Райдо Витич - О чем молчит лед

• Название: О чем молчит лед
• Автор: Райдо Витич
• Жанр: Фэнтези

---

— Не могу, не можно так!.. — заплакала дева. — Погибнуть лучше, чем так-то опуститься!..

— Будь по-твоему, но знай, ты худо творишь.

— Я?!

Странник внимания на возмущение не обратил, засвистел своим что-то. Афину отпустили рядом с Дусой, наг ей на плеть кивнул:

— Придется тебе за сестру поработать.

— Не надо, Финна! — рванулась та к ней, умоляя, но дева глянула на нее недовольно и обвиняюще и подняла плеть. Странник же Дусу схватил, сжал в объятьях:

— Сестра твоя умна, помирать не желает…

— Лучше уж умереть!..

— Да молкни ты! — прикрикнула на нее Афина. — Из-за тебя все!

Дуса сникла, растерявшись, а пока достойный ответ на неправое обвинение искала сестра сеч своего друга начала. Не жалела его. То ли от страха, то ли от не правильности творящегося из себя вышла, била и Дусу кляла. Хуже не было слушать то, видеть, но не избежать выпавшего — наг крепко сторожит, за подбородок держит, заставляет смотреть:

— Гляди, — зашептал. — Сестра то твоя. Узнаешь?

Не узнавала. С ней ли она по ягоды в лес ходила, с ней ли секретами детскими делилась, одной ложкой из мисы хлебала, песни пела да в провалуше тайнами девичьими делилась?

— Довольно, — прервал экзекуцию. — Отдай плеть Аресу, — приказал Афине.

Так и сделала глаза пряча. Арес качнулся, забирая плеть и дева вдруг обняла его, зашептала каясь:

— Не я это, прости. Прости! Она все это, она!

Парень уставился тяжело на Дусу, и ясно стало — ненавидит, винит, не забудет. Обида в душу вошла — не вытравить.

Отчего то, отчего Афине верит? — дева не понимала. Происходящее ввергло ее в немоту разума и речи. Хотелось сказать, да нечего, хотелось оправдаться, а не в чем. Каждый видел что произошло, каждый слышал слова нага и понимать должен был, что он в наказании виновен, он то устроил… Но люд будто оглох и ослеп.

Не на Афину — на Дусу смотрели с неприязнью и презрением, ее обвиняли, ее кляли.

Непонятно. Страшно.

— Обидели тебя Арес, оскорбили. По что? Надобно правду вернуть, так?

Парень неуверенно кивнул.

— Кто виновен, тот твой. Верни ему удары. Смелей.

Парень на Дусу посмотрел:

— Она.

— Она?

Наг засмеялся:

— Мое лишь мне наказывать. Мадуса не полонянка, подруга моя, хозяйка твоя. Коргоной увенчана, королевой через то сделана. Ей миром править, а с ним тобой.

Дева от этих слов дернулась, возмутившись разом и на хозяйку и на подругу, и на выбор Ареса и на то, что наг ее выше всех поставил, на пустяке возвеличил, и тем как черту провел, разделив с родом, кровью родной, миром всем. Он там, она здесь. Он слаб и нагам подвластен. Творят те неправое, а Дуса с ними, заодно, раз подруга, раз коргоной Рарог увенчана. И дивьи теперь ворогами в умах полонян станут вместе с Дусой. И докажи обратное. Хотя видят же все, понимают — полонянка она как все здесь присутствующие и вольна не более чем Арес тот же.

— Вот за то тебя и посекли что сразу то не понял, подругу мою взглядами забижаешь. Должно ли на хозяйку так глядеть? На колени встань и покайся, моли ее о прощении…

— Не надо!..

— Полно, Мадуса. Сказал — будет. Каждый место свое знать должен. Понял ли ты в чьей власти и что делать надобно?

Арес голову склонил, не решаясь на колени встать так же как противиться приказу.

Афина зло на сестру уставилась:

— Нагайна ты, не люд!

— Что я сделала, Финна, за что клянешь?!..

Странник на одного нага глянул и тот хвостом по хребтине девы ударил, свалил на камни, шею обвил, сжимая. Захрипела та, пальцы о чешую царапая вырваться попыталась.

— Что ж вы делаете? — прошептала Дуса не в силах боле наблюдать, как тешатся навьи дети. Но кто б слышал ее.

— Забылась, Афина? — молвил Странник, в синеющие от удушья лицо девы поглядывая. — Разве ж сестра тебе Мадуса? Разве так тебе с ней обходиться должно?

— Нет! — захрипела та, сообразив, что от нее требуют.

— Говори, — милостиво кивнул.

— Прости меня Дуса…

— Не обижена я! Отпустите же ее!! — рванулась к сестре.

— Ну, ну, рано, — придержал ее наг. — Неправду Афина сказала — нет Дусы здесь. А кто перед тобой рабой стоит?

— Ма… Дуса… — захрипела.

— Кто она тебе?

— Хозяйка!..

— Помни о том крепко, — кивнул и головой качнул, приказывая отпустить деву. Хвост разжался и Афина уткнувшись от бессилия в камни и снег, застонала. Странник же на Ареса уставился выжидательно. Парень в снег на колено рухнул, как подкосило его и, голову склонил:

— Прости Мадуса, хозяйка, — прошептал, словами давясь.

Дуса зажмурилась, заплакала: как просто оказывается сломать человека, правь с кривдой смешать и последнюю за первую выдать. Али гордости нет у арьев, али законы предков забыли, страху и бесчестию подчинившись? Силу грубую навью почитая, себя и род свой позорят.

Да и она не лучше — игрушка в руках нага, воли и права лишенная, оскверненная и других сквернить позволившая. Как же выбраться из черноты нагами посеянной? Как не дать разрастись ей в умах и сердцах, не дать кровь, сердце, разум омрачить? Неужто перед силой навьей дух арий склонится? Али ослепли родовичи?

— Прощаешь? — улыбнулся хитро в лицо ей Странник.

— Не забижена, — буркнула отворачиваясь.

— То сейчас, — прошептал. — Срок дай, хлебнешь ты ненависти родичей и познаешь что они тебе, — и объявил Аресу. — Бери любого для ответа.

Парень, не глядя в сторону полоненных ткнул — палец на израненного мужчину указал. Того вывели под роптание и крики пленников.

— Верни ему обиду, — позволил Странник и, угадав возмущение Дусы, в губы ей впился, не давая вырваться наружу словам и крикам.

Целоваться со змеем на глазах всех и в то время когда невинного секут, то для девы худшим из испытаний пристало. В который раз умереть захотелось, и впервые обида шевельнулась: почто не убили ее родичи, почто отец с матушкой к бесчестью ее допустили, к чему растили и учили? Почто Волох молнией в грудь не ударил, Рарог к чему коргону свою вздевала? На то ли Дуса рожена, чтобы зрить как закон предков, мир Лады гибнет и переворачивается с ног на голову то, что ведала дева с детских лет? К чему жить поганого змея теша? Почто жива? Почто сестра родная на нее обижена, в чем винит и как может?

И кто подскажет, что делать, как остановить неправие? Как ржа железо уже ело оно души люда, как зараза распространялось и множилось. Глубока задумка навья, черна как их сердца, но и арий люд виновен не меньше нагов коль мрак со светом путать начал, силе грубой подчиняться, ломать себя и то что отцами и дедами взращено. Достойно радости переживали, почто в беде изменились?

И привиделась ей матушка жарким днем на поляне полной колокольцев веселых.

«Слушай меня дочь милая. Силой силу не поборешь. Тупик то: один силен, другой, и на кажного третий найдется боле крепкий. Победит кто умом и духом крепок, верой стоик. Не каждную битву выиграть можно, но не все проигрыши — проигрыши. Пока хоть один правый жив — правь жива и лада мирует. Крепись Дуса, помни былое, береги его и донеси до детей своих, каким мир наш был. Крутится колесо Сансары, вьет века и суть-и и приспеет время, вернет отжившее, возродит канувшее. Верь в то Дуса, не сдавайся, а коль сдашься, не только себя потеряешь, надежду других погубишь».

И исчезла.

Что то было: морок ли, видение? Матушка ли к ней в за правду приходила. Если так, что не иначе беда с ней приключилась.

— Мать Гея?! — рванула из пут навьев, из объятий худых.

Наг внимательно огляделся, глаза замерцали, зрачки звездами наслоенными стали. Зашипел и каким бы обернулся, теряя обличье человечье. Засвистел так, что притихли все вокруг, Арес плеть выронил, наги пленника иссеченного выпустили, оглядываться стали и шипеть. Расползлись с десяток в разные стороны, остальные полоненных в пещеру и за камни загнали.

Как всполошились, так и успокоились.

Шахшиман к деве повернулся, схватил, в лицо зашипел:

— Всех забудешь. Моя ты. Ни о ком ином думать не станешь, ни одного более не приветишь. Всех из души, ума вымету!

Перечить? Бесполезно и к чему что говорить? Не поймет змей — иными законами он мыслит, иначе живет.

Дуса голову опустила, упрямый взгляд пряча: молвить не стану, а знай все же — род свой не забуду, отца, матушку родичей милых пока жива величать стану. И закон предков как стоял правилом жизни, так стоять станет. Не свернешь ты меня змей, не оморочишь.

Нага то рассердило шибко. Закричал так, что камни со скал сыпнули и смолк тут же, успокоился, целовать опять начал пленницу свою, будто не было ничего. Но груб поцелуй и руки, что Дусу сжали жестоки, не мнут, рвут тело. Помутилось у девы в голове от боли, тогда только наг ее выпустил, на снег кинул. Кольцо вокруг хвостом свил и навис прошептав Дусе:

— Ласкова со мной будешь — мою ласку узнаешь. Перечить вздумаешь — боли напьешься и своей и чужой.