Жан-Пьер Неродо - Август

• Название: Август
• Автор: Жан-Пьер Неродо
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2003
• ISBN: 5-235-02564-4

Книга французского ученого Ж.-П. Неродо посвящена наследнику и преемнику Гая Юлия Цезаря, известнейшему правителю, создателю Римской империи — принцепсу Августу (63 г. до н. э. — 14 г. н. э.). Особенностью ее является то, что автор стремится раскрыть не образ политика, а тайну личности этого загадочного человека. Он срывает маску, которую всю жизнь носил первый император, и делает это с чисто французской легкостью, увлекательно и свободно. Неродо досконально изучил все источники, относящиеся к жизни Гая Октавия — Цезаря Октавиана — Августа, и заглянул во внутренний мир этого человека, имевшего последовательно три имени. Книга снабжена богатым иллюстративным материалом. Перевод осуществлен по изданию: Jean-Pierre Neraudau. Auguste. Paris. Les Belles Lettres, 1996.

Ouvrage publié avec l'aide du Ministère français chargé de ia Culture — Centre national du livre.

Издание осуществлено с помощью Министерства культуры Франции (Национального центра книги).

---

В этой системе запретов, относящихся к поведению во время зрелищ, выразилась вся социальная политика Августа и вся насаждаемая им мораль. Если мы еще вспомним, что в театре сенаторы всегда садились в орхестре, а всадники занимали 14 следующих рядов, то нашему взору предстанет картина строго разделенного общества, в котором каждому в зависимости от общественного положения, возраста, половой принадлежности, заслуг, семейного положения, манеры одеваться и умения держать себя отводилось свое определенное место. В театре или цирке можно было воочию увидеть, что такое общественное согласие, и наслаждаться им в такой же мере, как и самим зрелищем.

Развлекаться следует не теряя достоинства, проповедовал Август и первый показывал тому пример. В Большом цирке он с семьей всегда занимал особую ложу, по случаю празднества украшаемую статуями богов. Иногда он смотрел представление отсюда, иногда предпочитал устроиться в одном из домов, расположенных рядом с цирком и принадлежавших кому-нибудь из его друзей или отпущенников. Если он уходил с представления до его окончания, непременно просил его извинить, если же оставался, наблюдал за действием очень внимательно. Он хорошо помнил, какое раздражение вызывала в горожанах привычка Юлия Цезаря во время представления читать или писать письма. Впрочем, ему не приходилось себя принуждать, потому что, по собственному его признанию, он любил смотреть на игры, особенно на состязания борцов (Светоний, XLV). Даже болезнь не мешала ему присутствовать на играх — в этих случаях он просто смотрел на происходящее лежа в носилках.

Но никакие усилия Августа насадить мораль не могли иметь успеха в обществе, которое эту мораль отвергало. Известно, что актеры всегда считались в Риме низким сословием и не пользовались гражданскими правами. Август, хоть и не сделал их гражданами, все же заметно смягчил законы, регламентирующие отношение к актерам. Некоторые из них, пользуясь популярностью не меньшей, чем у нынешних кинозвезд, порой позволяли себе забыться. Так, некоему Стефаниону прислуживала за столом матрона, остриженная под мальчика. Август сурово наказал Стефаниона, приказав высечь его во всех трех римских театрах. Но никакая порка не могла заставить горожан забыть, что римская матрона не только согласилась на позорное переодевание, но и впала перед актером в добровольное рабство.

Даже высшее общество насмехалось над устаревшей моралью и не желало видеть в былых доблестях мерило ценностей. Очень скоро Август убедился, что идеалы мужества подверглись необратимому разрушению. Однажды Азиний Поллион обратился в сенат с жалобой на то, что его внук Эзернин во время Троянских игр упал и сломал себе ногу. Август очень дорожил этой старинной забавой, позволявшей мальчикам из лучших семейств блеснуть ловкостью и сноровкой, но после случая с внуком Поллиона ему под давлением сенаторов пришлось отменить эти игры. За несколько лет до этого произошел еще один подобный случай. Другой мальчик, по имени Ноний Аспренат, тоже получил во время игр травму, и Август в качестве утешения подарил ему золотой ошейник и повелел ему и его потомкам впредь именоваться Торкватами. Прозвище Торкватов (от латинского torques — ошейник) издавна носило известнейшее в Риме семейство Манлиев, обязанное им одному из своих далеких предков, который в поединке сумел сорвать с галльского воина его ошейник. Поистине, заслуга юного Нония Аспрената по сравнению с этим древним подвигом выглядела смехотворной. Как ни старался Август, ему так и не удалось возродить былую римскую славу, — может быть, по той простой причине, что эта слава существовала лишь в виде поучительных легенд, а современный ему Рим решительно отказывался выслушивать чьи бы то ни было поучения…

Если коротко суммировать все сказанное, то придется признать: дело Августа свелось в основном к тому, что он умело прикрыл мрамором иллюзий суровые кирпичи реальной жизни.

Военное могущество

Но с особым тщанием Август следил, чтобы не выплыла наружу самая основа его власти, состоявшая в военном могуществе, о грозной силе легионов ни на миг не забывал ни один из его подданных. К концу жизни принцепса безопасность империи обеспечивали 25 легионов, численность которых вместе с конными соединениями составляла 150 тысяч человек. Все они подчинялись своим военачальникам, а через них — непосредственно Августу. Это была профессиональная армия, формируемая на добровольной основе и главным образом из граждан. Но добровольцев под военные знамена толкал отнюдь не патриотизм, а прежде всего соображения материальной выгоды. Поэтому Августу, мечтавшему о воссоздании старой армии Древнего Рима, с доблестью пронесшей по миру римское право и римскую культуру, за отсутствием патриотического порыва пришлось завести в войсках суровую дисциплину. Примерно равную по численности личного состава силу представляли вспомогательные войска, набираемые из населения провинций, не имевшего гражданских прав.

В самой Италии ни легионы, ни вспомогательные корпуса никогда не стояли. Однако Август позаботился о создании почетной гвардии, в которую вошли бывшие республиканские военачальники, а также особой «преторианской» гвардии, насчитывавшей 4500 воинов, поделенных на девять когорт и усиленных конными отрядами. Эти формирования подчинялись двум командирам, именуемым «префектами претории». Август всячески старался затушевать революционный характер своих военных преобразований: в Риме по его приказу были расквартированы только три когорты, причем не в казарме, а на частных квартирах, по несколько человек на квартире, а остальные размещались в казармах, выстроенных в близлежащих городах. Он не случайно ограничил число когорт девятью. Дело в том, что обычный легион состоял из десяти когорт, а Август ни в коем случае не хотел допустить разговоров о том, что он держит в Италии легион. Но разве могли эти предосторожности обмануть хоть кого-нибудь? Каждый житель Рима прекрасно понимал, что, случись в городе волнения, преторианские когорты немедленно вмешаются и подавят их в зародыше.

Преторианцы в любую минуту были готовы прийти на помощь воинам четырех городских когорт, набираемых из римских граждан и призванных следить за общественным порядком. Они подчинялись так называемому городскому префекту. Военную службу несли в городе также семь когорт караульщиков, которые набирались из рабов и вольноотпущенников. Под командованием префекта ночной стражи они следили за пожарной безопасностью и обеспечивали порядок на ночных улицах. Таким образом город оберегал свой покой от всевозможных неприятностей, какими чревато скопление в одном месте почти миллиона человек: и от огненной стихии, и от собственных страстей.

Наконец, за личной безопасностью принцепса следила особая охрана, состоявшая из 500 воинов-германцев, по преимуществу батавов, — своего рода прообраз королевской швейцарской гвардии во Франции старого режима или наполеоновских мамелюков.

Как ни тщился принцепс мира скрыть сущность своей власти, каждому было очевидно: он создал военный режим. Впрочем, так ли уж он это скрывал? Установленный им мир нуждался в строгом надзоре, и никакая иллюзия мягкости не могла поколебать всеобщей уверенности в том, что страной правит твердая рука, способная пресечь любую попытку нарушить устоявшийся порядок.

Вот такое наследство и получил Тиберий. Теперь ему предстояло доказать армии и сенату свое право распоряжаться им.

ЭПИЛОГ ПЬЕСЫ

Сразу после кончины Августа Тиберий. обратился с воззванием к легионам. Первыми клятву верности ему принесли преторианские когорты. Вскоре их примеру последовали консулы, префект претории и префект продовольственного снабжения. Оставалось заручиться поддержкой сената.

Для этого прежде всего следовало вернуться в Рим. Туда же с частыми остановками, по ночам — из-за жары — везли тело Августа. В Бовиллах — на родине Юлиев — печальную заботу об останках принцепса взяли на себя римские всадники, которые и доставили их в Рим. Тело поместили в вестибуле его собственного дома.

На следующий день, 4 сентября, Тиберий, пользуясь своим правом трибуна, собрал заседание сената. На повестке дня стоял единственный вопрос — о погребении Августа. Весталки вручили собранию хранившееся у них завещание. Оно представляло собой две тетради, заполненные частично рукой Августа, частично — двумя из его отпущенников, и три или четыре запечатанных свитка. Вольноотпущенник Августа зачитал завещание[294]. Главными наследниками принцепс объявлял Тиберия и Ливию, которую он посмертно удочерил с тем, чтобы отныне она именовалась Юлией Августой. Затем упоминались кровный сын Тиберия Друз и его приемный сын Германик, родственники и друзья и следовали распоряжения о подарках народу, преторианцам, воинам городских когорт и легионерам. Далее излагалось подтверждение запрета хоронить обеих Юлий в мавзолее Августа (Светоний, CI). Исполнителем завещания назначался муж Антонии Старшей Домиций Агенобарб[295].