Иван Сербин - Собачий Рай

• Название: Собачий Рай
• Автор: Иван Сербин
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2003
• ISBN: 5-699-03072-7

Москву захватили стаи бродячих собак. Спастись от них невозможно: направляемые чьей-то злой волей, они с дьявольской изощренностью охотятся на людей. Парализованный город начинает жить по законам джунглей: новоявленные диктаторы, мародеры, убийцы получили свой шанс. Но не все согласны жить но правилам беспредела — банкир Осокин и выслеживающий его киллер, милиционер Волков и безымянный армейский капитан, пенсионер Гордеев и слепая девушка Наташа начинают свою войну, в которой одичавшие собаки далеко не самые страшные враги…

---

Капитан, держа автомат одной рукой, хватал детей за шиворот и рывком вытаскивал на поверхность. Внезапно за спиной полыхнуло, и тут же раздался жуткий полувой-полукрик. Капитан оглянулся. На том месте, где только что стоял «очкарик», отплясывала страшный танец пылающая кукла.

Бог его знает, что произошло, выронил ли Валера бутылку с уже зажженным фитилем или плеснул случайно смесью на себя, а после неосмотрительно щелкнул зажигалкой, а может, и сознательно вытащил из горлышка лоскут, стараясь запалить поскорее смесь, и, конечно, поджег пары, а затем и последнюю склянку, все еще покоящуюся в кармане, — это уже не имело значения. Пламя охватило его моментально, сожрав глаза, волосы и дыхательные пути. Он размахивал руками, не стараясь сбить пламя, а пытаясь сбросить его, отделаться хоть на секунду от лютой, сводящей с ума боли, метался по стоянке, а псы смотрели на него с удивлением.

Валера, тщедушный «очкарик», спасал им жизни ценой своей собственной. Капитан помог выбраться злобно сопящей «брыластой», и она едва не потеряла сознание, увидев собак. Последним вылез Гордеев.

— Все. Спокойно идем к дверям магазина, — сказал капитан. — Не бежим, идем! Смотреть под ноги.

Впереди, прихрамывая, шагал Гордеев, за ним семенила «роговая оправа», дети, за ними — Люда, «брыластая», и замыкал процессию капитан, держащий автомат наперевес.

Собаки оправились от удивления, когда колонна пересекла половину стоянки. Один из псов потрусил за капитаном. Тот выстрелил. Пес закрутился волчком, словно пытаясь укусить себя за хвост. И тут же остальная стая ринулась на людей.

— Бегом! — заорал капитан.

За его спиной двое громил уже раскатывали створки. Собачья волна надвинулась. Капитан отступал по шагу, стреляя очередями до тех пор, пока затвор не щелкнул сухо вхолостую.

Колонна уже втягивалась в фойе. Капитан оглянулся в последний раз, затем перехватил автомат за ствол. Даже если бы он побежал, собаки бы догнали его раньше. Используя автомат как дубину, он принялся наносить удары направо и налево, круша ребра, хребты, лапы. То и дело раздавался визг.

Острая боль огнем вспыхнула в правой ноге, капитан повалился на колено, попытался выпрямиться, но на нем уже повисли гроздью такой невероятной тяжести, что и не поднять. И тут же здоровый кобель прыгнул на спину, опрокидывая человека на асфальт.

К тому моменту, когда Дроздов, Тоха и Родищев выскочили на улицу, стреляя в крутящихся у самых дверей псов, и стая ретировалась под прикрытие темноты, капитан был уже мертв. Лицо и руки его были объедены до костей, от горла остались рваные, черные лоскуты. Камуфляжные штаны порваны, и из ног кусками вырвано мясо. Единственное, что хоть как-то уцелело, — торс, и то лишь потому, что его прикрывала толстая куртка.

Псы заливались из темноты яростно и хрипло.

Тоха подобрал автомат убитого. Тело капитана втащили в фойе, осмотрели карманы, достали документы, сняли часы, обручальное кольцо, нательный крестик.

— Надо будет отправить по месту службы, — сказал Тоха. — Крепкий мужик.

Дети сбились в кучу у касс, тут же стояли и взрослые — две женщины, совсем молоденькая девчонка и калека с изуродованной ногой, рукой, висящей на перевязи, и лицом, правая сторона которого была густо украшена багровыми рубцами шрамов.

Тоха подошел к ним, поинтересовался:

— Откуда?

— Школа-лицей «Знайка», — ответила преклонных лет дама в очках с роговой оправой. — Это…

— Я знаю, где это, — кивнул Тоха, указал на «роговую оправу» и калеку: — Вы и вы идете со мной. Остальные пока ждут здесь.

* * *

— Так из-за этой лахудры ты меня бросил? — злобно спросила Светлана, разглядывая побледневшую Наташу.

— Помолчи, — раздраженно попросил Осокин. — Не время и не место выяснять отношения.

События нескольких последних часов навевали на него все более мрачные мысли. Да и остальные приутихли. Бородатый Миша задремал, натянув куртку до самого носа и обняв свою тоненькую Марину, — несмотря на то что торговый зал неплохо отапливался, пол оставался холодным. И если поначалу это не очень досаждало, то сейчас люди начали мерзнуть. Да и проголодались все. На ужин каждому выдали по упаковке сухой корейской лапши, по булочке и по небольшому куску колбасы. Осокин, давно уже отвыкший от подобной пищи, хотел было отказаться, да «кашемировый» Лавр Эдуардович отсоветовал.

— Поешьте, — сказал он. — Это неплохой ужин. Через неделю будем радоваться постной каше и черной горбушке.

— Да перестаньте, Лавр Эдуардович, — отмахнулся Осокин. — Через неделю мы будем сидеть в своих квартирах, есть нормальную пищу и вспоминать этот супермаркет, как страшный сон.

«Кашемировый» улыбнулся и промолчал.

Теперь Осокина начал донимать голод. По залу плыл запах жарящегося мяса, и есть хотелось немилосердно. Привык каждый вечер плотно ужинать, и не корейским полуфабрикатом. Вчерашний ужин с англичанами показался ему пределом мечтаний. А ведь сколько оставил на тарелке! Мог бы доесть, а оставил. Он вздохнул. Впрочем, не только он. Теперь, когда сумерки сгустились и стали почти непроглядными, а во всем супермаркете осталось лишь три источника света — лампа у штабного стола, лампа в фойе у дверей и лампы в витринах колбасного отдела, освещающие печки барбекю, здесь, за холодильниками, темнота стала почти осязаемой. Ее можно было резать, намазывать на хлеб вместо масла и есть.

Во второй половине дня люди круглолицего угнали от метро пару автобусов и начали совершать рейды по району. Один автобус подбирал жителей, второй объезжал муниципальные учреждения, те самые, в которых сидели «большие люди». Вчерашним «неприкасаемым» вежливо предлагали «проследовать в безопасное место». Отказывавшимся отвешивали несколько увесистых оплеух, а затем повторяли предложение, подкрепляя его многозначительным щелчком автоматного затвора. В конце концов соглашались все. Ах, какие возвышенно-возмущенные речи произносились сегодня на московских улицах! Плевако, Цицерон и Медисон[1] позавидовали бы красноречию говоривших. Термин «права человека» звучал сотни раз в сотнях убедительнейших аргументов. Ответные речи камуфлированных были короткими, энергичными и неизменно сводились к нехитрой мысли: если бы собеседник заботился о правах человека вчера, ему не пришлось бы заботиться о спасении собственной шкуры сегодня.

Перепуганных чиновников грузили в автобус и свозили в «Восьмую планету». Слушая возмущенную тираду одного из вчерашних начальников, «кашемировый» покачал головой:

— Как странно устроен мир. Еще вчера я бы воспринял происходящее как фарс. Сегодня — как трагедию.

Они и тут старались держаться особняком, стремились подчеркнуть свое исключительное положение, садились в стороне, разбивались по «своим» кучкам, совещались о чем-то вполголоса. Закончилось это тем, что двое громил заявились в закуток и попросили особо красноречивых заткнуться при помощи резиновых дубинок. Привезенным позднее страстным шепотом объясняли, что громкие разговоры здесь не поощряются.

Лысоватый сотрудник Управления муниципального жилья спрашивал шепотом:

— Товарищ, вы кто? Вы кто, товарищ?

Бородатый Миша коротко и сочно отправил его по материнской линии. Патрульный Володя промолчал. Осокин вздохнул: «Какая разница?» Лавр Эдуардович дал более развернутый ответ: «Пуле, уважаемый, безразлично, у кого из нас седалище мягче».

После этого лысоватый окончательно утвердился в том, что он — наиболее важная фигура из всех присутствующих. Так он думал до тех пор, пока не привезли следующую партию — из префектуры. Среди чиновников оказалось особенно много пострадавших от собачьих клыков.

«Кашемировый» пожал плечами:

— Ничего странного. У большинства из них есть личные машины. Стоянка с трех сторон окружена парком, но, очевидно, соблазн был слишком велик.

Врач, осматривавший и обрабатывавший раны, узнал одного из чиновников, сказал негромко:

— Здравствуйте, Егор Петрович. Вы меня не узнаете?

— Конечно, я вас помню, — кроша от боли зубы, ответил тот. Обе ноги у чиновника были истерзаны в лоскутья. — Вы вместе с группой товарищей были у меня на приеме. В марте месяце.

— Верно, — согласился врач, доставая из кармана халата сигареты и закуривая. — Наверное, тогда вы помните и с какой просьбой мы приходили? Нет? Ничего страшного, я напомню. Мы просили префектуру выделить дополнительные средства на закупку необходимых медикаментов. И вы нам даже пообещали разобраться с этим вопросом, помните?

— Да, — затряс головой тот. — Но дело в том, что средства на медикаменты отпускает не префектура. Этим занимается непосредственно правительство. Утверждается соответствующая статья в городском бюджете… Я обращался с запросом… Честное слово, мне очень жаль.