем. Глухо заперты двери, мы открыть их не смеем», — вторил Федор Сологуб. «Исчезни в пространство, исчезни, Россия, Россия моя!» — призывал Андрей Белый.

Не удивительно, что первой по важности темой переписки Киры Бессер с Яковом Михайловичем Свердловым стала проблема оптимизма и пессимизма, восприятия жизни и отношения к ней.

На первый взгляд может сложиться впечатление, что мы просто перечитываем письма старшего товарища, умудренного жизненным опытом, убежденного в своей правоте. Письма, адресованные девочке, часто болевшей, терявшей уверенность а своих силах, искренне заблуждавшейся. Но это внешняя оболочка, поверхностное. Все так и было. Кира Бессер собиралась стать скульптором, однако болезнь выбивала ее из колеи постоянных, повседневных занятий.

Но есть в письмах Свердлова внутренний жар, как уголь под пеплом слов, глубочайшая убежденность в истинности избранного пути. И еще: оптимизм Свердлова органичен. Это не поза, не наигранное состояние, это потребность души. Это революционный оптимизм.