С. И. Смирнов - Духовный отец в Древней Восточной Церкви

• Название: Духовный отец в Древней Восточной Церкви
• Автор: С. И. Смирнов
• Издательство: Православный Свято–Тихоновский Богословский институт
• Жанр: Религия
• Год: 2003
• ISBN: ISBN 5–7429–0117–8

Книга проф. С. И. Смирнова (1870–1916) посвящена истории развития института духовничества в Древней Церкви (рассматривается период Вселенских Соборов). Старчество в древних восточных монастырях и его организация, особенности совершения исповеди и покаяния в миру и монастыре — эти вопросы получают всестороннее освещение в широком контексте истории древнего монашества. Несмотря на то, что книга вышла отдельным изданием еще в 1906 году, она не утратила своего значения и поныне.

---

Подобные наставления есть у преп. Ефрема Сирина и Марка Подвижника[872].

Установив отношение Петра Хартофилакса к свидетельству Анастасия Синаита, которое первый использовал в своих целях, чрезвычайно важно обратить внимание на то, как Петр понимал это свидетельство. Анастасия Синаита в данном месте чаще всего считают свидетелем о сакраментальной тайной исповеди перед пресвитерами. Но, очевидно, не так его понимал Петр Хартофилакс. Исповедь пред пресвитерами в период Вселенских Соборов предполагается известными учеными порядком установленным прочным церковным институтом. Но тогда излишен был бы для писателя XI в. и сам вопрос: хорошо ли исповедовать грехи свои духовным мужам? А второй вопросо–ответ Петра с этой точки зрения и совершенно непонятен — как возможно было бы при наличности массы пресвитеров, компетентных совершителей церковного покаяния, не найти подходящего духовника, так что приходилось иногда вместо исповеди перед духовным мужем исповедоваться мысленно, непосредственно Богу. Ясно, что под духовными мужами Петр разумел не пресвитеров, а духовных отцов — богоозаренных старцев, которых действительно надо было верующему разыскивать, и не всегда успешно. Вот почему мы думаем, что в истолковании свидетельства (по крайней мере, Петра Хартофилакса) ближе к истине Н. С. Суворов, и сами толкуем оба свидетельства как показания об исповеди мирян перед старцами.

С. И. СМИРНОВ[873] (8 сентября 1870 г., — 4 июля 1916 г.)

4 июля сего года Московская духовная академия понесла тяжелую утрату в лице скончавшегося ординарного профессора ее по кафедре истории Русской Церкви Сергея Ивановича Смирнова.

Покойный родился 8 сентября 1870 г. в селе Большая Брембола Владимирской губ. Переяславского уезда, в трех верстах от г. Переяславля–Залесского[874]. Родитель Сергея Ивановича о. Иоанн Сергеевич Смирнов († 1900) в течение 33 лет (с 1867 г.) служил в этом селе священником. Кроме покойного, в его семействе было еще три сына и три дочери, из которых два брата и все сестры были моложе С. И. Отличительной чертой в характере о. Иоанна была его незаурядная для сельского священника любовь к книгам и к кабинетным занятиям, соединявшаяся с почти совершенным равнодушием к хозяйственно–практическим вопросам жизни. Он большую часть своего времени проводил в чтении книг, собравши у себя довольно значительную библиотеку, преимущественно святоотеческого и проповеднического содержания, много занимался составлением поучений, с любовью вел церковную летопись своего прихода и даже поместил во «Владимирских губернских ведомостях» (за 1878 г.) археологическую заметку: «Надпись на кадиле в ц. с. Большая Брембола Переяславского у.» Главная тяжесть по ведению хозяйства и воспитанию детей лежала на его супруге Анастасии Васильевне (урожденной Загорской). Это была женщина очень умная и энергичная, умело правившая не только своим домом, но отчасти и приходом, имевшая громадное влияние на своих детей и всю свою долгую жизнь († 1914 г. в Сергиевом посаде) пользовавшаяся с их стороны исключительным уважением. Всячески изворачиваясь, она сумела при всей скудости средств сельского священника вывести в люди всех своих детей: все сыновья ее получили высшее образование, а дочери обучались в средних учебных заведениях и были устроены замуж.

В раннем детстве С. И. был флегматичным и малоподвижным ребенком — черты, перешедшие к нему от отца. Хотя эти черты с годами значительно сгладились в нем, так что в отрочестве и юности в близком кругу своих родных и двоюродных братьев и сестер он был и бойким рассказчиком, и смехотворцем, но в малознакомом обществе обыкновенно замолкал, дичился, уходил в себя. Следы такого прирожденного характера оставались в С. И. до конца его жизни. Выучившись грамоте весьма рано, он очень полюбил книги, но так как детских книг в доме почти не было, то ему нередко приходилось перечитывать свой купленный матерью на ярмарке букварь, несмотря на то что почти все страницы его были известны ему наизусть. Несомненно, под влиянием живых воспоминаний об этой своей неудовлетворенной жажде книг в детстве сам С. И. впоследствии очень любил дарить детям книги и умел выбирать их со вкусом.

В 1880 г. С. И. Был отдан в приготовительный класс Переяславского духовного училища; в течение всего времени обучения в этом училище он жил на квартире со своим старшим братом и группой товарищей. На первых порах своей училищной жизни С. И., может быть вследствие недостаточной домашней подготовки, не отличался блестящими успехами, но уже к половине училищного курса занял первое место среди своих сотоварищей, удержав это место и при переходе в семинарию. Громадное влияние на С. И. в этот период его жизни имел дядя его по матери, Михаил Васильевич Загорский (ныне еп. Муромский Митрофан), состоявший тогда учителем греческого языка и церковного пения в Переяславском духовном училище и живший вблизи от того дома, где квартировал С. И. Сам в высшей степени трудолюбивый и исполнительный по службе, зорко следивший за воспитанием и учебными занятиями своих детей, он не упускал из виду и своего племянника, внимательно наблюдая за его поведением и успехами в училище и ежедневно выслушивая задававшиеся ему уроки: ему‑то С. И., несомненно, много обязан той привычкой к строгой добросовестности и методичности в своих учебно–научных занятиях, которой он впоследствии изумлял своих товарищей и по семинарии и по академии. Влияние этого же дяди на С. И., может быть, имело и более специальный характер. М. В. Загорский в то время усердно занимался изысканиями в области местной церковной истории, приводя в порядок и известность старинные архивы бывших Переяславской Духовной консистории и Духовного правления[875]. К посильному участию в этих своих архивных занятиях М. В. привлек и своего любознательного племянника, который, по словам преосвящ. Митрофана, таким путем уже в то время приобрел некоторый навык обращаться со старинными рукописями и «делами». Может быть, среди таких занятий, в роли ученого сотрудника своего дяди, уже в ту пору зародился в С. И. тот интерес к изучению родной старины и вообще к исторической науке, который, во всяком случае, сказался в нем рано, определившись вполне ярко еще на семинарской и студенческой скамьях.

Среднее образование С. И. получил в Вифанской духовной семинарии. Талантливый, трудолюбивый и скромный юноша, он в течение всех лет обучения в ней занимал первые по успехам места в своем классе. Из своих семинарских наставников он с особенной любовью вспоминал впоследствии о Н. П. Добронравове, преподававшем богословские науки.

Окончив семинарский курс весной 1891 г., С. И. осенью того же года держал приемные экзамены в Московскую духовную академию в качестве волонтера[876]. Эти экзамены не были для него вполне удачными: в общем списке из 70 воспитанников, державших вступительные экзамены в академию, из которых поступили в нее 59, его фамилия значится лишь под 20–м номером. Но, поступив в академию с таким относительно скромным успехом, С. И. уже при переходе с 1–го курса на 2–й занял третье место в разрядном списке, а при переходе со 2–го на 3–й — второе и окончил академию в 1895 г. вторым студентом[877].

Будучи студентом, С. И., по воспоминаниям его однокурсника, ныне профессора богословия в Московском сельскохозяйственном институте о. И. А. Артоболевского, отличался удивительным научным трудолюбием: «Он буквально весь уходил в занятия. И это с первых шагов академической жизни, с первого семестряка». Внешняя обстановка студенческой жизни С. И. далеко не всегда была благоприятной для научных занятий. На первом курсе номер, в котором пришлось обитать С. И., вспоминает И. А. Артоболевский, «был проходным; здесь была «большая дорога» в чайную из других номеров. И вот мне врезалась в память совершенно ясно такая картина, которую я наблюдал два раза в день. С. И. занимал за столом крайнее к «большой дороге» место. Несмотря на постоянную ходьбу мимо него и шмыганье, он совершенно прямо сидит на стуле часами и, не отвлекаясь, делает свое дело — читает, выписывает, переписывает и пр.», «Он был удивительно методичен, трудолюбив и усидчив в занятиях. Он был едва ли не самым трудолюбивым и усидчивым из всех наших товарищей». Меткие слова С. И., сказанные им несколько позднее, в его блестящей речи — биографическом очерке А. В. Горского: «Ведь это предрассудок, будто можно что‑нибудь сделать в науке без большого труда, одними дарованиями» (Богословский вестник. 1900, XI, 401), — очевидно, уже в ту пору его студенчества были его глубоким жизненным убеждением. Это исключительно серьезное отношение к научным занятиям, равно как «постоянная сосредоточенность (с примесью какой‑то внутренней грусти)», являвшаяся «органической чертой в духовном складе» С. И., никогда не принимавшего участия в студенческих пирушках, «остававшегося в таких случаях больше молчаливым созерцателем происходящего», могла, по словам И. А. Артоболевского, производить на людей, мало знавших С. И., впечатление «какой‑то намеренной отчужденности» его от товарищей, но при ближайшем знакомстве с ним это впечатление совершенно исчезало, и было ясно, что «товарищество он любил, ценил и понимал во всей его наличной данности».