Иван Бунин - Том 1. Стихотворения

• Название: Том 1. Стихотворения
• Автор: Иван Бунин
• Жанр: Поэзия
• Год: 1987

Имя Ивана Бунина (1870–1953) — одного из проникновенных, трагических классиков русской литературы, почетного академика изящной словесности, лауреата Нобелевской премии (1993) — известно во всем мире.

Во первый том Собрания сочинений вошли стихотворения И. А. Бунина и сделанный им перевод «Песни о Гайавате».

http://ruslit.traumlibrary.net

---

20. VIII.08

Имру-Уль-Кайс*

Ушли с рассветом. Опустели
Песчаные бугры.
Полз синий дым. И угли кровью рдели
Там, где вчера чернели их шатры.
Я слез с седла — и пряный запах дыма
Меня обвеял теплотой.
При блеске солнца был невыразимо
Красив огонь прозрачно-золотой.

Долина серая, нагая,
Как пах осла. В колодце гниль и грязь.
Из-за бугров моря текут, сверкая
И мутно серебрясь.
Но тут семь дней жила моя подруга:
Я сел на холм, где был ее намет,
Тут ветер дует с севера и юга —
Он милый след не заметет.

Ночь тишиной и мраком истомила.
Когда конец?
Ночь, как верблюд, легла и отдалила
От головы крестец.
Песок остыл. Холодный, безответный,
Скользит в руке, как змей.
Горит, играет перстень самоцветный —
Звезда любви моей.

21. VIII.08

«Открыты окна. В белой мастерской…»*

Открыты окна. В белой мастерской
Следы отъезда: сор, клочки конверта.
В углу стоит прямой скелет мольберта.
Из окон тянет свежестью морской.

Дни все светлей, все тише, золотистей —
И ни полям, ни морю нет конца.
С корявой, старой груши у крыльца
Спадают розовые листья.

28. VIII.08

Художник*

Хрустя по серой гальке, он прошел
Покатый сад, взглянул по водоемам,
Сел на скамью… За новым белым домом
Хребет Яйлы и близок и тяжел.

Томясь от зноя, грифельный журавль
Стоит в кусте. Опущена косица,
Нога — как трость… Он говорит: «Что, птица?
Недурно бы на Волгу, в Ярославль!»

Он, улыбаясь, думает о том,
Как будут выносить его — как сизы
На жарком солнце траурные ризы,
Как желт огонь, как бел на синем дом.

«С крыльца с кадилом сходит толстый поп,
Выводит хор… Журавль, пугаясь хора,
Защелкает, взовьется от забора —
И ну плясать и стукать клювом в гроб!»

В груди першит. С шоссе несется пыль,
Горячая, особенно сухая.
Он снял пенсне и думает, перхая:
«Да-с, водевиль… Все прочее есть гиль».

1908

Отчаяние*

…И нового порфирой облекли
И назвали владыкою Ирана.
Нож отняли у прежнего тирана,
Но с робостью, с поклоном до земли.

В Испании — рев варварского стана,
Там с грязью мозг копытами толкли…
Кровоточит зияющая рана
В боку Христа. — Ей, господи, внемли!

Я плакал в злобе; плакал от позора,
От скорби — и надежды: я года
Молчал в тоске бессилья и стыда.
Но я так жадно верил: скоро, скоро!

Теперь лишь стоны слышны. В эти дни
Звучит лишь стон… Лама савахфани?

1908

«В полях сухие стебли кукурузы…»*

В полях сухие стебли кукурузы.
Следы колес и блеклая ботва.
В холодном море — бледные медузы
И красная подводная трава.

Поля и осень. Море и нагие
Обрывы скал. Вот ночь, и мы идем
На темный берег. В море — летаргия
Во-всем великом таинстве своем.

«Ты видишь воду?» — «Вижу только ртутный
Туманный блеск…» Ни неба, ни земли.
Лишь звездный блеск висит под нами — в мутной
Бездонно-фосфорической пыли.

<1908>

Трон Соломона*

На письмена исчезнувших народов
Похожи руны Времени — значки
Вдоль старых стен и полутемных сводов,
Где завелись точильщики-жучки.

Царь Соломон повелевал ветрами,
Был маг, мудрец. «Недаром сеял я, —
Сказал господь. — Какими же дарами
Венчать тебя, царь, маг и судия?»

«Сев славных дел венчает солнце славы, —
Ответил царь. — Вот гении пустынь
Покорны мне. Но гении лукавы,
Они не чтут ни долга, ни святынь.

Трон Мудрости я им велел построить,
Но я умру — и, бросив труд, в Геджас
Уйдут они. Ты мог мне жизнь устроить:
Сокрой от них моей кончины час».

«Да будет так», — сказал господь. И годы
Текли в труде. И был окончен трон:
Из яшмы древней царственной породы,
Из белой яшмы был изваян он.

Под троном львы, над троном кондор горный,
На троне — царь. И ты сокрыл, творец,
Что на копье склоняется в упорной,
Глубокой думе — высохший мертвец.

Но рухнет он! Древко копья из кедра,
Оно — как сталь. Но уж стучат жучки!
Стучат, стучат — и рассыпают щедро
Зловещие, могильные значки.

<1906–1908>

Рыбалка*

Вода за холодные серые дни в октябре
На отмелях спала — прозрачная стала и чистая.
В песке обнаженном оттиснулась лапка лучистая:
Рыбалка сидела на утренней ранней заре.

В болоте лесном, под высоким коричневым шпажником,
Где цепкая тина с листвою купав сплетена,
Все лето жила, тосковала о дружке она,
О дружке, убитой заезжим охотником-бражником.

Зарею она улетела на дальний Дунай —
И горе забудет. Но жизнь дорожит и рыбалкою:
Ей надо помучить кого-нибудь песенкой жалкою —
И Груня жалкует, поет… Вспоминай, вспоминай!

<1906–1908>

Баба-Яга*

Гулкий шум в лесу нагоняет сон —
  К ночи на море пал сырой туман.
Окружен со всех с четырех сторон
  Темной осенью островок Буян.

А еще темней — мой холодный сруб,
  Где ни вздуть огня, ни топить не смей,
А в окно глядит только бурый дуб,
  Под которым смерть закопал Кощей.

Я состарилась, изболелась вся —
  Десять сот годов берегу ларец!
Будь огонь в светце — я б погрелася,
  Будь дрова в печи — похлебала б щец.

Да огонь — в морях мореходу весть,
  Да на много верст слышен дым от лык…
Черт тебе велел к черту в слуги лезть,
  Дура старая, неразумный шлык!

<1906–1908>

Дикарь*

Над стремью скал — чернеющий орел.
За стремью — синь, туманное поморье.
Он как во сне к своей добыче шел
На этом поднебесном плоскогорье.

С отвесных скал летели вниз кусты,
Но дерзость их безумца не страшила:
Ему хотелось большей высоты —
И бездна смерти бездну довершила.

Ты знаешь, как глубоко в синеву
Уходит гриф, ужаленный стрелою?
И он напряг тугую тетиву —
И зашумели крылья над скалою,

И потонул в бездонном небе гриф,
И кровь, звездой упавшую оттуда
На берега, на известковый риф,
Смыл океан волною изумруда.

<1906–1908>

Напутствие*

«За погостом Скутари, за черным
Кипарисовым лесом…» — «О мать!
Страшно воздухом этим тлетворным
    Молодому дышать!»

«Там шалаш, в шалаше — прокаженный…»
«Пощади свежесть сердца!..» — «Склонись
До земли и рукой обнаженной
    Гнойной язвы коснись».

«Мать! Зачем? Разве душу и тело
Я не отдал тебе?» — «Замолчи.
Ты идешь на великое дело:
    Ждут тебя палачи.

Тверже стали, орлиного когтя
Безнадежное сердце. Склонись —
И рукой, обнаженной до локтя,
    Смертной язвы коснись».

<1906–1908>

Последние слезы*

Изнемогла, в качалке задремала
Под дачный смех. Синели небеса.
Зажглась звезда. Потом свежее стало.
Взошла луна — и смолкли голоса.

Текла и млела в море полоса.
Стекло балконной двери заблистало.
И вот она проснулась и устало
Поправила сухие волоса.

Подумала. Полюбовалась далью.
Взяла ручное зеркальце с окна —
И зеркальце сверкнуло синей сталью.

Ну да, виски белеют: седина.
Бровь поднята, измучена печалью.
Светло глядит холодная луна.

<1906–1908>