Нуджуд Али - Мне 10 лет, и я разведена

• Название: Мне 10 лет, и я разведена
• Автор: Нуджуд Али
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-386-02032-3

Нуджуд всего 10 лет. Возможно, чуть больше или чуть меньше. Родители не могут точно сказать, какого она возраста. Им не до подсчетов. Мать Нуджуд бесконечно рожает. У нее на руках шестнадцать детей. Отец работает, чтобы прокормить многочисленное семейство. Ведь у него две жены. И от второй тоже есть потомство, хотя и не столь многочисленное.

Семья уезжает из маленькой йеменской деревушки в столицу за лучшей жизнью, но проблем не становится меньше. Отец Нуджуд теряет работу. Как поправить положение?

Совсем неожиданно их маленькой дочке находится жених. И пусть они его совсем не знают, и пусть ему давно за тридцать, и пусть она еще совсем ребенок… Это неважно… Нуджуд должна выйти замуж, чтобы помочь своей семье…

Но маленькая девочка-женщина еще даже не догадывается, что за жизнь ее ожидает..

---

Я практически машинально стянула волосы в узел и спрятала их под черный платок, завернулась в черное покрывало — все йеменские женщины одеваются так, когда выходят на улицу. Закрыла за собой дверь, на трясущихся ногах прошла несколько метров и села в первый остановившийся рядом автобус, который ехал по проспекту, ведущему в центр города. Вышла на конечной, а там… пересилила свой страх и первый раз в жизни одна села в желтое такси.

* * *

Очередь во дворе кажется бесконечной. К кому же мне обратиться? Внезапно в толпе я замечаю направленный на меня заинтересованный взгляд. Рядом с лестницей, которая ведет ко входу в здание из бежевого бетона, стоят три мальчика в пластиковых сандалиях и оглядывают меня с головы до ног. Их почерневшие от пыли щеки напоминают мне о младших братьях.

— Скажу твой вес за десять риалов! — кричит один из них, потрясая старыми помятыми весами.

— Чаю, чтобы утолить жажду? — предлагает второй, показывая корзинку, полную дымящихся стаканчиков.

— Свежий морковный сок? — обращается ко мне третий, нацепив свою самую любезную улыбку и протягивая правую руку, в надежде получить монетку.

Нет, спасибо, я не хочу пить. Ни тем более взвешиваться! Если бы они только знали, что привело меня сюда…

Окончательно растерявшись, снова вглядываюсь в лица суетящихся вокруг взрослых. Женщин в темных покрывалах невозможно отличить одну от другой. Но вот я замечаю мужчину в черном костюме и белой рубашке, который идет в моем направлении. Судья, может быть… или адвокат? В любом случае, надо попытаться.

— Простите, господин, мне надо поговорить с судьей!

— С судьей? Это там, надо подняться по лестнице, — отвечает он, едва удостоив меня взглядом, и снова растворяется в толпе.

У меня нет выбора. Нужно пройти по лестнице, которая лежит прямо передо мной. Это последний и единственный шанс что-то изменить. Я чувствую себя грязной. Придется протолкаться через толпу, которая ближе к главному входу становится совсем плотной, одну за другой пройти все ступени, чтобы рассказать свою историю. Я едва не падаю, но умудряюсь удержаться на ногах. Глаза сухие — мне пришлось слишком много плакать, больше не могу. Нет, я не могу сломаться. Не сейчас.

На белых, похожих на больничные, стенах я различаю надписи на арабском языке. Несмотря на все старания, не могу разобрать, что там написано. Во втором классе меня заставили уйти из школы — как раз перед тем, как жизнь превратилась в кошмар, поэтому я не умею писать ничего, кроме своего имени — Нуджуд. Чувствую себя очень неуютно. В конце концов взгляд падает на группу людей в зеленой униформе и беретах. Это явно полицейские. Или солдаты? У одного из них на плече висит автомат Калашникова.

Меня начинает трясти. Если они меня заметят, то, скорее всего, арестуют. Маленькая девочка убежала из дома — так не пойдет. На негнущихся ногах я подхожу к первой попавшейся женщине, скрытой под черным покрывалом, надеясь привлечь внимание незнакомки. «Давай, Нуджуд! — шепчет кто-то внутри меня. — Ты, конечно, девочка. Но ты еще и женщина! Настоящая женщина, хотя ты это еще до конца не поняла».

— Я хочу поговорить с судьей!

Удивленный взгляд глаз, заключенных в черную рамку. Женщина, стоящая впереди, не заметила, как я подошла.

— Что, прости?

— Я хочу поговорить с судьей!

Неужели она тоже сделает вид, что ничего не понимает, как поступали остальные?

— А какой судья тебе нужен?

— Я просто хочу поговорить с судьей!

— Но здесь много судей…

— Отведите меня к судье, все равно к какому!

Она молчит, удивленная моей настойчивостью. Если только не окаменела от моего пронзительного крика.

* * *

Я простая девочка из деревни, живущая в городе, которая всегда подчинялась мужчинам нашей семьи. С самого рождения я училась отвечать «да» на все приказы. Но сегодня скажу «нет». Моя душа осквернена. Никто не имеет права помешать мне встретиться с правосудием. Это последняя возможность — и я так просто не сдамся. Ни холодный, как мрамор стен, взгляд, ни эхо собственного крика, разносящееся по зданию, не заставят меня замолчать. Я уже три часа бессмысленно брожу по лабиринту суда. И хочу наконец поговорить с судьей!

— Хорошо! — отвечает женщина и делает знак, чтобы я следовала за ней.

* * *

Дверь открывается, и я оказываюсь в обитой войлоком комнате; на полу — коричневый ковер, по которому туда-сюда ходят люди. У дальней стены за столом сидит тонколицый усач и пытается справиться с потоком вопросов, которые обрушиваются на него со всех сторон. Судья! Наконец-то! В комнате шумно, но я почему-то чувствую себя в безопасности. Все получится. На стене висит вставленная в рамку фотография: это же «Amma Ali», «дядюшка Али», как нас учили говорить в школе, — президент нашей страны, Али Адаллах аль-Салих, избранный более тридцати лет назад.

Подобно другим людям в комнате, сажусь в одно из темно-коричневых кресел, стоящих вдоль стены. Снаружи доносится крик муэдзина[6], призывающего к полуденной молитве. Постепенно начинаю замечать вокруг знакомые лица, точнее, глаза, с которыми я встречалась взглядом во дворе. Некоторые из посетителей недоуменно кивают в мою сторону. Неужели они наконец-то признали, что я существую? Как раз вовремя. Обнадеженная, прижимаюсь головой к спинке кресла и терпеливо жду своей очереди.

Если Бог существует, пусть Он придет мне на помощь. Я всегда прилежно молилась пять раз в день. Помогала маме и сестрам на кухне во время Аида, праздника, который отмечают в конце рамадана. Я послушный ребенок. Пусть Господь меня пожалеет…. В голове толпятся расплывчатые картинки. Вот я уже плыву. Море тихое, спокойное. Вдруг вода приходит в движение. Вдалеке мой брат Фарес, но я никак не могу до него доплыть. Зову его. Он не слышит. Начинаю выкрикивать его имя. Но порывы ветра гонят на меня волны и толкают назад, в бухту. Сопротивляюсь изо всех сил, руки работают, как пропеллеры. О том, чтобы сдаться, не может быть и речи. Волны зловеще ревут вокруг, берег совсем близко. Фареса уже не видно. На помощь! Не хочу возвращаться в Кхарджи, нет, нет, не хочу!

* * *

— Чем я могу тебе помочь?

Мужской голос разрушает мою полудрему. Незнакомец говорит удивительно ласково. Для того чтобы привлечь внимание, ему совсем не обязательно повышать голос. Достаточно прошептать: «Чем я могу тебе помочь?..» Наконец-то кто-то пришел мне на помощь. Тру ладонями лицо и вдруг понимаю, что этот мужчина — судья, тот самый, с усами. В комнате почти никого не осталось. Обеспокоенный моим молчанием, он задает вопрос по-другому:

— Что тебе нужно?

Мне не приходится долго размышлять над ответом.

— Развод!

2. Кхарджи

В Кхарджи, деревне, где я выросла, женщин не учат выбирать. Когда моей матери, Шое, было шестнадцать лет, она безропотно вышла замуж за отца, Али Мохаммеда аль-Ахделя. А когда он спустя четыре года решил расширить нашу семью и взял вторую жену, мама снова покорно подчинилась желаниям своего супруга. Свое замужество я восприняла с таким же смирением — еще не понимая, на что себя обрекаю. Девочки моего возраста не должны подвергать сомнению решения взрослых.

* * *

— Откуда берутся дети? — как-то раз невинно спросила я у Omma[7].

— Узнаешь, когда подрастешь! — ответила она, отмахиваясь от моего вопроса.

Хоть мне и не удалось удовлетворить свое детское любопытство, я послушно отправилась в сад к братьям и сестрам. Больше всего мы любили играть в прятки. В долине Вади Ла'а провинции Хадджа, расположенной на севере Йемена, где я родилась и прожила первые годы своей жизни, можно найти тысячу и одно укрытие, идеально подходящее для наших игр: расщелины в стволах деревьев, скалы, небольшие, изломанные временем пещеры. Устав от беготни, мы забирались в высокую траву и отдыхали, уютно свернувшись в гнездышке из свежей зелени. Солнце пользовалось моментом затишья и гладило лучами нашу кожу, делая ее еще более темной. Отдохнув, мы принимались носиться за курами или дразнили осликов, тыкая в них прутиками.

У матери было шестнадцать детей. Она столько выстрадала, молча переживая три выкидыша, что теперь воспринимает каждую беременность как вызов судьбе. Одного ребенка она потеряла практически сразу после рождения. Четыре брата и сестры, которых мне не довелось увидеть, стали жертвами врачебной ошибки. Им было от двух месяцев до четырех лет[8].

Мама родила меня дома, как и всех остальных детей, вытянувшись на циновке, обливаясь потом, мучаясь и моля Бога о том, чтобы Он защитил новорожденного младенца.

— Тебе потребовалось много времени, чтобы появиться на свет. Схватки начались поздно ночью, в два часа. Сами роды длились все утро и почти весь день, а ведь тогда было лето, стояла невыносимая жара. Ты родилась в пятницу, в праздничный день, — иногда рассказывает мама, чтобы удовлетворить мое любопытство.