Борис Полевой - Силуэты

• Название: Силуэты
• Автор: Борис Полевой
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1974

В книге тридцать пять новелл о людях, с которыми автору довелось встретиться в годы войны и впоследствии, во время его многочисленных поездок по стране и за рубежом. Это поэты, писатели, актеры. Рассказы о них иногда становятся литературными портретами, иногда это — короткое воспоминание о каком-то интересном эпизоде, а порой — легкий силуэт. В книге четко намечены две темы: минувшая война и борьба за мир.

Герои Б. Полевого — это те, кто не жалел своих сил и жизни в годы войны, и те, кто последовательно и самоотверженно борется сегодня за мир на земле.

---

Слава Робсона-вокалиста, Робсона — драматического актера, Робсона — исполнителя негритянских песен увеличивалась, как ком снега, сорвавшийся в весенний день с нагретого солнцем горного склона и вырастающий в буйную, могучую лавину.

Но это не вскружило голову молодому тогда артисту. Потомок славного Сайруса Бастилла, сын раба, непримиримый враг колониализма, этого отвратительнейшего пережитка минувших веков, он через африканских студентов, обучавшихся в Англии, укрепляет духовную связь с родиной своих предков, с порабощенными народами Африки. Он встречается и заводит дружбу с индийскими борцами за освобождение. В годы борьбы испанского народа с фашизмом он устремляется в Испанию. И чем больше втягивается Робсон в борьбу за действительное равноправие негров в Соединенных Штатах, тем большую ярость вызывает в нем колониальное угнетение вообще, тем чаще, тем пристальнее взор его обращается к Советской стране, где коммунисты создали небывалое еще в мире братское содружество больших и малых народов.

В 1934 году Робсон приезжает к нам и, вернувшись из гастрольной поездки в западный мир, заявляет, что в Советском Союзе он «…впервые ходил по земле с подлинным чувством человеческого достоинства».

Поль Робсон знает нашу страну не понаслышке. Во время поездок по ней он не только пел — он встречался со множеством советских людей разных профессий. Он разговаривал с рабочими в цехах, сердечно беседовал с артистами, писателями, общественными деятелями, изучал наши порядки. И именно то, что он увидел у нас своими умными, проницательными глазами, само наше социалистическое бытие сделало его другом Советского Союза, другом советских людей.

Из Европы он возвращался на родину в конце тридцатых годов как триумфатор. С успехом выступает с самых больших эстрад. Тысячи и тысячи рабочих проделывают порой сотни километров для того, чтобы послушать его пение, побеседовать с Большим Полем, как они называют его. Напетые им пластинки раскупаются нарасхват. Владельцы радиокомпаний считают весьма выгодным включать его выступления в программы концертов. Большой Поль — любимый гость в индустриальных городах, на рабочих окраинах. Но… всегда это «но», которое так мешает жить простым людям в капиталистическом мире.

Был когда-то в Соединенных Штатах некий конгрессмен по имени Джим Кроу. После опубликования проекта закона об освобождении негров он тут же яростно выступил с требованием изолировать их в принудительном порядке. Это был такой свирепый мракобес, что все отвратительные проявления расизма в Соединенных Штатах и поныне зовут системой Джима Кроу, а в просторечии, для краткости, и просто Джим Кроу. Так вот, во время войны, когда тысячи и тысячи негров храбро сражались в рядах армии Соединенных Штатов.

Джим Кроу притих. Но кончилась война, негры-солдаты сняли форму, и он снова поднял голову. Мог ли он стерпеть, чтобы в Соединенных Штатах жил негр, пользующийся в стране такой огромной популярностью и авторитетом? Мог ли он допустить, что могучий голос американского негра звучит по всему миру, разоблачая колониализм, отвратительный расизм, существующий на Юге США, зовя народы к взаимопониманию, к миру во всем мире?

Поля Робсона пробуют купить. Ему сулят «золотые контракты», «золотые диски», но лишь мелкие людишки вроде Говарда Фаста, годами скрывавшие свою душу иуды, способны за тридцать сребреников в твердой валюте продать свой талант, свои былые убеждения, предать свои книги и людей, которых они называли друзьями. Поль Робсон гордо отверг все посулы. Он пренебрег богатством, чтобы остаться борцом среди борцов.

Ему советуют в самом сочувственном тоне: дескать, желая вам добра, хотим предупредить, что вы можете дорого заплатить за свое упрямство.

Потомок славного борца за независимость Америки на эти угрозы гордо отвечает:

— Не пугайте. Нет.

Тогда Джим Кроу, облеченный на этот раз полномочиями чиновника госдепартамента, запретил ему выезд за границу. Впрочем, нет, не запретил. В Северной Америке не выносят слово «запрещать». Ему отказали выдать заграничный паспорт. Одна из крупнейших западных киностудий приглашает Поля Робсона сниматься в фильме — отказ; всемирно известное гастрольное бюро предлагает совершить турне по Европе — отказ; избирают на Всемирный конгресс Сторонников Мира, одним из учредителей движения которых он является, — отказ.

Артист до мозга костей, видящий смысл жизни в том, чтобы щедро отдавать людям свой редкий дар, свое искусство, он из писем и телефонных звонков знает, как ждут его во всех странах. Он вновь идет в госдепартамент. Ссылается на конституцию, на американские традиции. Джим Кроу вежливо улыбается: конституция, традиции — все это, конечно, так. Пусть мистер Робсон изменит убеждения, отмежуется от друзей, откажется от своих выступлений в защиту мира, против колониализма, против расовой дискриминации, тогда двери во все страны откроются перед ним.

Снова звучит могучее: нет!

Ах так, упорствуете? И эстрады на родине одна за другой закрываются перед ним. И опять не произносится слово «запрещено». Просто Джим Кроу делает так, что предоставлять концертные помещения для Поля Робсона становится небезопасным для их владельцев. После знаменитого концерта в Пикскилле, где куклуксклановцы пытались линчевать певца, даже профсоюзы боятся приглашать его. И вот один из величайших артистов, которому гастрольные бюро предлагают выгоднейшие контракты, вынужден постепенно расстаться с тем, что было нажито в лучшие времена. Робсоны продают домик, отказываются от машины. Джим Кроу посмеивается:

— Уж мы тебя доконаем.

Лишенный возможности петь, артист задыхается. Чтобы не дать своим мучителям похоронить голос, он выступает по воскресеньям в маленькой негритянской церкви в Гарлеме. Ее прихожане — грузчики, лифтеры, ночные уборщики, чистильщики сапог — бедные люди. Они не могут оплатить концерт. Но зато какие это благодарные, музыкальные, отзывчивые слушатели. С откровенным простодушием они благоговейно плачут, слушая, как Большой Поль поет им псалмы, знаменитые спиричуалс, — негритянские народные песни на библейские темы, песни мира.

Но Джим Кроу проникает и сюда. На этот раз в виде агента страховой компании.

— У вас, кажется, поет Робсон? — спрашивает он руководителей религиозной общины. — Да, да, конечно, церковь — дом божий, нельзя вмешиваться в церковные дела. Но я, к сожалению, должен предупредить вас, господа, что, если этот парень будет продолжать у вас петь, страховая компания будет вынуждена погасить ваш полис. Ведь церковь в любую минуту могут поджечь, а компания не хочет рисковать своими денежками.

Так душат великого певца за его убеждения люди, которые, вероятно, очень любят поболтать о свободе творчества, о демократии, об отсутствии цензуры.

В Римской империи неугодных прибивали гвоздями к крестам. В древней Японии их клали на землю и давали росткам бамбука прорастать сквозь их тело. Египетские фараоны приказывали опрокидывать на грудь инакомыслящих людей горшок, под который сажали живую крысу, и та, ища себе выход, прогрызала их тело. Джим Кроу придумал для великого певца пытку куда изощреннее, — пытку молчанием:

— Меняй убеждения или хорони голос и умирай для искусства.

Но и это не сломило Робсона. Он не отказался ни от своих убеждений, ни от своих симпатий, ни от своих друзей, ни от своей борьбы. Мы первый раз были в гостях в его гарлемской квартире на исходе 1955 года, когда великий певец с трудом находил возможность выступать уже и в церквах. Он был похож на прикованного Прометея, Поль Робсон. Злые вороны терзали его грудь, но дух его оставался воинствен и крепок…

Я познакомился с ним в Москве задолго до этой встречи, мы писали друг другу. Теперь я жадно наблюдал его. Нет, вороны не сломили его волю. По-прежнему поражало в нем это сочетание физической силы с мягкостью движений, громадный, рокочущий даже в обычном разговоре бас, рокочущий, я бы сказал, с застенчивой деликатностью. В карих глазах, которые светлее кожи лица, как и всегда, жил мягкий юмор, светились доброта, благожелательность.

— Да, они надругались над американской конституцией, над законами Томаса Джефферсона, но они ничего не добились и не добьются. Во всем мире и в особенности у вас, в Советском Союзе, у меня столько друзей, что я никогда не чувствую себя одиноким, — рассказывал он. — Вот и теперь я только что вернулся из госпиталя и, как видите, еще слаб. И вдруг утром телефонный звонок. Тоненький голосок по-русски: «Дядя Павел, мы слышали, что вы были больны, и очень беспокоимся. Как ваше здоровье?»

— Кто это говорит?.. Оказывается, по поручению своих школьных подруг звонит девочка. Откуда бы вы думали? Из Алма-Аты. Я посмотрел на глобус — это было на противоположной стороне земного шара…