Неизвестно - Сергеев Виктор. Луна за облаком

• Название: Сергеев Виктор. Луна за облаком
• Автор: Неизвестно
• Жанр: Прочая старинная литература

---

— Мы только что наблюдали весьма впечатляющий экспери­мент,— говорил иркутский представитель. — Безусловно, в нем за­ложены определенные творческие концепции, которые в будущем сулят... Э-э... их авторам... Но, как вам известно, наше строительство не является полигоном для всякого рода испытаний. Я даже не резер­вирую за собой право высказаться еще раз и сегодня же вылетаю в Иркутск. Я настаиваю на бетонировании с подогревом плиты роствер­ка, как и предусмотрено во всех технических условиях.

Толстый, лысеющий инженер из красноярского «Промстройпро- екта» делал записи в блокноте и, казалось, сочувственно поглядывал на Трубина. Но и он сослался на то, что бетонирование без подогрева плиты всесторонне не проверено, еще неизвестно, как будут вести себя все эти опоры и фундаменты в летнее время, что от бетона всегда можно ждать разных каверз.

— Вам известно,— сказал Трубин,— что мы уже забетонирова­ли триста кубометров фундаментов без прогрева плиты?

Иркутянин вытер со лба пот и тяжело вздохнул:

— Напрасно поспешили, молодой человек. Мы отказываемся подписывать процентовки. Пусть сделанную вами работу оплачива­ет ваш трест.

«Белые валенки» уже проявляли нервозность, и было видно, что убедить иркутянина в полезности бетонирования без подогрева не удастся.

Самые наихудшие предположения Бабия сбылись. «Слишком уж легко шел к нам успех,— думал Трубин.— А легкого в жизни ничего нет. Вот и первое препятствие...»

Ночь у Трубина прошла без сна. Ворочался с боку на бок, думал: «Неужели ошибся? Не должно бы. А если заказчики все же не под­пишут процентовку? Тогда банк прекратит финансирование. А даль­ше? Рабочие останутся без зарплаты. Кто за все это ответит? Ясно— кто. Так можно угодить и под суд. Поторопились, явно... Но ведь сам Шайдарон сказал: «Осваивайте бетонирование без прогрева». Вот и освоили... А теперь триста кубометров на моей шее».

Под утро он забылся. Ему снилось, что он в кабинете Шайдаро- на. Клинышек бородки прыгал перед глазами. Шайдарон не то пел, не то ругался. Трубин вдруг увидел себя в зеркале. Он был так же, как и прежде, побрит и надушен и все тот же безупречный костюм был на нем, но странное дело, он не имел прежней внутренней силы, все тело, как ватное... и все на нем казалось смешным и никому не­нужным. Ему подумалось, что он просто жалок в этом безупречном костюме.

С Шайдароном удалось встретиться лишь в конце дня.

— Знаю, знаю,— заговорил тот сразу, едва Трубин переступил порог кабинета. — Хорош, ничего не скажешь1

Озен Очирович постукивал пальцами по столу, клинышек бо­родки был неподвижен. Непонятно: сердился он или нет?

— Садись. Выкладывай.

— Вот так получилось... Хотелось, как лучше. — Трубин вздох­нул, полез за папиросами.

— Побили тебя заказчики? На попятную пойдешь?

У Трубина отлегло от сердца. Если Шайдарон так заговорил, то ночные страхи можно выкинуть из головы.

— Проверено же все, Озен Очирович! Несколько раз...

— Уверенность есть?

— Само собой.

— Если никакой ошибки нет... А все говорит за то, что ее нет. Тогда никто нам не страшен.

— А что делать сейчас?

— Я послал запросы в Иркутск и Красноярск. Посмотрим, что они ответят. А пока... Сам-то ты, как думаешь? Триста кубометров нашлепали. Продолжать или остановиться?

— Надо поговорить с бригадой Бабия. Они же останутся без

зарплаты.

— Без зарплаты не останутся. Что-нибудь придумаем.

— Если так, то надо продолжать,— сказал Трубин, чувствуя, что только такого ответа ждал от него Шайдарон.

Черс-з неделю был получен ответ из «Промстройпроекта»: разо­брать все фундаменты, бетонирование вести строго по существую­щей технологии. А вскоре пришло письмо и из «Востсиборгтехстроя»: продолжайте опыты...

Вот тебе раз! Какому богу молиться?

Шайдарон и Каширихин, забрав полученные бумаги, уехали в обком партии. Отдел строительства обкома, обсудив положение, вы­нес решение: создать специальную комиссию с участием заказчика для проведения новых опытов и установления целесообразности про­грева плиты.

Поздно вечером Шайдарон собрался было домой, как в кабинет постучали и зашла Догдомэ.

— Извините, Озен Очирович,— сказала она.—У меня к вам не­отложные дела. Можете принять?

— Да. конечно. Не случилось ли чего?

— Как сказать...

— Вот не хватает еще только этого. — На лице Шайдарона поя­вилось выражение досады.

— Нет. нет, успокойтесь, Озен Очирович. Вы подумали о произ­водственном травматизме? Не-ет, у меня личное.

— Личное? Садись, рассказывай, что у тебя.

— Видите ли... я надумала уволиться и уехать.

— Вот как!— Шайдарон от неожиданности откинулся на спин­ку стула. Снял очки, снова надел. — Какая тебя муха укусила? Если не устраивает общежитие, то я же обещал тебе к весне дать комнату.

— У меня не эта причина.

— Не нравится должность?

— От должности я не в восторге, но и это не имеет прямого отношения к моему увольнению. У меня сугубо личное. Видите ли... Просто личное.

— Здоровье, что ли?

— Не-ет. Видите ли... Ну, как... Сказать, конечно, можно. Дело в том. что я... Я впервые... Никому никогда не говорила. Но мне не повезло. Мои чувства... вот так уж... не вызвали ответных чувств. Он ничего не знает об этом. Да так и лучше.

Шайдарон шутливо замахал руками:

— Что ты! Что ты! Как это можно? Пойди и скажи... Подо­жди. Что это значит — уволиться и уехать? Не объясниться, ничего не узнать. Просто не серьезно. Если он — хороший человек, тем бо­лее, надо сказать.

— Поздно что-либо говорить, Озен Очирович.

— Поздно? Почему?

— Ну вот так уж...

— Гм. Что же нам делать?— Шайдарон снял очки, подумал, по­жевал губами. — Знаешь ли, Чимита... Не надо уж так сильно пере­живать. Ты молода, встретишь другого хорошего человека... Но за­чем же уезжать? Какой комбинат мы здесь строим! Это же...

— По службе мы вынуждены с ним встречаться чуть ли не каждый день. Я больше не могу. У меня нет сил. Моя любовь бес­сильна, и она ничего не несет мне, кроме горечи и разочарования. Поймите меня...

Шайдарон закрыл глаза, потер виски пальцами, что-то сообра­жая.

— Так уж и бессильна твоя любовь? Ох уж эта категоричность! А впрочем, конечно... М-да. Жалко. Не хотелось бы с тобой расста­ваться. Что же нам делать? Что? Никак не ожидал. Думал, вот ка­кая счастливая у меня Чимита. Инженер. Красивая. А что? Д-а. А тут — на тебе! Не ожидал. Думал, отбоя от женихов не будет. Как же это? Кто он?— Посмотрел пристально на нее, подумал. Щеки вдруг побледнели и чуть дрогнули губы. —Уж не Григорий ли Алек­сеич твой избранник? А?

Она кивнула. Глаза были полны слез и, когда она их закрыла, слезы покатились по щекам.

Шайдарон встал, отошел к окну.

— Я уезжаю в Хабаровск, Озен Очирович. У меня там знакомые, кое-какие связи. Устроюсь. И с жильем как-нибудь... Первое время у подруги. Вместе учились в институте. Я с ней списалась. Она зо­вет.

— Мало ли что... «зовет». Выдумала!

— Так всем нам будет лучше.

— Кому это «всем»? Тебе? Мне?

— Отец этой подруги доктор технических наук...

— Ну и что?

— Он автор учебника «Железобетонные и бетонные конструк­ции». Я покажу ему расчеты Трубина. У него при институте лабора­тория. Добьюсь, чтобы он провел опыты и тогда...

— Фамилия?

— Кожанов. Дмитрий Степанович Кожанов. Может быть, вы его знали?

— Слышал о профессоре Кожанове. Слышал.

— Так вот я и говорю, что если провести опыты с участием Дмитрия Степановича... Он напишет в Москву — в Научно-исследо­вательский институт железобетона.

— А ведь это идея! Ей-богу. — Шайдарон отошел от окна. —И Григорий Алексеич будет очень рад.

— Я надеюсь, Озен Очирович, что наш разговор...

— Разумеется, разумеется! А все же очень жаль, что ты уезжа­ешь. Как было бы хорошо, если бы ты с заключением профессора Кожанова вернулась к нам. А? Хорошо, верно?

— Озен Очирович, я сама поговорю с Трубиным о тех бумагах... для профессора. Если бы я действовала через вас, для Трубина это было бы странным.

— Да, я понимаю. Ты скажешь ему о том, что уезжаешь насов­сем?

— Скажу, что уезжаю.

— Когда бы ты хотела уехать?

— Дня через два-три. Самолетом. Обстановка вынуждает меня спешить. Григорий Алексеич и так уж извелся с этими заказчиками.

— Заказчики эти... да. Мне все же не верится, что ты вот так просто уедешь. Не верится. Я не представляю. И не хочу представ­лять.

— Моя мать думала, что я вырасту красивой, спокойной и счаст­ливой. А ничего этого нет.

Он подошел к ней, взял ее за плечи и притянул к себе.

— Ну так уж и нет... Сказала... У тебя есть молодость и знания. А это — главное. Завтра я подпишу приказ. — Он подумал, передви­гая бумаги на столе, поднял на нее глаза. — Ты хорошая девушка. Я хотел тебе сказать, что со мной когда-то, очень давно, произошло нечто похожее на то, что вот сейчас с тобой. Несколько лет я помнил о той любви. Она очень медленно угасала в моей душе. А бывали та­кие минуты, когда любовь вспыхивала и освещала то прошлое, ко­торое, казалось, ушло из памяти, и тогда многолетняя давность ста­новилась как бы явью. Ну, это я тебе по-стариковски, так просто...