Неизвестен Автор - Лётчики (Сборник)

• Название: Лётчики (Сборник)
• Автор: неизвестен Автор
• Жанр: Биографии и Мемуары

Сборник Лётчики Сост. В. Митрошенков {1}Так обозначены ссылки на примечания. Примечания в конце текста книги. Аннотация издательства: Сборник "Летчики" посвящается 60-летию ВЛКСМ. В книгу вошли очерки о выдающихся военных летчиках, воспитанниках Ленинского комсомола, бесстрашно защищавших родное небо в годы Великой Отечественной войны. Среди них дважды Герои Советского Союза В. Сафонов, Л. Беда, Герой Советского Союза А. Горовец, только в одном бою сбивший девять самолетов врага. Предисловие к книге написал прославленный советский летчик трижды Герой Советского Союза И. Кожедуб. ...

---

За проявленные мужество и отвагу 20-й истребительный авиационный полк, где воевал Алексей, одним из первых получил звание гвардейского.

Памятна была Алексею еще одна встреча с любителем одиночной охоты - по странному совпадению это тоже был рыскающий над нашими позициями "юнкерс". На этот раз Алексей не горячился, действовал осмотрительно, быстро, точно совершая необходимый для атаки маневр, и вдруг мелькнула озорная мысль: "А не попробовать ли посадить этого храбреца на наш аэродром? Добить я его всегда успею".

Гитлеровец умело, но медленно - скорость против истребителя не та уклонялся, когда Алексей коротко постреливал для острастки, и в конце концов понял не только то, что находится под прицелом и может ожидать роковой очереди в любую минуту, но и намерения советского летчика. Поразмышляв, видимо, что выбрать - смерть или плен, - он предпочел последнее и повел самолет на посадку.

Командир полка майор Павел Захарович Шевелев поздравил Хлобыстова с первой высокой наградой - орденом Красного Знамени.

Рос счет сбитым самолетам, и вскоре на гимнастерке Хлобыстова красовался второй орден Красного Знамени. И хотя воевал он сравнительно недавно, его можно было уже считать опытным воздушным бойцом - в полк, случалось, приходили ребята и вовсе необстрелянные. Хвалили его действия на разборах боевых вылетов, стали проявлять к нему интерес и журналисты, а у них, как известно, свое чутье на человека незаурядного.

Трезво оценивая свой опыт и мастерство летчика-истребителя, он - такая уж натура упорная - никак не мог все же забыть маленького конфуза на экзамене в училище. Говорят, раз уж мысль-искусительница засядет в мозгу, рано или поздно она себя проявит. И Алексей не устоял. Возвращаясь как-то после утомительного и безрезультатного патрулирования, он, прежде чем зайти на посадку, вдруг, возможно, и сам того не ожидая, крутнул несколько сложнейших фигур высшего пилотажа на виду у всего честного народа. Знай, мол, наших.

С немым изумлением наблюдал командир эскадрильи капитан Поздняков за непонятными маневрами своего друга-подчиненного.

- В кино, я понимаю, можно подобный цирк показывать, - вскипел капитан. - Но ты, надеюсь, не в актеры собираешься?

- После победы? А почему бы и нет? Внешность у меня, говорят, подходящая, да и сам вижу - девушки засматриваются. - Хлобыстов погасил улыбку. - Извини, Алеша, настроение вдруг непонятное случилось.

- Извиняю. А повторится что-либо подобное - не обижайся, спрошу с полной строгостью. Хотя, если в штабе узнают, не уверен, что тебе эта шутка сойдет с рук. Не мне тебя учить, но запомни все же: на нас молодые смотрят, учатся, опыт перенимают, и вдруг на тебе... В авиации не только дисциплина, но и самодисциплина - вещь первостатейная. От нее и успех боя, и жизнь твоя и других зависит.

Алексей вспомнил инструктора училища - сейчас капитан почти дословно его повторил - и почувствовал, что к нему снова возвращается хорошее настроение.

- Ох и любишь ты читать нотации, командир.

- Видимо, учитель во мне родился, да не состоялся, - с неожиданной грустью сказал Поздняков, хотя все знали, что в полку не найти, пожалуй, более преданного авиации человека, нежели он.

Они дружили крепко, по-мужски, были искренне преданы друг другу, а если уж летали парой - понимали, казалось, намерения друг друга с полунамека. В эскадрилье их в шутку называли Алексей-первый и Алексей-второй. Задвинет Хлобыстов фонарь кабины, вскинет вверх руки, прося разрешения на вылет, и кто-то из молодых обронит: "Второму дают взлет". Командира и его заместителя уважали, чтили, учились у них, стараясь подражать и на земле и в воздухе.

Стояла тусклая, холодная северная весна. Они взлетели шестеркой, привычно, по трое взяли строй "клин". Пройдет немного времени, и истребители - как наши, так и немецкие - станут в боевом порядке держаться парами - ведущий и ведомый. В первые же месяцы войны летали и воевали именно клином, хотя неудобство в таком построении летчики ощущали: на острие атаки практически оказывался один самолет, а двое ведомых, прикрывая хвост ведущему, поневоле были обречены на пассивную роль.

Полет прошел без происшествий, небо на много километров вокруг было чистым и от облаков, и от самолетов неприятеля.

Никто из них не знал - а было это 8 апреля 1942 года, - что через несколько часов в этом же составе они поднимутся по тревоге в воздухе и проведут бой, который может войти во все учебники авиации как образец высочайшего летного мастерства, мужества. И вообще день выдался для Алексея особенным - потом его назовут звездным днем Алексея Хлобыстова.

Передохнув немного, они с Поздняковым вылетели на разведку. Слетали удачно, хотя знакомой радости от добротно выполненного задания не чувствовалось. Устали до смерти, было ощущение, будто в тело капля за каплей вливается свинец. "Критические нервно-психологические и физические перегрузки", - сказали бы сегодня. Летчики определяли свое состояние проще: "Поспать бы часок-другой".

Хлобыстов дежурил. Он сидел в самолете, привычно наблюдая за напряженными аэродромными буднями, и не заметил, как унесся мыслями в далекие мирные годы. Вспомнилось детство, родное село Захарово, отец...

Отца он уважал, старался его не огорчать - тот болел часто, донимали старые раны, - любил слушать его рассказы про гражданскую войну и схватки с белогвардейцами, бандитами. Родом из Захаровки был еще один человек, имя которого в те годы воспринимали как легенду.

- Пап, неужели взаправду Елин видел и охранял Ленина? Расскажи, а?

Степан Федорович рассказывал, что знал, о том, как Петроград встречал в апреле Ленина на Финляндском вокзале. Позже учитель Иван Алексеевич уже более подробно расскажет детям о том, как их односельчанин Георгий Васильевич Елин попал по мобилизации в Петроград, служил в автобронемастерских, вступил в партию большевиков. В дни Февральской революции его избрали членом Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов. С отрядом надежных рабочих и солдат Елин занял дворец Кшесинской и был назначен его комендантом. Во дворце разместился большевистский Центральный Комитет. По заданию партии Елин, несмотря на запрет командования, привел 16 апреля к Финляндскому вокзалу два автоброневика, грузовую машину и легковой "фиат".

Они читали в классе вслух книгу "Рассказы рабочих о Ленине", и Иван Алексеевич попросил их записать в тетрадки слова Подвойского (Елин с ним вместе работал) об их земляке: "Елин, - писал Подвойский, - со своим отрядом достойным образом встретил нашего вождя. Но заслуга Елина заключается еще в том, что он не побоялся представить возможность Ленину встать на твердую стальную трибуну и провозгласить большевистские лозунги".

Ребята слушали эти рассказы затаив дыхание и с гордостью осознавали причастность своей маленькой Захаровки к такому великому событию, как Октябрьская революция. Хорошие у них были наставники - умели рассказать, умели учить и, главное, пробудить желание знать больше...

Вспомнилось и недавнее партийное собрание, где рассматривалось заявление о приеме в партию. Алексей, рассказывал о себе, о своем решении стать коммунистом, говорил:

- Мне повезло - и в том, что я родился в такой стране, как наша, за которую я готов в любую минуту отдать жизнь, и в том, что с детства меня окружали люди, которые были для меня примером. Это земляки-односельчане, организаторы колхоза и партячейки в селе, отец мой - боец первых организованных частей Красной Армии, воспитатели, педагоги - в школе, заводском коллективе, училище. И здесь, в части, коммунисты стали для меня образцом поведения и в жизни, и в борьбе с фашизмом.

Он с волнением ждал, какую оценку дадут ему однополчане. Речей долгих в условиях фронтового аэродрома, понятно, не произносили, но и в коротких выступлениях коммунисты сумели сказать о Хлобыстове - летчике и человеке хорошие, от сердца идущие слова, но и не только хорошие. Одно замечание, похоже, попало в цель - Алексей почувствовал, как вспыхнули от смущения щеки. А говорилось о том, что после случая с "юнкерсом", которого он принудил к посадке, показалось товарищам, что иногда излишне самоуверенно стал держаться Хлобыстов в небе. Уж не признаки ли это болезни, которая называется "головокружением от успехов"?

Слово берет капитан А. Поздняков:

- Правильное замечание. И еще горячится он в отдельные моменты боя, когда требуется хладнокровие и смелость, но смелость не безрассудная, а суворовская, то есть расчетливая и грамотная. Да, грамотная! - И капитан, словно стоя перед аудиторией, назидательно поднял вверх палец.

Что ж, правильно говорили товарищи: чтобы считать себя по-ленински коммунистом, ему предстояло еще многому учиться и научиться. Может, поторопился он с заявлением? Но решение собрания было единодушным: принять в члены партии большевиков.

Поздняков, крепко тряхнув Алексею руку, спросил, лукаво прищурясь: