Сергей Иванов - Америка глазами заблудшего туриста

• Название: Америка глазами заблудшего туриста
• Автор: Сергей Иванов
• Жанр: Путешествия и география

Это грустная и забавная история туриста, попавшего из агонизирующей Украины в Америку периода экономического затишья.

Надеюсь, что описание приключений среднестатистического «совка», гражданина Украины, предположительно русской национальности, среднего возраста, православного атеиста, совершенно беспартийного, космополита, не оскорбит национальные и религиозные чувства украинских патриотов, евреев и латиноамериканцев. Но даст некоторое представление о жизни непрошеных гостей в Америке и о самой стране. (Штаты Нью-Йорк (NY), Нью-Джерси (NJ) и Флорида (FL).

С надеждой на Ваше понимание, чувство юмора и безграничную терплячiсть. Ваш согражданин, то бишь, товарищ по несчастью

Сергей Иванов.

---

Наши коллеги скрылись в потёмках чердачного пространства и принимали от нас чемоданы через квадратный люк, к которому вела лестница. Но делали они это крайне медленно. Мы были вынуждены торчать на виду и ожидать их сигнала для подачи очередного сундука. Меня терзал расстроенный желудок. Таджик нервничал. Пока я сбегал в туалет, он слазил на чердак поторопить коллег. Вернувшись из туалета, я застал его в паническом настроении. Оказалось, наш таджикский товарищ, стал невольным свидетелем мелких краж. Он возбужденно и сбивчиво доложил мне об увиденном на чердаке, и просил предпринять что-нибудь во избежание неприятностей. Истекающий холодным потом и поносом, я вяло интересовался: чего его это так волнует? Наше дело — подавать им чемоданы, а их — принимать и складировать. Если им там хочется, пусть занимаются ещё и сортировкой вещей. Нам-то чего беспокоиться!?

Но его боязнь оказаться несправедливо обвинённым в соучастии была неукротима… Подобно моему поносу, который беспокоил меня побольше, чем происходящее на чердаке. От неконтролируемых желудочных коликов меня бросало в пот и дрожь. Мой напарник настойчиво требовал от меня повлиять на земляка. Подталкивал слазить на чердак и взглянуть какую необъятную армейскую, брезентовую сумку облюбовал себе мой товарищ и теперь наполняет её подарками. Но я отказывался туда лезть, боясь опоздать в туалет.

В очередной раз, я обещал скоро вернуться и помчался в туалет, уже в своей комнате. Едва успев донести свою боль до унитаза, я принял решение не возвращаться на работу, а оставаться здесь наедине с внутренней проблемой.

Часа два спустя, ребята вернулись с работы. Кто-то пешком, с полными штанами страхов. Другие на грузовике, с трофейными армейскими мешками. От них я узнал, что босс обещал подойти к нам в столовую к девяти часам и урегулировать назревающий трудовой конфликт.

Позднее, когда все, кто хотел, помылись и поужинали, заявился босс в сопровождении молодого помощника. Мойша дипломатично прихватил с собой холодное баночное пиво для быдла. Заседание началось с раздачи напитков и благодарностей за сверхурочную работу. Затем последовал вопрос:

— Так о чём вы хотели поговорить со мной? — обратился к нам босс, и уставился на меня в ожидании ответа, хотя хорошо знал, что молодой поляк прилично владеет языком.

Ребята, неохотно отрываясь от банок, поручили мне, от их имени, объяснить боссу всё, что нас волновало.

Далее последовал диалог между предпринимателем-работодателем и туристом-работником, утомленным поносом и сомнениями. Заверения о том, что мои вопросы и пожелания исходят от всего, пьющего пиво, коллектива, не вызвали у босса никакой реакции. Понятно, что мои предложения, обсудить порядок оплаты сверхурочных работ, а также выплатить зарплату за отработанные две недели, огорчили хозяина.

— Вы что, не верите мне!? — по-одесски ответил он вопросом.

— Верим, но хотим, чтобы наши отношения были более конкретны и предсказуемы.

— Так что же конкретно, ты, Серджий, хочешь? — с заметным раздражением продолжал Мойша.

— Мы просим, чтобы соблюдались изначальные условия о 10-ти часовом рабочем дне и шестидневной неделе. А также, выдавать зарплату еженедельно, наличными. Вот и все, чего мы хотим.

— Если это всё, то я постараюсь решить возникшие проблемы. Но зачем вам наличные деньги до окончания работы в лагере? Где вы собираетесь их хранить?

— Честно говоря, наши заработанные деньги нам понадобились потому, что по мере их накопления, меняется ваше отношение к нам.

— Что ты имеешь в виду? — с явным любопытством отреагировал босс.

— Мы имеем в виду то, что последние дни управляющий Беня привлекает нас к работам, когда ему захочется и сколько захочется. Совершенно не считаясь с условиями нашего договора. Полагаем, когда подсоберется наша зарплата ещё за пару недель, то с нами уже никто не будет обсуждать никаких вопросов.

— Серджий, это кто так считает? Ты?

— Нет, это наше общее мнение.

— А ты взгляни. У них сейчас есть работа на ближайшие два с половиной месяца, питание, никаких хлопот и расходов на аренду жилья, вокруг чудная природа, холодное пиво после работы… Все довольны! В Бруклине вы всего этого не имели. Так о каких проблемах ты мне рассказываешь? Если что-то не нравится именно тебе, тогда давай обсудим твои претензии.

— Можно и так. Тогда, я хотел бы получить зарплату за отработанное время, и впредь, получать своё еженедельно.

— Хорошо. В конце недели получите свои деньги. На сегодня всё?

Не дожидаясь ответа, босс и его адъютант поспешили покинуть нашу столовую.

Осоловевший интернациональный трудовой коллектив беспорядочно забухтел о необходимости профсоюзного движения, объединяющего нелегальных работников в США, о ежедневном холодном пиве за сверхурочные работы, об учреждении первичной комсомольской и компартийной организации в лагере… Затем поток предложений перерос в русско-польские дебаты о еврейском вопросе и об исторической роли Гитлера и Сталина. И, конечно же, о вездесущем тайном разрушительном участии сионизма в мировой истории… в целях создания пресловутой господствующей нации. Вскоре, собрание разделилось на два лагеря. Поляки примитивно свели дебаты к территориальным претензиям к русской стороне.

Из столовой неожиданно прибыл Игорь. Вид у него был натруженный и озабоченный. Очки, подремонтированные ещё дома в Свердловске, с помощью синей изоляционной ленты, запотевали, поэтому он постоянно снимал и протирал их. Фартук жирно блестел, противно попахивая. Игорь был чем-то взволнован и хотел поговорить с нами. Но ему не удавалось встрять в коллективную историческую разборку со своим мелким кухонным вопросом. Закурив и выждав благоприятный момент, он с трагическим видом известил русскую и польскую стороны о ситуации на еврейской кухне. Из его доклада и по его потно-замызганному виду мы поняли, что работники общественного питания оказались не готовы к такому количеству гостей-едоков. Они едва успели управиться после обеда, как толпа привалила на ужин. С его слов, шахтёр Паша, как кухонный работник, совершенно неприспособлен к такому лагерному режиму работы. Якобы, он не поспевает, постоянно жалуется на жару, тоскует по сибирской шахте и жене. Свой доклад Игорь закончил неутешительным, но реалистичным прогнозом. Если продолжать кухонные работы в прежнем составе и темпе, то они с Пашей вряд ли и до утра перемоют эти горы посуды. А предполагается, что это ещё не все детки приехали.

Его предложение доложить боссу о ситуации, и сообща предпринять что-то, насторожило и отрезвило трудовой коллектив. Собрание поспешно самораспустилось, все спешно разошлись по комнатам. Перспектива быть причастным ещё и к проблемам кухни не радовала никого. Игорю же не терпелось выплеснуть всё накопившееся нам и босу, и в этом ему нужна была помощь. Так как коллектив, сославшись на усталость, не проявил признаков пролетарской солидарности, то Игорь робко попросил меня пойти и объясниться с шеф-поваром. Прямо сейчас!

Я ответил, что сегодня я уже достаточно объяснялся с самим боссом. Болит живот, хочется спать, и вообще… Начинаю скучать по Нью-Йорку.

Следующий день прошел в плотной рабочей суете. Везде срочно что-то передвигалось, доделывалось, убиралось. Ощущалась натянутость отношений. Контакты с боссом свелись до минимума, и причиной тому была не только его занятость. Молодой управляющий Беня весь день суетился с нами, но был более осторожен и внимателен. Видимо, босс приказал ему наблюдать за поведением и настроением работников и докладывать о замеченном.

Во время обеденного перерыва я встретил Пашу незанятым. Он как-то грустно отдыхал, слонялся в нашей барачной столовой. На мой вопрос, как поживает, он кисло отшутился и попросил подстричь его.

Вечером, после работы, мы нашли место в сторонке — и я стриг его заросшую головушку. С Пашиних слов, последний раз он стригся еще дома, в Сибири. Я стриг его и слушал. Настроение у бывшего шахтёра — упадническое, силы покидали его, а кухонная работа вызывала аллергию. Температурные условия и темпы работы, оказались непосильными для Паши. А сегодня, вероятно от жары, пошла носом кровь, и шеф-повар отпустил его с Богом. Паша выражал готовность получить расчёт за отработанные им дни и съехать.

Я пытался объяснить ему, что съезжать следует, когда есть куда и с чем, а не в его положении. Мои советы, поработать еще 2–3 недели, и лишь с пятью-шестью сотнями дергаться куда-то, — не воспринимались. Парень-пенсионер был аккуратно подстрижен, но морально и физически сломлен.

В Пашиной истории я видел Америку глазами незадачливого гостя из России. Грустно, но не смертельно. Можно и нужно сопротивляться. Жизнь в советской Сибири приучила его к иным ценностям и человеческим отношениям. Здесь же ценность номер один — Доллар, и все человеческие отношения круто замешаны на нём. До смешного просто: прилететь сюда из России или Украины и начать называть себя не Сашей, Лёшей, Максимом, а — Алексом или Максом, поменять одежку, «украсить» свою речь десятком английских слов, половина из которых нецензурные. Несколько сложнее — найти своё место в чужой жизни-марафоне, и в приемлемом для себя темпе и ритме двигаться к поставленным целям, оставаясь собой.