Томаш Ржезач - Спираль измены Солженицына

• Название: Спираль измены Солженицына
• Автор: Томаш Ржезач
• Издательство: Прогресс
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1978

---

Солженицын на этой стройке, сидя на карнизе или высовываясь из окна, подолгу беседовал с Наталией Решетовской, которая всегда приносила ему что-нибудь вкусненькое. На свиданиях нельзя было его узнать. Как на всех заносчивых людей, несчастье оказало на него благое действие. Но главное — это дуновение ветра свободы и минувших лет…

Судьбы Решетовской и Солженицына с сего момента будут разворачиваться параллельно.

Если подойти с чисто географической точки зрения, то с 1941 года (хотя их разделяло немалое расстояние) они никогда не были так близки, как теперь, когда Солженицын арестован. Снова это была удивительная любовь… Короткие разговоры в комнатах для посетителей московских тюрем. Отправление посылок и ожидание писем…

Как сложилась судьба Ч. С.[21] (Решетовской) в период, когда Солженицын помогал укладывать паркет на Большой Калужской?

Наталия Алексеевна, чтобы быть ближе к мужу, переехала из Ростова-на-Дону — прекрасного, но все же провинциального города — в Москву.

Я помню, как в мае 1974 года в Цюрихе Александр Солженицын сказал мне:

«Вы должны понять, что, как только кто-либо бывает арестован, советские органы государственной безопасности запрещают ближайшим родственникам въезд в крупные города, особенно в Москву. Те, кто до ареста их родственника проживал в Москве, Харькове или другом подобном большом городе, немилосердно выселялись. В Казахстан. В Сибирь. На Дальний Восток…»

Наталию Алексеевну Решетовскую не преследовали, не заставили в Москве работать уборщицей или кондуктором троллейбуса. Она, как того сама хотела, поступила в аспирантуру при Московском государственном университете.

Если пользоваться терминологией Солженицына, Решетовская не простой Ч. С. Ее собственный муж дал о ней показания во время следствия, обвинил в антисоветской деятельности и полагал, что она будет арестована. Это подтверждает в своей книге и сама Наталия Алексеевна.

А пока что она сломя голову бегает по городу, достает продукты для своего любимого Сани и стремится уделить ему максимум внимания. Чтобы не предаваться грусти, она старается заполнить каждую минуту: усиленно работает над кандидатской диссертацией, подолгу сидит в читальне, пишет мужу письма, вместе с Кириллом Семеновичем, который старается развлечь ее и облегчить ей участь, в четыре руки играет переложения для рояля из бетховенских симфоний, ходит в театр, общается с друзьями. Кто не знал о ее внутренних переживаниях, мог позавидовать интересной и насыщенной жизни этой молодой советской женщины…

Любая стройка однажды кончается. И вот в один прекрасный день в окнах полукруглого дома на Большой Калужской появились стекла. Из них больше не высовывался человек в поношенном офицерском кителе. Что с ним?..

Ходили слухи, что все осужденные по статье 58‑й будут сосланы в Сибирь или даже за Полярный круг. Ничего подобного не произошло. По крайней мере с Солженицыным.

Он побывал в двух колониях — в Рыбинске и Загорске. Буквально рядом с Москвой. В Рыбинске он уже не занимался физическим трудом, а работал по специальности — учителем математики. «Работа здесь соответствует мне, а я соответствую работе», — писал он Наталии Алексеевне Решетовской.

В июле 1947 года (через два года и четыре месяца после ареста) он снова в Москве. Точнее: на окраине Москвы, в деревне Марфино. Она расположена по соседству с Останкинским парком, недалеко от знаменитой Всесоюзной сельскохозяйственной выставки; а сейчас на месте деревни стоит Московская телебашня.

Марфинская тюрьма — это старый и просторный монастырь. Солженицын опишет ее в своем романе «В круге первом». Большие помещения с высокими старинными окнами. Прогулки по липовой аллее. Свободное передвижение по всей территории тюрьмы. Письма, которые можно писать и получать. Почти регулярные посещения родственников.

Марфино — это в день:

«Четыреста граммов белого хлеба, а черный лежит на столах…

Сорок граммов масла для профессоров и двадцать для инженеров…»[22]

Нам это покажется мало? Вероятно, только нам, располневшим современным людям, которым врачи рекомендуют почти такие же порции жиров. Однако кто в Советском Союзе тех голодных послевоенных лет может сказать, что ежедневно получал двадцать или сорок граммов масла, почти полкило белого и вдоволь черного хлеба? (А хлеб у русских является основным продуктом питания.) Украинские или белорусские дети? Колхозницы, заменившие на работе своих погибших мужей?.. Нет, им это только снилось.

Марфино — это тюрьма, где есть…

«…математики, физики, химики, радиоинженеры, инженеры — специалисты по телефонной связи, конструкторы…»[23]

Где можно получить любую книгу из обширных фондов советских научных и университетских библиотек[24] и где в распоряжении ученого любая аппаратура, какая ему только может понадобиться.

Короче говоря, Марфино — это особая тюрьма, где собраны крупные специалисты: и провинившиеся, и невинно арестованные в суматохе тех трудных времен.

«Это был не только привилегированный, но и засекреченный лагерь, где специалисты работали над проблемами и заданиями особой важности» — так характеризует Марфино Михаил Петрович Якубович, который в этой главе книги предстанет в качестве одного из главных свидетелей обвинения. «Попасть туда, — говорит он, — было нелегко. Органы безопасности тщательно отбирали людей, которых туда направляли»[25].

Короче, это был лагерь особого назначения. С точки зрения арестованного, это был рай. На жаргоне заключенных его называют не поддающимся переводу и трудным для понимания странным словом «шарашка»[26].

В сущности, это «заповедник», где содержались крупные специалисты. Как же объяснить тот факт, что именно Александр Исаевич Солженицын попал в эту «шарашку» в Марфино, не только не будучи ученым, но не будучи и литератором (тогда он еще только начинал свои «литературные» опыты)?

Солженицын — тайный информатор лагерной администрации

Как же попал туда разжалованный офицер, осужденный за антисоветскую агитацию и попытку создания антисоветской группы, — всего лишь выпускник физико-математического факультета, непродолжительное время учительствовавший в деревне? Где искать ответ? Это весьма важно!

Исследуя прошлое Александра Исаевича, я встретился с непреодолимым противоречием: с одной стороны, незначительность самой персоны Солженицына, с другой — исключительная важность марфинской «шарашки» и других ее обитателей.

В Марфино, как рассказывает Панин, находились выдающиеся математики, проведшие в заключении самые горькие годы своей жизни; там был художник с таким известным именем, как Ивашев-Мусатов. А кто по сравнению с ним был Солженицын?

На счастье, и в этом мне помог сам Солженицын. В своей книге «Архипелаг ГУЛаг» он пишет, что сделался тайным сотрудником лагерной администрации и что он избрал для себя псевдоним Ветров. Правда, добавляет он, «никаких доносов я, конечно, не представлял».

Возможно ли это? Вот что рассказывает Михаил Петрович Якубович…

Чего не знает о лагерях он, то не заслуживает никакого внимания. Михаил Петрович Якубович — личность в подлинном смысле этого слова. Происходит он из старинной русской дворянской семьи. В юности он пренебрегает своим происхождением и активно участвует в революционном движении; в 1917 году Михаил Петрович — уже один из руководителей партии меньшевиков. Все крупнейшие революционеры — его личные знакомые, он работает в государственном аппарате молодой Советской республики. Но в сложных условиях того времени, в 1930 году, он попадает под суд как один из главных обвиняемых на процессе по делу Союзного Бюро меньшевиков. Он был осужден и более двадцати лет провел в лагерях и тюрьмах. Сегодня ему 84 года, однако он бодр и не утратил способности точно формулировать свои мысли; Михаил Петрович живет в Караганде — большом промышленном и административном центре.

Его суждения можно считать авторитетными…

— Михаил Петрович! Александр Солженицын утверждает, что в лагере его завербовали оперативные работники. Он избрал себе псевдоним Ветров, но никогда, подчеркивает он, не представлял никаких сообщений, ни на кого не доносил. Каково ваше мнение?

«Я провел в заключении много лет, и мне хорошо известно положение дел. Однако я не в состоянии представить себе такое благодушие, даже слабость органов ГПУ [М. П. Якубович пользуется старой терминологией тридцатых годов. — Т. Р.]. Я не могу предположить, чтобы они [сотрудники органов безопасности. — Т. Р.], получив от кого-либо согласие стать тайным осведомителем, допустили бы, чтобы он не представлял никаких сообщений…»[27]

Это не только слова человека, в совершенстве знающего дело, но и высказывание, имеющее совершенную систему доказательств.

Ты дал подписку? Пользуешься выгодами?