Нелсон Олгрен - Ей-бо

• Название: Ей-бо
• Автор: Нелсон Олгрен
• Жанр: Криминальный детектив

На памятном вечере 27 апреля 2012 года в московской Библиотеке-читальне имени Тургенева в честь столетия Норы Галь, выдающегося мастера русского литературного перевода, были вручены премии за переводы рассказов с английского языка.

 Специальная премия «За решение особой переводческой задачи» (20 тысяч рублей) была присуждена Максиму Немцову  (Москва) за перевод рассказа Нелсона Олгрена  «Ей-бо», целиком представляющего собой монолог мелкого уголовника, изъясняющегося на зубодробительном сленге.

---

Ей-бо

Вы, небось, решите, что я вам просто баки заколачиваю, и, мож, даже подумаете, будто Форту на сам деле от жиденыша хотелось избавиться, чтоб, значть, тока на двоих поделить, а не на троих, да тока знаете, мистер Брекенридж, ребятам вроде меня залепуха с рук никада не сходит у таких законников, как вы, можете мне на слово поверить, жиденыша Форт ващще не хотел кончать, вот вам истинная правда ей-бо.

Я этого жиденыша, школяра этого, впервые в Новом Орлеане увидал — на причале возле Дизайэр-стрит он волок новехонький кожный угол, чуть не с себя ростом. Подходит ко мне и спрашивает такой, где ему, дескать, тут старосту найти, а я прикинул, что это он работу ищет, ну и думаю, дай ему подмогну — и говорю: тут, старина, бесполезняк искать, ежли тебе работу надо. Так, думаете, он мне поверил, мистер Брекенридж? Хрен там — сам пошел на этого старосту глядеть. Ну и выглядел вскоре — возвращается, на пирс садится и давай испуганно так туман на реке разглядывать. Я к нему подваливаю, прикинув, что у такой разодетой птахи и лишняя наличка на кармане может найтись, — подхожу, значть, и подаяния спрашиваю, а он на меня смотрит, будто раньше не видал, и дайм протягивает, а сам давай дальше себе туман на реке разглядывать.

У меня глаз наметанный, думаю: послоняюсь тут еще минутку, так на харч себе выпрошу, — вот я эдак ненавязчиво усаживаюсь и спрашиваю, приходилось ли ему раньше на больших судах работать, хоть и вижу, что не приходилось. Он такой: нет, — и знакомство дальше вести, похоже, ваще не желает. Ну а я тут уперся рогом и сижу себе спокойненько, а через пару минут и морось зарядила, так он свой угол берет и намыливается уходить, ну а я тогда тоже встаю и с ним иду, по ходу ноги беседую, чтоб, значть, посмотреть, где он кости кинул. Он по Чопитулас прошел и свернул на Пойфарр, пока мы до Круга не дошли, а там он хлоп на скамейку, и я вижу — некуда ему идти, ничего он не знает, хоть и деньги на кармане. И вот мы посидели с ним чутка под деревом, поглядели, как у Ли[1] по спине вода стекает.

Тут гулящая подваливает и зыркает на нас, а жиденыш поворачивается ко мне и спрашивает, дескать, вы эту даму знаете, а я грю: нет, канеш. А он такой: а чего она тогда на вас так смотрела? — и тут вы, небось, решите, что я вам баки заколачиваю, мистер Брекенридж, да тока жиденыш этот совсем не понял, чего девахе было надо. Я и объяснил, помягче чтоб вышло, он же юный и ваще, так думаете, он поверил, что эту девку запросто купить бы смог? Хрен там — своими глазами надо было убедиться. Ну я и провел его по району, тут он и понял, что я ему тюльку не вешал. Мы на Круг вернулись, а он чего-то засепетился. Мы снова сели, и тут он замечает, мол, ни за что бы свой собственный доллар на такое тратить не стал, а я ему грю: да большинство за семьсят пять центов купить можно, ежли с ними немножко пожидовать. Тут он на меня глядит так, када я сказал «пожидовать», но себя не выдал, что он тоже этой породы, в смысле, а мне откуда знать было? Я б, канеш, нипочем не стал с ним тереть, кабы знал.

Тут мы с ним, в общем, даж как-то подружились, и я ему сказал, что сам иду в Долину Рио-Гранде, потому как мне в башку взбрело тока что, как в этой самой Долине славно и тепло, пока мы тут на Кругу сидим и мерзнем под дождем. Он меня спрашивает, чего я в Долине этой делать буду, ну а я быстро-быстро подумал и грю: пельсины собирать и за это получать буду три-четыре доллара в день, — и гляжу на него эдак искоса, поведется или нет, а он взял и повелся — и наживку заглотил, и крючок, и блесну. Ну я и давай про Долину ему заливать. Потом погодил минутку и спрашиваю, невзначай эдак: может, дескать, и ты хочешь, — а он такой грит: да, мол, хочу. В общем, забились мы и он меня к себе на пол переночевать пустил, а утром я из него себе еще и завтрак выхарил. После завтрака мы пошли к сортировке Юшкиной линии ждать товарняка на Хьюстон, а там уже было человек двадцать парней да скока-то негритосов. И вот пока мы ждали, жиденыш этот все намеки кидал, дескать, может, нам лучше стопом поехать, вот я и вижу: боится малец, — и потому спрашиваю, ездил он раньше на товарняках или нет, хотя вижу, не ездил. Он грит: не, никада не ездил. Вот я и грю ему: ну а я никада стопом не ездил и начинать не собираюсь, поэтому, дескать, вон ворота, хочешь — дуй отсюда, а он тока притих весь такой и сидит, опять весь перепуганный. Тут я и понял: он, небось, наслушался где-то, что в Долине есть чего поглядеть.

Кое-кто из парней харч себе варит прямо возле рельс, ну и я такой вроде как невзначай подваливаю поглядеть, чего у них там за маллигановка, как вдруг — кого я вижу, это ж Лютер Морган, мы с ним на зоне в Ветумпке скорешились. Ну и ору такой: здорово, Форт, старина, — это потому что Лютер в Форт-Майерсе так долго промариновался, — и он тож рад меня видеть. Я пацаненка подзываю, грю: поздоровайся с моим старым корешем Фортом Морганом, — и вот они руки друг другу пожали, а у Форта с собой бутылка лавровишневой «Доктор Бад», и он мне хлебнуть дает, а пацанчику — нет, потому как самому осталось всего ничего. Да и не думаю, что жиденышу очень уж хотелось. Мне уж порядком обрыдло смотреть на его хорьковую мордочку. По мне, так парень крепкий должон быть.

Ну в общем, Форт выхлебал всю лавровишню и у пацана двацать пять центов выхарить попробовал еще на пузырек, а пацан грит: нет, — и пошел себе. Форт после этого сам куда-то отвалил — небось, аж на Канал-стрит загулял, потому что часа два его не было, а када вернулся, у него с собой было пять банок «Стерно»[2] в карманах и еще одна бутылка «Доктора Бада». Мотыляло его будь здоров, и как тока пацана приметил, сразу: давай, грит, духаря возьмем, — и камешек подбирает, с твою голову, чтоб, значть, им дело сделать. Если я в жизни и видал, чтоб пархатый наложил в штаны, так это вот тот жиденыш был — сидит на своем блестящем кожном чемонанище и весь трясется, как лист. Так перетрухал, что даж негритосы чутка над ним поржали. Я Лютера немного угомонил, а он горсть серебра выгребает и давай по всей сортировке разбрасывать. Мне один канадский дайм достался, а жиденышу так и ваще ничего.

И тут слышим — товарняк свистит, ну все парни и давай манатки собирать — все, тойсть, кроме Форта. Форт уже в башке своей твердо решил, что никуда он ни на чем не поедет, кроме как слепым багажом на шелковом манифесте, и я не сумел его убедить, что никакого манифеста по Юшкиной не пойдет до ноября, да и тот в другую сторону. А Форт мне одно талдычит: вот и подожду ноября, вот и поеду в другую сторону. С Лютером же не поспоришь, када у него так шарики за ролики заскакивают, вот я и беру две банки «Стерно» и восьмнацать центов, что у него в пистон завалились, и самого в сторону оттаскиваю, чтоб башмачнику не попался.

Тут товарняк втягивается на сортировку ярдах в ста, и пацан грит: давайте быстрее залазим, — точно ежли не успеем, там мест не останется, — вот я и грю: куда спешим, потому что зачем куда-то бежать, если он сюда приедет? Угол твой этот тащить не придется, а я предполагаю, он у тебя очень тяжелый. И мы подождали, када доедет, а там уж запрыгнули.

Вы, небось, решите, что я вам просто баки заколачиваю, мистер Брекенридж, но ей-бо это правда — а времени, должно быть, часа два ночи, и мы какую-то реку переезжаем, Атчафалай наверняка, — и тут жиденыш ни с того ни с сего подскакивает и давай орать: «Нас разрезало! — разрезало! — разрезало!» — вот так вот в голос прямо. Ну я на секундочку перетрухал ужасно, потому как и впрямь решил, что нас разрезало, и мы сами по себе куда-то котимся, но я себя в руки взял быстренько и вижу — никуда нас не разрезало, вот я и грю ему: ложись давай и хватит уже вопить, как ненормальный. Я в Армии видал, как парни во сне переполошатся все и давай орать, тока жиденыш этот сто очей вперед им дал — вскочил и ну прям в открытую дверь кидаться. Атчафалай не то чтоб речка широкая, не Миссисипи вам, но глубокая — это да, и пацана я обратно уложил, пока он весь не вымок. А утром ничего не помнит, что ночью говорил. Тут я б ему и сказал, чтоб он домой к себе ехал, — мол, я-то решил двинуть в Солт-Лейк-Сити; да тока мне любопытно очень было, что у него в этом углу.

Доехали мы, в общем, до Хьюстона, и тут нам свезло — поймали скорый прям в Долину, хоть и пришлось две мили из города киселять, чтоб на него запрыгнуть; и что, вы думаете, щегол этот делает, када я его на себя тяну и запихиваю в слепой багажный с этим его углом и ваще? Он крабенышем эдак борзо отползает и грит: да не, я лучше на грузовой сяду. Ладно, грю, тогда встретимся у сортировки в Сан-Хуане. И поехал. Я ваще больше не думал, что встретимся.

Слажу я в Сан-Хуане, тока-тока светает, и «Стерно» это меня подвело, наверно, потому как слез я со стороны сортировки, а тут башмачник — кричит: ах ты сукин сын, а я ему в ответ ору: сам ты ссыкливая мексова образина, тока я ему это по-мексову сказал, ну он и погонись за мной да как двинет по башке, даже больно не было, стока во мне уже этого «Стерно» плескалось.