Константин Борин - О чём шепчут колосья

• Название: О чём шепчут колосья
• Автор: Константин Борин
• Издательство: Государственное издательство детской литературы министерства просвещения РСФСР "Детгиз"
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1961

В повести рассказана судьба мальчика из глухой нижегородской деревни, о его радостях и горестях Став взрослым и отслужив в Красной Армии, Костя Борин вместе с демобилизованными воинами едет в тридцатых годах добровольно на Кубань, в одну из разорённых кулаками станиц. Он становится комбайнёром. известным не- только в Советском Союзе, но и далеко за его рубежами Здесь за отличную работу на комбайне получает Золотую Звезду Героя, три ордена Ленина и Сталинскую премию

«Мы, знаем кубанца Константина Борина, который явил всему миру яркое доказательство того, что можно взять от комбайна, когда он находится в руках свободного труженика», — так писала газета «Правда» в номере от 15 июля 1949 года.

«От комбайна» Борин пришёл в Тимирязевскую сельскохозяйственную академию. В её стенах он защитил учёную степень кандидата сельскохозяйственных наук. Теперь в той же самой аудитории, где много лет назад кубанский комбайнёр «вгрызался» в науку, он ведёт занятия с молодыми сельскими тружениками, ставшими студентами Тимирязевки. Многие из них пришли сюда по боринскому следу.

Литературная запись А. М. Дунаевского.

Для восьмилетней школы.

---

… Пассажирский поезд нёсся мимо убранных полей, мимо садов и виноградников, мимо лесных полос. Я долго стоял у окна и мысленно спрашивал: «А что я оставил в Шкуринской после себя?»

Вместе со своими товарищами по комбайну я стремился укрепить в людях веру в новую машину, доказать, на что она способна, если отдать её в умелые, надёжные руки. И, кажется, мои труды не пропали даром. Помнится, после уборки урожая в колхозном клубе чествовали полеводческую бригаду Михаила Назаренко, собравшую по сто пятьдесят пудов пшеницы с каждого гектара.

— Нас величают, — сказал в ответном слове Назаренко, — бригадой рекордного урожая, но одни ли мы трудились над увесистым колосом? Нет, не одни. Скажу прямо: не собрать бы нам столько пшеницы без трактора и комбайна, без наших трактористов и комбайнёров.

Такую оценку особенно приятно было услышать из уст Михаила Назаренко, ещё недавно не верившего в силу комбайна и смотревшего на него чуть ли не как на «железного зверя».

Горьковский наказ вспомнился и тогда, когда я о группой деятелей колхозного движения ездил в Румынию, Польшу, Чехословакию, Венгрию, Германскую Демократическую Республику.

В немецком сельскохозяйственном кооперативе «Фортшритт» нас встретили девушки из молодёжной тракторной бригады. У каждой в руках большой букет цветов. Полевыми цветами были украшены машины, стоявшие во дворе.

Увидев знакомые марки машин, я попросил разрешения на одной из них пройти гон.

— Пожалуйста, — ответил бригадир тракторной бригады. — Выбирайте любой трактор и заводите.

Выбираю мощного «Кировца», быстро сажусь за руль, и машина плавно трогается с места.

Павел Быков как-то рассказывал, что на одном из заводов в Будапеште кто-то усомнился в том, что он токарь, и попросил показать руки.

В Германской Демократической Республике такой проверки мне не учиняли. Немцы, наблюдавшие за тем, как я вожу трактор, лишь спросили, сколькими профессиями я владею.

— Вы учёный-агроном?

— Да.

— И комбайнёр?

— Да.

— И тракторист?

— Да.

— И слесарь?

— Да.

Пришлось объяснять, что хлебороб социалистического сельского хозяйства должен многое знать: обязан разбираться а в агротехнике, и в сельскохозяйственных орудиях, и в машинах, уметь управлять ими и ремонтировать их.

Прежде, до поездки в страны народной демократии, я не подозревал, что слава о кубанских механизаторах разошлась далеко за пределы Родины.

Интерес к нашим людям, к людям труда, большой. И в Германской Демократической Республике и в Венгрии я не успевал отвечать на вопросы любознательных молодых механизаторов. Они интересовались не только техникой,

— А что делает трактористка Паша Ковардак? Осуществила ли она свою мечту?

Несколькими годами раньше, чем я, Паша закончила Тимирязевскую академию, и ей было присвоено звание учёный-агроном. Работала она на Кубани, в Крыму, а теперь трудится по специальности в одном из совхозов Подмосковья.

— А как поживает Клава Вороная?

Оказывается, девушки читали мою статью, напечатанную в одной из немецких газет, в которой рассказывалось о кубанской комбайнёрке, удостоенной ордена Ленина, — Клаве Вороной. Правда, для шкуринской молодёжи она уже не Клава, а Клавдия Ивановна. Недавно Вороная ушла на отдых.

По блеску девичьих глаз, по крепким, тёплым рукопожатиям советские делегаты (многие из нас не знали немецкого языка) понимали друзей без переводчика. Видно было, что для юношей и девушек наши первые трактористки и комбайнёрки служили живым примером.

Язык дружбы не требует услуг переводчика. Так было и в Польской Народной Республике, где мне довелось присутствовать на празднике Дня урожая. Здесь я получил записку, которая тронула меня: «Расскажите о старой комбайнёрской гвардии».

Старая комбайнёрская гвардия!.. А ведь совсем недавно — всего четверть века назад профессия комбайнёра в нашей стране считалась самой молодой профессией. Новым для нас был и сам комбайн. В тридцатом году все заводы страны выпускали столько комбайнов, сколько теперь выпускают за один день.

Ещё по пути в Варшаву, на первой крупной станции, нас, посланцев Страны Советов, торжественно встречали с хлебом-солью. Большой каравай, как мне потом объяснили, был испечён из пшеницы, убранной комбайном, присланным из Ростова. В тот год для многих польских крестьян комбайн был такой же диковинкой, как и для меня, впервые познакомившегося с ним на Кубани.

Среди участников торжества нашлись пожилые крестьяне, которые видели нашу машину ещё в 1937 году, когда из Ростова на открытой платформе её провезли через Польшу в Париж на Всемирную выставку. Тогда советскому комбайну была присуждена высшая выставочная награда — диплом «Гран-При».

На праздновании Дня урожая я познакомился с крестьянином из небольшого польского селения, которое до недавнего времени называлось «Немаж хлеба», что в переводе на русский язык означает: «Не имеешь хлеба». Теперь, когда крестьяне объединились в производственный кооператив, когда на помощь им пришли наука, машины и в каждой хате появилось много хлеба, старое название села пришлось заменить новым Хлёбово.

Двадцать лет назад «немажхлебовцы» пришли на железнодорожную станцию, расспрашивали советских железнодорожников, что за чудо-машину они везут во Францию.

В наши дни комбайн перестал быть диковинкой. Он, как и трактор, стал оружием крестьян в их борьбе за хлеб, за новую, культурную и зажиточную жизнь.

В Венгрии мне пришлось видеть не только комбайны, но и такие простейшие орудия уборки хлеба, как серп.

По пути из Будапешта в Клужскую область я встретил жён тин, жавших вручную свои индивидуальные полоски, и попросил у них серп.

— А что вы будете с ним делать? — поинтересовалась одна из женщин.

— То же, что и вы: жать хлеб.

В правую руку я взял серп, а левой захватил пучок стеблей и стал их срезать. Снопы росли быстро: женщина едва успевала их расставлять.

— А я, признаться, думал, что вы серпа никогда в руках не держали, — сказал представитель Министерства сельского хозяйства Венгерской Народной Республики, когда мы садились в автомашину.

— Как же, держал. Правда, это было лет тридцать назад. Но не забыл. У нас в народе говорят: «Что смолоду даётся — на всю жизнь остаётся…»

… Старая комбайнёрская гвардия! К ней относился и мой друг Трофим Кабан. Он был отличным механизатором, большим знатоком комбайна, хорошим товарищем. Я пишу «был», потому что Трофима Трофимовича теперь уже нет в живых. Несчастный случай вырвал его из наших рядов.

Вся Шкуринская, жители окрестных хуторов провожали комбайнёра Героя Социалистического Труда в последний путь. Сколько хороших, тёплых слов было сказано в тот траурный для станицы день, когда хоронили знатного комбайнёра. Позднее всем миром Трофиму Трофимовичу Кабану был воздвигнут памятник.

Бывает так: проживёт человек на свете девяносто и даже сто лет, а о нём редко кто вспомнит. А другой, как Трофим Кабан, прожил всего немногим больше сорока лет, а о нём долго будут хранить память станичники.

Человек, живущий только для себя, похож на одинокого рыбака в бушующем море. А Трофим жил прежде всего для народа. Мечтал он пожить и при коммунизме.

И не только мечтал — работал так, чтобы своим трудом сделать прекрасное далёкое близким

Никогда Трофим не сетовал на трудности, хотя их на нашем пути было немало. Правда, однажды он сказал мне:

— Другим после нас будет легче. Они по проторённой дорожке пойдут.

Это была не жалоба, а дума. Дума о своей смене, о новом поколении образованных механизаторов, которым мы прокладывали дорогу.

В жизни каждого человека бывает день, который кажется особым праздником: на сердце тепло и радостно, душа, как птица, парит, небо над головой голубеет. Этот праздник принято называть весенним.

Для меня он настал в мае, в памятный день, когда на учёном совете академии мне, бывшему комбайнёру, воспитаннику Тимирязевки, была единогласно присуждена учёная степень — степень кандидата сельскохозяйственных наук.

Решение учёного совета утверждается ВАКом Высшей аттестационной комиссией Министерства высшего и среднего образования. Вскоре после защиты диссертации мне позвонили из министерства.

— Сколько лет вы собирали материал и работали над диссертацией? — спросил сотрудник ВАКа.

— Двадцать, — ответил я.

Наступила небольшая пауза, в телефонной трубке слышался шелест бумаги — должно быть, в это время спрашивающий листал моё личное дело.

— Двадцать лет не получается, — заметил он. — Вы только в пятидесятом году получили диплом об окончании Тимирязевки,

Здесь не было ошибки.

— Началом работы над диссертацией, — объяснил я, — считаю 1935 год. Да и диссертация называется