Дэрил Грегори - Пандемоний

• Название: Пандемоний
• Автор: Дэрил Грегори
• Издательство: АСТ
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-17-065600-4

Америку охватила пандемия. В тысячи и тысячи взрослых и детей вселились демоны, принимающие известные каждому американцу с детства образы персонажей из фильмов, книг и комиксов. В душе у кого-то поселился Индиана Джонс, а у кого-то — Росомаха… Кто-то стал Люком Скайуокером, а кто-то — Суперменом… И нет такого экзорциста, который помог бы жертвам этого тотального умопомешательства. Впрочем… а так ли это плохо? Ведь самые прославленные и обаятельные герои американской поп-культуры всегда были «хорошими парнями». По крайней мере… почти все они. Вот с этим «почти» и начинаются проблемы. Потому что есть ведь и «плохие парни»…

Многоуровневая, многослойная фантастика.

Дэрил Грегори умеет задавать вопросы и заставлять читателей думать над ответами.

«Asimov's Science Fiction»

Берегитесь, мистер Летэм! Дэрил Грегори — новая звезда интеллектуальной НФ, писатель, умеющий придавать поп-культурным штампам глубину, какой фантастика не знала со времен Филиппа Дика.

Чарлз Колман Финли

---

Думаю, ни один из этих наукообразных ярлыков не приживется. Чем хуже слово «демон»? Слово «одержимость»? Ведь даже школьник, и тот способен сделать грамматический разбор предложения «Я одержим демоном» — подлежащее, сказуемое, дополнение.

Я обошел зал, стараясь держаться подальше от группок участников, у которых здесь, как я понял, было также что-то вроде встречи выпускников. Для представителей ученого мира конференция — удобное место для общения с друзьями, потому что где им еще встречаться, как не здесь? Читать заголовки стендов было выше моих сил. Больше всего на свете мне хотелось выскользнуть в единственную имевшуюся здесь дверь — ту, через которую я вошел. Лямка сумки больно врезалась в плечо. Лицо раскраснелось и горело.

В десяти футах от двери проход загораживала группа людей, пришедших на презентацию. Экрана не было — этой цели служила белая стена. Я плечом растолкал толпу и поднял взгляд на стену в тот самый момент, когда картинка сменилась. Это было изображение фермы, которую Художник нарисовал в аэропорту — тот самый белый домик самой фермы, красная силосная башня и бурый сарай, золотые поля в окружении деревьев. Правда, в отличие от картинки в аэропорту эта была нарисована на кирпичной стене какого-то дома и имела более внушительные размеры, если судить по гаражной двери на краю изображения — как минимум пятьдесят футов в длину и около двадцати в высоту. Затем картинка сменилась — теперь это был нарисованный мелом мальчик в плавках. Обхватив руками колени, он сидел на валуне посреди реки. Через плечо, словно плащ, переброшено полотенце.

Существо, обитавшее в моей голове, тотчас дернулось и вздрогнуло; к горлу подступила тошнота. Я пулей выскочил из кучи народа, и наплевать, что спину мне обожгли чьи-то недоуменные взгляды. Я выбрался в коридор и зашагал вниз по лестнице, которая вела к выходу — к озеру и свежему ветру.

И пусть ученые дамы и мужи пишут свои опусы о новой тематике творчества Художника. Полагаю, среди них наверняка есть фракции, которые с пеной у рта спорят о значении деталей на этих картинках, а какие-нибудь юные радикалы представляют смелую и необычную интерпретацию мальчика на валуне. Боже, смешно смотреть, как они тщатся увидеть в этом какой-то смысл!

Дело в том, что правда гораздо страшнее: никто из присутствующих даже не догадывался, что происходит на самом деле. Или же они правы, и все так и есть на самом деле: пришельцы, асуры и архетипы, психозы, галлюцинации и геенна огненная.

Пандемоний.

* * *

— Слышал стишок про собаку, у которой во рту кость? — спросила меня уличная побирушка.

Правда, у нее не было ни сумки на колесиках, ни пластикового пакета, зато в руках она держала вместительный виниловый ридикюль — в папках такого размера художники обычно носят картины, — который, несомненно, относил побирушку к категории уличных мешочниц.

Впрочем, это она не мне, поэтому я не стал поднимать головы. Бетонная скамейка, похоже, вот-вот отморозит мне зад, но возвращаться внутрь я не стал.

Женщина произносила слова несколько театрально, громче и четче обычного, что свойственно аутичным личностям, на которых я насмотрелся в больнице. Пропустить ее речи мимо ушей было невозможно. На женщине были красная фуфайка с капюшоном, зимняя куртка в голубую полоску и длинная клетчатая юбка, надетая на серые шаровары с начесом. Верх резиновых сапог был отделан мехом «под леопарда».

Обращалась она к немолодому бородатому мужчине, сидевшему на соседней скамейке. Бородачу можно было дать сколько угодно — от семидесяти до девяноста. Он сидел словно статуя, сложив на коленях руки. И внимательно ее слушал. Рядом с ним устроилась удивительно красивая молодая белая женщина, которую я принял за его дочь, если не внучку. Она изучала буклет конференции, хотя на вид я бы ни за что не принял ее за представительницу ученого мира: длинные темные волосы, почти такие же, какие были у Амры раньше, узкая юбка, загорелые ноги.

— Это очень хороший стих, — продолжала тем временем мешочница.

Старик промолчал. Темноволосая женщина оторвалась от буклета и обменялась взглядами с единственным посторонним человеком в непосредственной близости от нее. Это был моложавый мужчина лет пятидесяти, в джинсах и блейзере, с длинными светлыми волосами. Одну руку он держал в кармане джинсов, другой одновременно сжимал сигарету и банку газировки «Маунтин-Дью». Он расхаживал взад-вперед и каким-то уму непостижим образом умудрялся и курить, и пить из банки. Мужчина сделал затяжку, посмотрел на уличную побирушку и пожал плечами.

— Собака подошла к луже и увидела в ней свое отражение, — продолжала тем временем та. — Увидела отражение и подумала, что в луже другая собака, у которой тоже во рту кость. Себя собака не узнала и подумала, что в луже какая-то другая собака, и кость во рту у нее гораздо больше, чем та, что во рту у нее. И тогда она разжала зубы и выпустила кость, чтобы отнять ту, что была больше. Ее кость упала в воду, и теперь друг на друга смотрели две собаки, обе лишившиеся своих косточек. Мораль этой истории в том, что у соседа трава на газоне всегда зеленее. Ну как, теперь понятно?

— Так уж устроен мир, — вздохнул старик.

Голос его звучал глухо и невыразительно, словно был оцифрован и пропущен через специальное устройство для передачи по спутниковому каналу связи.

— Я прочла все книги Филипа Дика, — пояснила мешочница. Словно это логически вытекало из стишка про собаку и ее кость. — «Пролейтесь, слезы…», «Убик», «Дневная сова». Одну его поэму я прочла двадцать два раза. У меня при себе всегда томик его стихов. Вот он.

Я поднял глаза. Мешочница вытащила из бездонного ридикюля книжку в бумажной обложке.

— Вы мне ее не подпишете?

Она открыла обложку и сунула книгу ему едва ли не в лицо. Старик даже не пошевелился. Неспешным движением он вынул из внутреннего кармана ручку, взял книгу и начертил несколько завитков, украсив их посередине буквой X. Мне было плохо видно, что он там написал, но вряд ли это была обыкновенная подпись.

— Огромное вам спасибо, — поблагодарила женщина и, не глядя, захлопнула книжку. — Надеюсь, вы найдете Феликса. А мне пора.

С этими словами она резко развернулась и едва не ударилась о капот автомобиля, который в этот момент выруливал на проезжую часть. Машина резко затормозила. Женщина на мгновение осталась стоять на месте, глядя на водителя, после чего обошла машину и направилась в сторону отеля «Хайатт».

Я посмотрел на старика. Он поймал мой взгляд. Глаза у него были глубоко посаженные, однако взгляд острый и цепкий. Одно веко опустилось, потом открылось снова. Это он мне подмигнул.

Мне тотчас припомнился Художник — тот, в аэропорту. Точно такое же подмигивание.

— Поклонница, — произнес он и его губы сложились в подобии улыбки. И хотя старик даже не пошевелился, у меня возникло ощущение, будто он пожал плечами. — Приходится выполнять свой долг.

Задняя дверь автомобиля открылась, и оттуда вышел темнокожий мужчина с портфелем, в котором угадывался внушительных размеров ноутбук. Я узнал его по портрету на суперобложке книги, особенно шевелюру волнистых, черных как смоль блестящих волос. Своим чубом он чем-то напоминал Элвиса.

Доктор Рам направился в мою сторону, на ходу энергично кивая чему-то такому, что говорил его спутник, который также вышел вслед за ним из машины. Этот был священник, лысый, в длинной, развевающейся сутане с белым воротничком.

Впрочем, нет, все-таки не священник — по крайней мере не католический. Потому что при ближайшем рассмотрении я понял, что это женщина. Голова у нее была обрита наголо, что только подчеркивало красоту лица — высокие скулы, тонкий подбородок. Женщина шагала, слегка нагнувшись к доктору, с таким же, как у него, целеустремленным видом. Хотя Рам кивал ее словам, мне показалось, что они о чем-то спорят.

Я встал со скамейки. Я был не готов к этой встрече, не ожидал, что увижу его прямо сейчас, но что мне еще оставалось делать, если я хотел с ним поговорить, прежде чем он отправится на презентацию. Тогда к нему будет не подобраться сквозь толпу студентов и коллег.

Бритоголовая женщина посмотрела в мою сторону, после чего заметила старика на скамейке и остановилась.

— Привет, ВАЛИС, — произнесла она ровным тоном.

У женщины был легкий австралийский акцент, а может, ирландский. И красивые уши.

— Добрый день, мать Мариэтта, — ответил тот.

Доктор Рам уже толкнул вращающуюся дверь. Женщина устремилась за ним вслед. Я даже не пошевелился.

К ВАЛИСу подошел его приятель (сын? зять?) — с той же сигаретой и банкой коктейля в руке.

— Какого черта здесь забыла О’Коннел? — спросил он. — Я думал, она отошла от дел, стала отшельницей или типа того.

— Она экзорцист, Том, — произнес ВАЛИС своим оцифрованным голосом. — Это ее призвание, а от призвания не уйдешь.